Хроники Кадуола
Шрифт:
Очевидно, служащий отеля уже просмотрел его багаж и не нашел ничего подходящего — Глоуэн нашел в спальне приличествующий случаю костюм: брюки из блестящей черной нитяной ткани, напоминающей шелк, темно-шафрановый жилет, багровый фрак с черными оторочками, короткий спереди, но заканчивающийся «ласточкиным хвостом» сзади, и черная головная повязка шириной сантиметров пять, с парой модных безделушек из тонкой серебряной проволоки, дрожащей над волосами подобно антеннам насекомого.
Переодевшись, Глоуэн постоял в нерешительности несколько секунд, после чего быстро вышел из номера и спустился в вестибюль. Расположившись в кресле там, откуда можно было наблюдать за постоянно привлекавшими его
Керди появился только через двадцать минут. В вечернем костюме он выглядел неуклюже и стесненно, как будто ему жало сразу в нескольких местах. Он поджал губы и молчал — по-видимому, его раздражал тот факт, что Глоуэн не проконсультировался с ним по поводу места встречи.
Глоуэн тоже ничего не сказал. Он поднялся на ноги, и два напарника пересекли огромное пространство вестибюля в направлении садового ресторана.
На этот раз их усадили за окруженным густой листвой столиком, к которому нужно было идти по кривой дорожке, углубившись в «джунгли» метров на десять. Стена растительности создавала обманчивое, но убедительное и очень приятное ощущение обособленности. Пространство вокруг столика было пронизано сине-зеленым свечением, по-видимому исходившим от листвы как таковой. Глоуэн предположил, что в воду для поливки растений и в удобрения добавляли флуоресцирующее вещество, начинавшее светиться под воздействием невидимого излучения из какого-то источника, установленного под куполом.
Глоуэн и Керди сидели в креслах с веерообразными спинками из плетеного ротанга, на подушках, вышитых сложными коричневыми, черными и белыми узорами в стиле, популярном еще тысячи лет тому назад на Востоке Древней Земли. Ротанг поскрипывал и потрескивал при каждом движении. Стол покрывала скатерть с черным, коричневым и белым орнаментом, а столовые приборы были вырезаны из дерева. Над головой висели красные орхидеи, а неподалеку мягко светилось соцветие пяти белых лобелий теплого оттенка слоновой кости. Едва слышная музыка, в так называемом «старом цыганском» стиле, иногда становилась чуть громче, а потом почти исчезала — так, будто ветер доносил ее откуда-то издалека, где продолжалось буйное веселье.
Керди был впечатлен рестораном и его аксессуарами: «Здесь поработал кто-то мозговитый! Удалось создать романтичную, эффектную обстановку! Все это, конечно, мишура, декорации и подделка, но, тем не менее, неплохо придумано».
«Мне тоже так кажется, — отозвался Глоуэн, пытаясь понять, о чем мог бы свидетельствовать этот новый «отрывок» личности Керди. — Это подлинная подделка, а не имитация».
«Совершенно верно! — громко, торжественно заявил Керди. — Самоотверженный труд человека преобразует хаос в неповторимую вещь в себе! Это достижение можно было бы назвать даже произведением искусства, так как оно отвечает всем критическим условиям. Налицо искусственное сочетание природных элементов, превосходящее природу в эстетическом отношении, то есть произведение искусства по определению. Ты так не считаешь?»
«Не вижу причин для возражений, — сказал Глоуэн; в данный момент Керди напоминал напыщенного, философствующего Керди пятилетней давности. — Хотя мне приходилось слышать и другие определения. По таким поводам у каждого, по-видимому, есть в запасе пара определений».
«В самом деле? И какое определение ты предпочитаешь?»
«Не могу сразу припомнить ничего подходящего. Барон Бодиссей считает «искусство» синонимом «погони за дешевыми эффектами» — хотя, возможно, я цитирую его в отрыве от контекста. Скорее всего, он поддержал бы твой вывод о том, что ресторан может быть произведением искусства. На самом деле, не вижу, почему бы это было не так».
Керди потерял интерес к этой теме. Он покачал головой с уже знакомым выражением, свидетельствовавшим о наплыве тоскливых воспоминаний: «Когда я выступал с «Лицедеями», я не имел представления о существовании таких ресторанов. Флоресте о них, конечно, знал, но держал нас во тьме неведения».
«Ха! — подумал Глоуэн. — Аналитическая фаза Керди сменилась автобиографической».
«Иногда мы даже не понимали, на какой мы планете, — продолжал Керди. — В гостиницах всегда как-то странно пахло, каким-то неопределенным дезинфицирующим средством, и в них было либо слишком жарко, либо слишком холодно. Кормили нас всегда плохо — хотя здесь, на Натрисе, мы иногда выступали на вечеринках в усадьбах патрунов, и там подавали чудесные деликатесы. А! Славные были пирушки!» Керди улыбнулся какому-то воспоминанию: «А в дешевых гостиницах, вроде «Панорамы Мирлинга», все было совсем по-другому. Нам подавали поджаренную кашу с вареными овощами, пареных морских собак с творогом или потроха с маринованной тыквой. По меньшей мере, такая кухня не способствовала обжорству — даже Арлес не объедался, хотя тратил всю карманную мелочь на сладости. И все же, мы весело проводили время». Керди задумчиво взглянул на Глоуэна: «Ты никогда не хотел выступать с «Лицедеями». Хотел бы я знать, почему».
«У меня нет к этому никаких способностей».
«У меня тоже нет, а у Арлеса и подавно! Флоресте поручал нам роли первобытных дикарей, великанов-людоедов и демонов, испепеляющих бутафорию громами и молниями — никаких особых способностей для этого не нужно. Да, славное было времечко! Наверное, у «Лицедеев» и сейчас все по-прежнему. Новые лица, новые голоса, но все те же проказы, такие же смешливые девчонки, — лицо Керди стало отстраненным и мягким. — Конечно, теперь я не смог бы выступать ни в какой роли».
Керди увлекся и безостановочно бубнил о давно прошедших днях, пока Глоуэн не соскучился и не попытался сменить тему разговора: «Завтра нам предстоит сделать важное дело».
«Надеюсь, мы узнаем побольше, чем сегодня».
«Кое-что мы узнали и сегодня. В спектакле «Верх блаженства» появился новый персонаж».
«Даже так? Кто именно?»
«Инопланетная барышня, купившая шесть билетов на Кадуол для наукологов».
«Барышню лучше называть «актрисой» или, на худой конец, «действующим лицом». Слово «персонаж» — мужского рода».
«Хотел бы я знать, кто она такая! Ее пол не вызывает сомнений. Может быть, патрун Матор Борф прольет какой-нибудь свет на эту тайну».
Керди с сомнением хмыкнул: «Патрун Матор Борф не соблаговолит даже сообщить, который час — помяни мое слово. Патруны презирают МСБР, у них свои законы».
«Посмотрим», — сказал Глоуэн.
С утра Глоуэн оделся как можно тщательнее, в свой собственный костюм, а не в местную одежду, приготовленную служащим отеля.
Постучался Керди; Глоуэн впустил его. Керди оделся по-местному и смотрел на Глоуэна в замешательстве: «Ты всегда все делаешь наоборот! Не мог бы ты объяснить, какая муха тебя укусила?»
«Ты имеешь в виду мой костюм? Уверяю тебя, я так оделся не для того, чтобы тебе насолить».
«А зачем?»
«Видишь ли, патруны очень низкого мнения о местных горожанах. Матор Борф отнесется к нам внимательнее, если мы заявимся к нему в инопланетной одежде».
Керди моргнул и задумался: «Знаешь что? Кажется, ты прав. Подожди пару минут, я переоденусь».
«Хорошо, — сказал Глоуэн. — Две минуты я подожду. Но поспеши».
Сразу после завтрака Глоуэн и Керди отправились на омнибусе в аэропорт. Там они зашли в аэробус, и тот стремительно доставил их в Гальцион — полет над Мирлингом занял меньше получаса.