Хроники мертвых
Шрифт:
Любопытно, что через час после опубликования заявления Бланчарда генерал Рейми связался по телефону с информационным агентством Юнайтед Пресс и попросил изменить статью. Фермер нашел не летающий диск. Нет, что вы! Ничего подобного! Это обыкновенный метеозонд с радиолокационным отражателем. Ничего сверхъестественного. Можно ли журналистам сфотографировать обломки?.. Вашингтон наложил запрет в целях безопасности, но генерал Рейми обещал подумать, как решить этот вопрос. Вскоре он пригласил фотокорреспондентов в свой кабинет в Техасе и предложил сделать снимки обыкновенного метеозонда, лежащего на ковре.
— Полюбуйтесь, господа! Вот из-за этого и поднялся весь шум!
Через неделю
Медсестра, якобы присутствовавшая при вскрытии, рассказала все другу-гробовщику из Розуэлла и даже нарисовала на салфетке тоненьких существ с вытянутыми головами и большими глазами.
Брейзела ненадолго взяли под арест, после которого он стал меньше общаться с горожанами. Фактически все свидетели происшествия вскоре изменили показания, перестали болтать на эту тему или странным образом исчезли из Розуэлла. О многих потом ничего не слышали.
Трумэн поднял трубку внутреннего телефона.
— Господин президент, министр военно-морских сил ожидает встречи с вами.
— Хорошо, пусть войдет.
В дверях появился Форрестол, как всегда безупречен; единственная примечательная черта внешности — выпирающие уши. Он быстро прошел в глубь кабинета и сел перед Трумэном. Спина прямая как струнка! С виду — ни дать ни взять преуспевающий банкир, каким он и был до поступления на государственную службу.
— Джим, я бы хотел получить новые сведения по «Вектису», — сразу перешел к делу Трумэн.
Форрестол и сам не любил разговоры вокруг да около.
— Все идет по плану, господин президент.
— А ситуация в Розуэлле?
— Кипит. Но мы поддерживаем огонь на нужном уровне.
Трумэн резко кивнул:
— И у меня такое же впечатление сложилось, стоило только просмотреть газеты. А вот интересно, с каким лицом военные принимают приказы от министра ВВС? — Трумэн рассмеялся.
— С довольно кислым, господин президент.
— Нет, не может быть! Я же выбрал правильного руководителя. Вас! Теперь это военно-морская операция. Поэтому ребяткам придется привыкать. Расскажите, как у нас дела в Неваде. Как называется то местечко?
— Озеро Грум. Я побывал там на прошлой неделе. Не очень уютный уголок. Так называемое озеро высохло много веков назад. Расположено вдали от посторонних глаз, граничит с испытательной зоной. Случайные гости вряд ли там появятся. Даже если кто-нибудь попытается туда добраться, с охраной проблем не будет. Инженерные войска работают точно по графику и довольно успешно. Уже построены взлетная полоса, ангары и бараки.
Трумэн, расслабившись, сложил руки замком на затылке.
— Отличная новость! Продолжайте.
— Закончили котлован для подземного бункера. Заложили фундамент. Вскоре начнутся работы по прокладке электропроводки и системы вентиляции. Думаю, строительство завершится в оговоренные сроки.
Трумэн был доволен. Еще бы. Он не ошибся, выбрав Форрестола.
— И каково это — быть генеральным подрядчиком строительства сверхсекретного объекта?
Форрестол задумался.
— Однажды мне пришлось строить дом в Вестчестере. Должен признать, сейчас мне намного проще!
Трумэн заулыбался.
— Это потому что ваша женушка не пытается контролировать процесс!
— Вы совершенно правы, — серьезно ответил Форрестол.
Понизив голос, Трумэн спросил:
— Материал
— Не беспокойтесь. Он в надежном месте. Проще пробраться в Форт-Нокс! [9]
— И как вы собираетесь переправить его через всю страну в Неваду?
— Мы как раз сейчас обсуждаем транспортные вопросы с адмиралом Хилленкоттером. Я за грузовики с конвоем. Он за грузовые самолеты. В каждом случае есть свои плюсы и минусы.
9
Военная база в штате Кентукки, где находится хранилище золотого запаса страны.
— Ну, это вам решать, ребята! — воскликнул Трумэн. — Разберитесь уж как-нибудь между собой. Не до смерти же мне вас поучать! Еще одно… Как назовем базу?
— Официальное название — Невадский испытательный участок 51. У инженеров в ходу «Зона-51».
Двадцать восьмого марта 1949 года Джеймс Форрестол покинул пост министра обороны. Трумэн не мог понять, что случилось. Форрестол вел себя так, будто что-то постоянно его грызло. Он выглядел каким-то взъерошенным, не ел и не спал. Работать он явно больше не мог. Ходили слухи, будто у Форрестола психическое расстройство на почве перенапряжения. Слухи подтвердились, когда Форрестол очутился в Национальном военно-морском госпитале в Бетесде. И больше оттуда не выходил.
Двадцать второго мая на крыше третьего этажа под окнами палаты Форрестола обнаружили тело, похожее на окровавленную тряпичную куклу… Форрестол сумел открыть окно. «Самоубийство», записали в протоколе.
В кармане пижамы обнаружили два клочка бумаги. На одном — неровные строки из трагедии Софокла «Аякс», выведенные неровным почерком Форрестола:
О горе сердцу бедному ее, Ее сединам материнским, Когда на склоне лет она услышит О сыне о любимом злую весть. Не пташкою лесной она заплачет, А в голос возопит: «О горе, горе!»А на другом — всего лишь одна фраза:
«Сегодня 22 мая 1949 года — день, когда я, Джеймс Винсент Форрестол, умру».
11 ИЮНЯ 2009 ГОДА
Нью-Йорк
Пайпер прожил в Нью-Йорке много лет, но ньюйоркцем так и не стал. Он ощущал себя стикером, который в любой момент можно оторвать и переклеить на другое место. Он не понимал этот город, не чувствовал с ним связи, не жил его ритмом, не был его частью, не гонялся за новинками и не стремился соответствовать модным течениям. Рестораны, галереи, выставки, шоу, ночные клубы… Пайпер чаще наблюдал за суетой жизни со стороны, не испытывая ни малейшего желания примкнуть к большинству горожан. Если город — ткань, то Пайпер был его истрепанным краем. Он ел, пил, ходил на работу, спал — иногда со случайной женщиной, но чаще один. В целом происходящее вокруг его мало интересовало. На Второй авеню есть неплохой бар, на Двадцать третьей улице — приятный греческий ресторанчик, на Двадцать четвертой — китайская забегаловка, где точно не отравишься, на Третьей авеню — овощная лавка и винный магазин. Этот райончик составлял микрокосм Пайпера с уникальной, свойственной только ему музыкой — постоянный плач «скорой помощи», протискивающейся в потоке машин. Через четырнадцать месяцев Пайпер определится, куда податься, но в Нью-Йорке он точно не останется.