Хроники мертвых
Шрифт:
Он и понятия не имел, что Гамильтон-Хайтс стал перспективным районом.
— Серьезно? — переспросил он без всякого интереса. — Это который в Гарлеме?
— Да! В Гарлеме! — воскликнула Нэнси. — Многие бизнесмены переехали туда из центра. Там даже «Старбакс» открыли.
Они медленно ползли в пробке. Час пик!.. Нэнси трещала без остановки:
— Видите Городской колледж? Там полно студентов, учителей, ученых, несколько приличных ресторанов. Причем цены намного ниже, чем на Манхэттене!
— Вы часто сюда заглядываете?
— Нет, — чуть помедлив, ответила
— Тогда откуда знаете?
— Читаю много. Журнал «Нью-Йорк», «Таймс»…
В отличие от Пайпера Нэнси обожала Нью-Йорк. Она выросла в пригороде Уайт-Плейнс. Дедушка с бабушкой — поляки с жутким акцентом и старыми традициями — до сих пор жили в Куинсе. Уайт-Плейнс стал для Нэнси колыбелью, а Нью-Йорк — детским манежем. Здесь она училась музыке и рисованию. Здесь впервые попробовала спиртное. Здесь же потеряла девственность, еще когда была студенткой колледжа уголовного права Джона Джея. Здесь пошла на практику, с отличием окончив Фордэмский университет. Здесь получила первую работу после выпуска из академии в Куонтико. Нехватка свободного времени и денег не позволили Нэнси исследовать Нью-Йорк до конца, но она постоянно держала руку на пульсе городской жизни.
Проехав по мосту через темную реку Гарлем, они очутились на углу Сто сороковой улицы и Николас-авеню. Возле двенадцатиэтажного дома стояли шесть патрульных машин тридцать второго участка северного Манхэттена. С одной стороны широкая и чистая Николас-авеню граничила с небольшим парком — по сути, живым забором между жилым кварталом и территорией Городского колледжа Нью-Йорка. Все вокруг выглядело довольно прилично. Нэнси победоносно взглянула на Пайпера. «Я ведь говорила!»
Квартира Люция Робертсона на верхнем этаже выходила на парк. Из окон можно было увидеть парк Святого Николая и даже студенческий городок, а за ним реку Гудзон и густо засаженную деревьями часть парка в Нью-Джерси. Вдали медленно двигалась на юг кирпично-красная грузовая баржа, огромная — не меньше футбольного поля. Солнечный луч скользнул по старинному медному телескопу на штативе. Пайпер, как мальчишка, чуть было не подбежал к нему, чтобы заглянуть в объектив.
Вместо этого он с серьезным видом показал жетон лейтенанту полицейского участка — здоровенному афроамериканцу, которому не терпелось отчалить домой.
— Кавалерия прибыла!
Полицейские в форме и детективы в штатском, казалось, дружно вздохнули с облегчением. Всем пришлось задержаться, а у каждого, естественно, были свои планы на вечер. Уж лучше отправиться на барбекю, попить холодненького пива, чем нянчиться тут с потерпевшим!
— Где он? — обратился к лейтенанту полиции Пайпер.
— В спальне прилег. Мы проверили всю квартиру. Даже собаку приводили. Чисто.
— Открытка у вас?
Лейтенант протянул белый листок бумаги. «Люцию Джефферсону Робертсону. 10030, Нью-Йорк, Западная 140-я улица, 384».
На обороте, как всегда, — маленький гробик и дата: 11 июня 2009 года.
Пайпер передал открытку Нэнси, потом огляделся по сторонам. Мебель в квартире современная, дорогая. Два восточных ковра. На бледно-желтых
— Он музыкант? — спросил Пайпер.
Лейтенант кивнул:
— Джазист. Я раньше о нем не слышал. Но Монро говорит, парень чертовски известен!
— Очень популярен, — подтвердил худощавый полицейский.
Перекинувшись еще парой слов, решили, что теперь делом занимается ФБР. Полицейские обеспечат наблюдение за домом снаружи, а федералы позаботятся о Робертсоне. План продуман, осталось его реализовать.
Лейтенант постучался в спальню:
— Мистер Робертсон, вы не могли бы выйти? Офицеры ФБР хотят поговорить с вами.
— Конечно, сейчас, — раздалось из-за двери.
Робертсон — худой, ссутулившийся — вышел из спальни в тапочках, просторных штанах, хлопковой рубашке и тонком желтом кардигане. Выглядел он неважно, словно измотанный путник после долгой дороги. В глубокие морщины, казалось, можно было опустить монету, как в игровой автомат. Кожа совершенно черная и лишь на ладонях с длинными пальцами чуть бледнее — цвета кофе с молоком. Волосы и борода коротко подстрижены, почти совсем седые.
Заметив новые лица, он поздоровался.
— Мне так неудобно… Стольких людей пришлось побеспокоить из-за меня.
Нэнси и Пайпер представились как положено.
— Только не называйте меня «мистер Робертсон», лучше «Клайв» — по-свойски…
Вскоре полицейские ушли. Солнце опустилось над Гудзоном и начало медленно таять, растекаясь по реке словно жирное ярко-желтое масло. Пайпер задернул шторы в гостиной и опустил жалюзи в спальне Клайва. Во всей серии убийств еще не одно не было совершено с применением снайперской винтовки, но преступник каждый раз прибегал к новым средствам.
Осмотрев снова всю квартиру, федералы разделились. Нэнси осталась с Клайвом, а Пайпер обследовал коридор и лестничный пролет.
Официальный разговор не выявил ничего особенного. В Нью-Йорк Клайв вернулся со своим квинтетом из гастрольного тура во второй половине дня. Кроме него, ни у кого ключа от квартиры нет. После благополучного приземления в чикагском аэропорту Клайв на такси поехал домой. Открытка лежала в ящике вместе со всей почтой, накопившейся за неделю. Он сразу позвонил по номеру 911. Из квартиры вроде бы ничего не пропало. Вот и все.
Нэнси зачитала список имен всех жертв по этому делу. Клайв грустно покачал головой. Он никого из них не знал.
— Зачем меня убивать? Я всего лишь пианист, — горестно произнес Клайв, растягивая слова.
Нэнси закрыла блокнот. Пайпер пожал плечами. Версий пока никаких не было. Часы пробили восемь. До наступления Судного дня еще четыре часа.
— Холодильник пуст. К сожалению, мне нечего вам предложить. Я ведь только что приехал.
— Давайте закажем ужин, — предложил Пайпер. — Погуляем за счет правительства!