Хроники ключников. Бунт теней
Шрифт:
Я как-то раз решила поинтересоваться у матери о судьбе Геннадия Сергеевича, на что мама ответила, что нечего лезть в чужую жизнь, покуда своя не устроена. Я обиделась и с расспросами больше не приставала.
– Здравствуйте. Я за чеками пришла, - чинно вытянув руки по швам, я застыла у двери, оглядывая кабинет. Ничего примечательного здесь не имелось. Слева - стеклянные шкафы с расставленными на полках грамотами, папками, медалями за успехи в бизнесе и фотографиями с великими мира сего. Справа - окно на стоянку, впереди - длинный стол для совещаний с огромным креслом во главе. И вроде бы ничего необычного, но за этим креслом находилась стена, на которой по всей длине были нарисованы четыре двери. Первая - самая обычная, деревянная; вторая - кожаная, с глазком; третья - двустворчатая, кованная, как ворота в особняке; четвертая - металлическая с массивной золотой ручкой. Пятая имела место быть и вела в гардероб, где Геннадий Сергеевич хранил свои костюмы, которые менял в течение дня в зависимости от настроения.
– А, чеки, - директор похлопал себя по карманам.
– В машине, кажется, оставил... А, нет, вот они!
Он с недовольным видом принялся рыться в раскиданных по столу бумагах.
– Как приехал, так всё и бросил, - бубнил он.
– Что за дела... Такой бардак развел... Вот, возьми.
С открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова, я округлившимися глазами наблюдала, как из-под гардеробной двери заструился черный густой дым.
– Саша, чеки!
– Геннадий Сергеевич!
– завопила я, справившись со ступором и зачем-то бросаясь вперед и хватая бумаги.
– Что-то горит!!!
– А?
– директор обернулся и, мигом вскочив с кресла, заорал.
– Вон из кабинета! Живо в коридор!
Меня дважды просить не пришлось. Развернувшись, я ринулась к двери и что было сил толкнула её, но та оказалась заперта.
– Закрыто, - прошептала я, оборачиваясь, и тут же завизжала во весь голос. Черный дым принял форму чего-то совершенно невероятного. Такого я не видела даже в компьютерных играх брата. Огромная клыкастая пасть, украшенная ирокезом шипов, идущих между выпученными красными глазами, держалась на двух кривых когтистых лапах. В пасти вместо клыков росли то ли руки, то ли щупальца и, с каждым шагом чудовища они становились всё длиннее.
– Где убежище проводника?
– грохнул голос.
– Покажи мне проводника, ключник.
– Катись, откуда пришла, мразь, - Геннадий Сергеевич толкнул кресло в пасть монстра, и тот, схватив предмет мебели щупальцами, разорвал его на части. Зажав рот рукой, чтобы не заорать, я сползла по двери вниз, на ковер.
– Заберу, - прорычал голос.
– Каждый последующий. Пойдет со мной. Пока не кончитесь. Пока проводник не будет наш.
Геннадий Сергеевич схватил шариковую ручку и подбросил её к потолку. Та закрутилась, удлинилась, стержень вытянулся, став острым, как пика, и мужчина, поймав копье одной рукой, метнул его в тварь. Монстр увернулся, и оружие впилось в стену.
– Покажи проводника!!!
– заревела пасть и ринулась на противника. Яркая вспышка осветила кабинет, что-то грохнуло в коридоре, а потом меня буквально сдуло в сторону. Двери, ведущие наружу, разлетелись в щепки, и среди пыли и вихря опилок появился Скотти. Лежа на боку, у шкафов, которые ещё дрожали от взрыва, прижимая к груди чеки, я в полуобморочном состоянии наблюдала, как огромный волк с окровавленной пастью, рыча, бросился в черно-золотое месиво, в которое превратились, сцепившись, чудовище и Геннадий Сергеевич. В воздухе летали опилки, бумага, клочья шерсти и одежды. Я, свернувшись калачиком, зажала уши руками, моля Бога об обмороке, но обморок не шел, а между тем черный монстр покатился обратно к гардеробу, круша всё на своем пути. В этот миг через развороченный дверной проем из коридора влетел наш финансовый директор и, увидев тварь, швырнул в неё пылающий шар, который, шарахнув по двери гардероба, снес пол стены и разбил окно. Монстр заревел, выпростав щупальца, схватился ими за край дыры и, нырнув в образовавшийся проход, исчез.
В гробовой тишине, что опустилась на перевернутый вверх дном кабинет, отчетливо прозвучал полный горечи голос финансового директора.
– Твою же мать, Сергеич. Что ж опять наворотил, нежить ты гребаная...
***
Максим Александрович, душа компании, ценитель прекрасного, спортсмен, умница, заядлый рыболов и известный сердцеед, запустив пальцы в отросшие за двухмесячный отпуск русые волосы, стоя посредине кабинета, осматривал развороченную стену. У его ног, скуля и держа на весу перебитую переднюю лапу, сидел всклокоченный Скотти. Я пристроилась в одном из уцелевших кресел и, прижимая к груди бумаги, покачивалась туда-сюда. Несколько минут назад я, разразившись воплями, ринулась было в коридор, но, споткнувшись об обгорелый труп Арсения Владимировича, рухнула прямо на него. И опять обморок не пришел на помощь. Меня просто вывернуло на паркет. Я даже бумаги не отпустила.
Максим Александрович вернул меня на место, приказал сидеть смирно, а сам принялся оглядывать кабинет.
– Блин, хреново, - процедил он, опуская руки.
– Две из пяти... И Сеня подставной оказался... А ты что тут делала?
Максим Александрович обернулся, хмуро глянул на меня, поведя носом, будто пытался таким образом что-то вынюхать.
– Это сон, да?
– пропищала я, рукавом рубашки вытирая губы.
– Это...
– Если бы. Мы тут...
– Посторонись!
– через разбитое окно, верхом на швабре в комнату влетела Антонина Васильевна. Ветер сорвал с головы косынку и теперь трепал косу, выпуская седые прядки.
– Ой, - я прижала ладони к горящим щекам.
– Чем вы меня накачали...
– Ну, что?
– проигнорировав мои причитания, обратился Максим Александрович к Антонине Васильевне, которая, отставив швабру, поправляла свой оранжевый фартук, накинутый поверх рабочего платья.
– Из десяти семеро будут в течение часа. Двое не ответили, а Геннадий Сергеевич..., - женщина запнулась.
– Просят организовать телепорт.
– Славу из отдела информационных технологий вызови, у него в серверной основа была.
– Прибраться?
– Нет, пусть видят. Курга подлечи, ему здорово влетело.
– А она?
– Антонина Васильевна кивнула на меня, и я сдавленно всхлипнула.
– Мать объяснит, я не наседка, - отрезал Максим Александрович.
– Саша, иди, умойся, что ли. Только без рева. Ну... Ну, просил же...
Но слезы против воли наворачивались на глаза, виски сжимало, как при мигрени, и истерика уже была готова накрыть меня с головой, как Максим Александрович, присев передо мной на корточки, заговорил мягко и ободряюще.
– Живая? Живая. Цела? Цела, - он положил ладони мне на колени и улыбнулся так, как обычно улыбался своим секретаршам, которых менял с завидной регулярностью.
– С остальным мы разберемся. Страшно, понимаю, но всё объяснимо.
Я, шмыгнув носом, кивнула и отвела глаза.
– Вот так, молодец, - Максим Александрович заметил чеки в моих трясущихся руках.
– Давай сюда бумаги. Я их уберу.
– Ссама унесу, - выдохнула я, слабо сопротивляясь. Финансовый директор дернул листки на себя, и они посыпались на замызганный ковер.