Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч

Чекрыгин Егор

Подошел к деду и уселся напротив. Рядом с ним лежали еще несколько подобных поддонов, и я нагло завладел одним. Дедок забеспокоился. Зыркнул на меня недобрым взглядом, но в его обращенном на меня зрачке отразился заросший волосами дикарь, увешанный оружием и с ритуальными шрамами на морде, за спиной у которого маячило свирепое двухметровое чудовище, еще более волосатое, шрамированное и обвешанное оружием. Так что дедок предпочел пока не возникать, сделал вид, что все это ему только мерещится, и снова уткнулся в свою доску. Я подобрал палочку, похожую та ту, что была в руках дедка, и попробовал провести несколько линий. Во-первых, чтобы рука вспомнила старые навыки, а во-вторых, чтобы почувствовать материал. Это ведь только кажется, что художник творит все, что захочет. Фигушки, он страшно зависим от того, чем он рисует и на чем… Одно дело, когда у тебя в руках кисточка, совсем другое – перо, мелок или карандаш; все имеет свои особенности и нюансы… Сила нажатия, наклон инструмента, даже

то, как ты отрываешь карандаш или кисть от бумаги после того, как сделал штрих, тоже имеет немалое значение… Во, пока размышлял, быстренько вывел несколько последовательных спиралей, именуемых по-научному близким сердцу каждого человека словом «валюта», изящно соединил их выходящими и пересекающимися линиями, поиграл с толщинами, выкрутил несколько дополнительных веточек… Ага, а боковую сторону палочки-писалочки, видимо, используют как ластик, стирая неправильный узор… Еще лучше. Быстренько стер, набросал контуры трех сегментов узора, палочкой отмеряя равные расстояния, а потом напевая: «Художник, что рисует дождь», изобразил что-то вроде римского орнамента, добавив к лентам стилизованные цветы, листья и бутоны. Потом показал дедку, который, забросив собственную работу, пялился на странные манипуляции дикаря с его инвентарем. Дедок посмотрел… Дедок вгляделся… Дедок был реально впечатлен, сражен и обезоружен. Он что-то быстро залопотал о своем, о девичьем, но я понимал только каждое десятое слово. О чем и сообщил ему, заодно попросив говорить попроще. Дедок попытался и сообщил мне, что я великий шаман. Что я Великий, а местами даже и шаман, я знал и без него, но как об этом догадался дедок – осталось для меня тайной. А тем временем этот престарелый живчик вскочил и потянул меня куда-то в глубь сарая, рядом с которым стоял его навес. В сарае была выставка достижений первобытного хозяйства, и меня начали с этими достижениями подробно знакомить. В общем-то, ребята делали нехилые вещи, малость примитивные, конечно, сами чуть-чуть грубоватые, но такое даже у нас где-нибудь на вернисаже можно было бы продать… Всякие блюда, чаши и горшки, покрытые узорами. Причем узоры и чеканились, и отливались. Разные статуэтки животных, примитивных, но узнаваемых. Всевозможные бляшки-крючки-пряжки и прочая-прочая-прочая… О назначении большинства из них можно было только догадываться. Хитро украшенное оружие. Правда, дедка больше интересовала хитрая украска, а влезшего вслед за нами Лга’нхи – оружие. Он проинспектировал каждую вещь, но чудо-меча не нашел, грустно вздохнул и на время успокоился. А дедок тем временем показывал мне различные узоры, тыкая пальцем в некоторые из них и с гордостью говоря: «Мой». Хе-хе… А узоров-то у них не так уж и много. В смысле, различных. В основном было три-четыре разновидности, которые копировались из изделия в изделие с небольшими изменениями. Кстати, спиралевидных тоже практически не было. Так что получается, что дедок тут революцию творил, а я вроде как ему помог… Блин! – да я же тут обогащусь!!! Надо только узнать, в какой валюте гонорары брать и как тут авторские права защищают. Впрочем, с последним все ясно – защищают очень просто, копьями, дубинами и топорами. Так что для отстаивания своих авторских прав придется посылать Лга’нхи на большую дорогу, пусть собирает налог со всех, кто имеет, собирается иметь или, возможно, когда-нибудь захочет поиметь изделие, украшенное моим узором… Короче, пусть грабит всех подряд!

Груды сокровищ самоскладывались к моим ногам, на их запах слетались толпы принцесс, одна красивше другой… а брюхо обиженно забурчало… А ведь и правда. Солнышко-то уже ощутимо к горизонту сползать начало, а я со вчерашнего еще ни разу не ел. Это непорядок… Особенно учитывая, что никто не сообщил, где мы тут столоваться будем… Пренебрегают, сволочи! Так что я особо чиниться и разводить дипломатию не стал, а просто спросил у своего нового приятеля: «А скажи-ка, Ундай, где тут усталому путнику и дорогому гостю пожрать дадут?»

Дедок что-то радостно залепетал и потащил нас куда-то на противоположную сторону слободы. Там стоял очередной навес, из-под которого пахло весьма и весьма аппетитно. Тут было что-то вроде печи, почему-то вырытой в земле, и горели костры, над которыми висели весело булькающие котелки. Хм. А мне тут явно нравится! Жратвы много, и пахнет приятно. Да и заправляет тут весьма аппетитная бабенка… Не красотка, конечно, слегка толстоватая на мой вкус, но вся такая ядрененькая и крепенькая… и горластая. По крайней мере, ценное указание дедка немедленно нас накормить она встретила тирадой, преисполненной гнева и негодования, смысл которой заключался в «…ходют тут всякие» и «…на всех вас, проглотов, на напасесси». В ответ дедок сурово на нее рявкнул и произнес зажигательную речь, постоянно тыкая в меня пальцем. Судя по тому, что я понял, я был реально Крут, Велик и Ужасен и свою похлебку на сегодня худо-бедно заслужил.

Кажись, бабец прониклась и выдала нам с Лга’нхи по здоровой глиняной миске, в которой бултыхалась старая добрая каша пополам с мясом и молоком. Потом вышла заминка с ложками. Тут, оказывается, у всех столующихся свои приборы должны были быть. На эту тему опять последовала зажигательная дискуссия между дедком и стряпухой, из которой дедок снова вышел победителем, после чего пара ложек была извлечена из секретных стратегических заначек и выдана нам. Ложки у них тут, кстати, тоже керамические. Но когда лопаешь с треском за ушами, на такие дела особого внимания не обращаешь. А готовила тетка реально вкусно. О чем я и не преминул ей сообщить, используя простые слова и богатый язык мимики и жеста, заодно отдав дань ее красоте, уму, обаянию, тонкому вкусу в выборе одежды, огромным запасам душевной теплоты и чувству гармонии в вопросах добавления соли и специй… а также прочим многочисленным талантам. Я ведь полжизни в столовках питался: сначала в школе, потом в технаре… так что о важности налаживания теплых и дружеских отношений с персоналом знал не понаслышке.

Как всякий хороший человек (а стряпуха, которая Так готовит, плохим быть не может), тетка оказалась падкой на лесть, незлопамятной и добродушной. Ее внешняя суровость была лишь панцирем, оберегающим ее нежную ранимую душу от толп оглоедов, вьющихся вокруг кухни и выпрашивающих добавку. Но для по-настоящему грубой и искренней лести какие-то там панцири не помеха. Так что к каше нам еще обомилось по лепешке и были поданы кружки (на сей раз без крика, что с собой таскать надо) с каким-то травяным напитком… Вполне себе приятным на вкус.

Пока мы лопали вдвоем, начали подтягиваться и другие работяги. Котел сняли с очага, и каждому налили такую же здоровенную миску (что означало – дикарям недоваренного харча отсыпали… Запомним!!!). К нам вновь прибывшие отнеслись с почтением и опаской, как к забредшим в город медведям… – поглядеть любопытно, но подойти погладить боязно. На мои попытки их разговорить, они отвечали вежливо, односложно и коротко, а все больше кивали головами и радостно улыбались, не произнося ни слова. Стряпуха по имени Улоскат была вся в делах и заботах, пытаясь прокормить с полсотни голодных мужиков. Дед Ундай (так звали моего нового знакомца) почему-то с нами обедать не остался, а удрал, причем, как я понял, вообще за территорию слободы. Мой приятель Лга’нхи был томен и грустен: то ли переживал из-за не нахождения артефакта, то ли просто обожрался – так что оставаться здесь у нас не было никакого смысла. Да и в сон, откровенно говоря, меня чегой-то потянуло… Потому мы предпочли откланяться и удалиться из столь приятного общества. По дороге домой я непременно заблудился бы в лабиринте хаотичных построек, но мой дорогой друг со встроенной функцией внутреннего компаса Лга’нхи, будучи вождем и по совместительству штатным штурманом племени, уверенно вывел нас к нашему домику-двору-сараю.

«…Кстати, чудной домишко, – вяло подумал я, переступая порог. – В нем ни хозяев, ни даже прислуги, похоже, нету, сразу видно, что тут никто не живет. Хотя и следов явной заброшенности тоже не видно. Что это – местная гостиница? Апартаменты для почетных гостей крепости? Или Царь Царей тут с бабами втихаря от жены встречается? Благо расположен домик очень удобно, позади ограды Дворца… Ежели прорубить вон ту дальнюю стену за хозяйственными пристройками, то в гости к Царю Царей можно будет ходить напрямую… Надо бы посмотреть, нету ли там какого-нибудь прохода или лазейки. Только сейчас лениво. Лучше вздремнуть пару часиков, а вот потом уж…»

Но чуток вздремнуть после плотного обеда, с целью улучшения пищеварения и цвета лица, мне опять не дали. И даже не надо пытаться угадывать, кто именно тот безжалостный злодей, ставший помехой моему здоровому сну. Естественно, прынцесса, экс-соплеменница и заноза в заднице, Ее Высочество Осакат! Оне изволили-с самолично попрать-с, так сказать, своим высокородным тапком-с жалкие полы хижины бедняков-с. Изъявив невообразимую милость, так-с сказать, озарением сих невзрачных чертогов божественным светом-с своего Величия и Великолепия-с!!!

Я не замедлил пасть к ее ногам (правда, на свой тюфяк и брюхом кверху) и светски осведомился, какого лешего она сюда приперлась.

Она глянула на меня, как на говорящего таракана в своей тарелке, и коротко ответила:

– Мой дядя, Царь Царей Мордуй, зовет вас к себе. (Фига себе, мало потешного цилиндра и отсутствия половины зубов, так его еще и «Мордуй» зовут.)

– А зачем? – лениво спросил я. – Опять, что ли, на пир?

– Дядя говорить с вами будет. – Кажется, их Высочества были крайне недовольны-с своим вынужденным общением с плебсом в нашем лице.

– Хм… Говорить – это хорошо. А о чем?

– Я не знаю мыслей Царя Царей, – последовал уклончивый ответ. А бегающие глазки так и заорали: «Врет!»

– Ладно. И когда явиться полагается? Прям щас или можно чуток подремать?

– Когда Царь Царей зовет, люди бегут! – рявкнула Осакат, выказывая свой благородный гонор.

– Не-е… – глубокомысленно ответил я, пытаясь дурацким спором оттянуть время расставания с нежными объятьями тюфяка. – Нам бегать по стойбищу обычаи не позволяют. По стойбищу надо ходить неторопливо, медленно и с достоинством. Впрочем, мы можем выйти из поселка, обежать его стороной, только ведь дворец твоего дяди все равно в центре поселка находится, и, даже если мы обежим поселок два раза, к самому дворцу придется пешочком идти… Не оскорбит ли это твоего дядю?