Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза
Шрифт:
Я уловил движение на западе. В сторону Твердеца плыла целая гряда жуткого вида грозовых туч, они рычали друг на дружку. Завертелась воронка смерча, отделилась от туч и поползла в сторону песчаной бури. Взятая решила не церемониться.
Но Твердец оказался упрямым, он наступал, несмотря ни на что.
– Эй, Костоправ! – крикнул кто-то. – Пошли.
Я посмотрел вниз. Фургоны уже преодолели худший участок оползня. Пора идти.
Из покрова грозовых туч вылетел второй смерч. Мне стало немного жаль солдат Твердеца.
Вскоре
До новых позиций мы добрались незадолго до заката. Наконец-то пригодная для человека местность! Настоящие деревья. Журчащий ручей. Те, у кого еще оставались силы, начали окапываться или готовить еду, остальные рухнули там, где остановились. Капитан не стал на нас давить. В тот момент лучшим лекарством был самый обыкновенный отдых.
Я заснул мертвым сном. На рассвете меня разбудил Одноглазый.
– Принимайся за работу, – сказал он. – Капитан велит развернуть госпиталь. – Он скривил физиономию, хотя и без того она была похожа на сушеную сливу. – Вроде к нам движется подмога из Чар.
Я застонал, выругался и встал. Каждый мускул одеревенел, каждый сустав ныл.
– Когда мы окажемся в очаге цивилизации, где есть таверны, напомни, чтобы я поднял тост за вечный мир, – пробормотал я. – Знаешь, Одноглазый, я готов подать в отставку.
– А кто из нас не готов? Но ведь ты летописец, Костоправ. Вечно тычешь нас носом в традиции. И прекрасно знаешь, что из Отряда можно уйти только двумя путями: мертвым или ногами вперед. Так что плесни себе водички на морду и принимайся за работу. А у меня есть дела поважнее, чем изображать няньку.
– Умеешь ты с утра развеселить.
– Да я само веселье.
Одноглазый топтался неподалеку, пока я пытался мало-мальски привести себя в порядок.
Лагерь постепенно оживал. Ворча и сквернословя, солдаты ели и смывали с себя пыль пустыни. Некоторые даже переговаривались. Мало-помалу войско восстанавливало силы.
Офицеры и сержанты осматривали склон, искали выгодные для обороны участки. Выходит, именно здесь, по замыслу Взятых, мы должны преградить врагу путь.
Место удачное: часть перевала, которому Лестница обязана названием, представляет собой подъем в тысячу двести футов, откуда открывается вид на лабиринт каньонов. Старинная дорога выписывает на склоне бесчисленные зигзаги, отчего издали смахивает на гигантскую кривобокую лестницу.
Призвав на помощь десяток солдат, мы с Одноглазым начали перемещать раненых в тихую рощу, находившуюся выше по склону и на порядочном удалении от возможного места битвы. Потратили час, устраивая их поудобнее и готовясь к приему новых калек.
– Что это? – вдруг спросил Одноглазый.
Я прислушался. Суета в лагере стихла.
– Что-то происходит, –
– Ты невероятно догадлив, – сообщил Одноглазый. – Наверное, прибыли люди из Чар.
– Пойдем взглянем. – Я вышел из рощи и зашагал вниз по склону, к палатке Капитана.
Вновь прибывших я увидел, едва миновал опушку рощи.
Их было около тысячи: половина – воины из личной гвардии Госпожи, в яркой форме, а остальные, очевидно, обозники. Цепочка фургонов и стадо скота порадовали нас куда больше, чем подкрепление.
– Сегодня вечером будет пир, – крикнул я спускавшемуся следом Одноглазому.
Радостная улыбка на его лице – явление столь же редкое, как и сказочный куриный зуб, и, без сомнения, достойное занесения в Анналы.
Вместе с батальоном гвардейцев к нам прибыл Взятый по имени Висельник, поразительно высокий и тощий. Голова у него была постоянно склонена набок, а шея распухла и посинела от объятий петли. На лице застыло выражение человека, умершего от удушья. Я предположил, что ему трудно говорить.
То был пятый увиденный мною Взятый – после Душелова, Хромого, Меняющего и Шепот. Крадущегося я не встретил, потому что не был в Лордах, а Зовущую Бурю так и не увидел, хотя она отступала вместе с нами. Висельник отличался от прочих Взятых – те обычно что-нибудь носили, пряча лицо и голову. Все они, за исключением Шепот, провели несколько веков в могиле, и это не пошло на пользу их внешности.
Душелов и Меняющий вышли поприветствовать Висельника. Капитан стоял неподалеку спиной к ним и лицом к командиру гвардейцев. Я приблизился, надеясь подслушать.
Гвардеец был угрюм, потому что оказался под началом у нашего Капитана. Никому из офицеров регулярной армии не нравилось получать приказы от заморского наемника.
Я бочком подобрался поближе к Взятым. И обнаружил, что не могу понять ни слова из их беседы. Они говорили на теллекурре – языке, умершем вместе с Владычеством.
Кто-то легко коснулся моей руки. Вздрогнув, я опустил голову и посмотрел в широко распахнутые карие глаза Душечки, которую не видел уже несколько дней. Девочка быстро шевелила пальцами. Я уже научился разбирать язык жестов и сообразил: она хочет что-то показать.
Душечка привела меня к палатке Ворона, стоявшей недалеко от палатки Капитана, залезла туда и вернулась с деревянной куклой. Игрушка была вырезана с любовью. Не взялся бы угадать, сколько часов Ворон на нее потратил. И как он ухитрился найти такую уйму свободного времени?
Душечка вновь зашевелила пальцами, только медленнее, чтобы мне было легче понять, – я еще не мог назвать себя знатоком подобного способа общения. Она сообщила, что куклу, как я и предположил, сделал Ворон и что теперь он шьет одежку. Девочка считала, что обладает великим сокровищем. И немудрено – если вспомнить деревню, где мы нашли этого ребенка.