Хроники Нордланда: Кровь Лары

Свидрицкая Наталья

То, что происходило дальше, Шторма перевернуло, оглушило, потрясло и почти уничтожило. Иво и Габи занялись сексом, и ничего подобного Шторм, выкормыш Садов Мечты, до сих пор не видел и ни о чём таком даже не подозревал! Он слышал стоны и крики Габи и Эрота, видел её тело, узкое, гибкое, белое, как молоко, с маленькими грудями и длинными ногами, которые обвивали пояс Эрота над ритмично работающими ягодицами, видел её чёрные пышные длинные волосы, рассыпавшиеся роскошными прядями, её руки и пальцы, ногти, впивающиеся в спину Эрота, и при взгляде на эти ногти у него у самого в этих местах всё немело и запускало новые и новые стаи мурашек. Ненависть, страсть, дичайшее желание, ревность, страх, возмущение – всё сплелось в нём, дико страстном от природы, в такое, что даже не поддавалось никакому определению. А они, словно издеваясь, одним – двумя разами не отграничились, нет! Всё это продолжалось больше часа, в течении которого они занимались сексом, перекусывали, смеялись, бесстыдно обнажённые, устраивали шуточную борьбу с последующим горячим сексом, и в постели, и на подоконнике, и на столе, и стоя, и во всех иных мыслимых и немыслимых местах и позах. Шторм пытался каким-то краем своего сознания заставить себя отойти, не смотреть, но что толку, если он их слышал?! За этот час он был выжат, высушен и разобран на атомы, после чего собран заново и оставлен в отчаянии, даже в бешенстве, измученным, потрясённым и дико злым.

ОН теперь ещё сильнее хотел убить Иво, хотя убить, сильно, хотел – всё это были слишком слабые и бессильные слова для того, что кипело в нём с яростью раскалённой лавы. Но Габи он хотел убить даже сильнее, хоть это и могло показаться нереальным – куда уж сильнее?.. Но при мысли об этой бесстыдной девке, об этой твари, о её белых длинных ногах над мужскими ягодицами, о её стонах, в нём творилось и вовсе что-то невообразимое. Спрятав в голенище сапога кинжал, он скользнул вниз, чтобы посмотреть, как будут покидать свою обитель греха его враги, и увидел, что Иво – Эрот вышел с парадного входа и отправился под дождём в сторону Старого Города, а Габи выскользнула из задней двери и поспешила по тропинке, ведущей к пролому в стене, скрытому зарослями бузины, лопуха и крапивы, и выводящему на задний двор двух домов на улице Вязов. В этих зарослях Шторм и затаился, опережая Габи, сжимая рукоять кинжала и предвкушая, как будет резать и кромсать это прекрасное ненавистное тело.

От неё напахнуло розовым маслом и сексом, так сильно, что Шторм едва не задохнулся, вновь испытав дичайшее желание. Она была близко от него, так близко, что он видел сдвоенную родинку на её ключицах, слегка влажных после бурно проведённого времени, или от дождя, поливавшего её, Шторма, заросли… Ему казалось, что от неё пышет жаром, как от очага, жаром и страстью, неприкрытой, животной, безрассудной. И Шторм не смог даже шевельнуться, не то, что наброситься на неё.

Габи тоже его почуяла – приостановилась, скользнула взглядом по кустам, в глазах, сверкавших голубизной сквозь прорези маски, мелькнула тревога.

– Кто здесь, Иво, ты? – Спросила она. Шторм перестал дышать. Миг – и он бросился бы на неё, а там невесть, что произошло бы: убил ли он её, или изнасиловал, он и сам не знал, оба желания были в нём одинаково яростно сильны. Но Габи вдруг испугалась чего-то, и бросилась прочь, подхватив юбку.

– Представляешь?! – Говорила она Беатрис, которая прикрывала её, объясняя слугам и сопровождающим дамам, что госпожа прилегла для послеобеденного сна, – кто-то был в кустах… Я слышала, как он дышит, бурно так! Я спросила, кто здесь, и он дышать перестал… тихо, жутко так стало! Я и побежала, и теперь до сих пор отдышаться не могу, во рту пересохло…

– Выпейте, госпожа! – Угодливо метнулась Беатрис. – Наверное, Иво захотел над вами пошутить!

– да, я тоже так подумала… – Габи выпила яблочный сок, перевела дух. – Ну, получит он от меня в следующий раз!!!

Шторм уйти от дома, где находилась Габи, так и не смог. Он стоял в кустах, под дождём, мокрый, потрясённый, и смотрел на этот дом, и сама мысль о том, что там, внутри, Габи, продолжала мучить и возбуждать его. Дождь утихать не хотел, превращая тропинки в ручьи, переполнив дождевые бочки у кухонных дверей, загнав всех горожан в дома. Даже непоседливые дети оставались в доме, превращая его в арену для игр и вредительства. Дворовые собаки уныло сидели в будках, куры – на своих насестах. Габи со своим кортежем так же застряла на улице Вязов. И только Шторм мок под дождём, карауля – он и сам не знал, с какой целью, – этот дом, или Габи в нём, кто знает?.. В этой точке Гранствилла неожиданно, и пока неведомо для всех, пересеклись линии судеб многих людей, и даже целых герцогств, целого королевства. Никто из заинтересованных лиц никогда так этого и не узнал, но начало всем неудачам, удачам, провалам и триумфам было положено именно здесь и именно сейчас, а не в головах интриганов и политиков. Все хитроумные планы и расчёты оказались повязаны на страсти, безрассудстве, глупости и испорченности Габи и страсти тех, кого она сводила с ума.

– Это не сглаз и не порча. – Сказал Иосифу врач, молодой еврей, моя руки в серебряном тазу. – Это сердечная хворь, девочка больна.

– Это лечится? – Спросил Иосиф.

– Нет. – Ответил врач, выпрямившись и вытирая руки. – Она скоро умрёт.

– Когда?

– Одному Богу известно. Может, прямо сейчас, может, через месяц, или полгода. Даже если бы она жила в лучших условиях, хорошо питалась, она не прожила бы долго.

– Лечение поможет?

– Не особенно. Нет, конечно, если начать лечить, не волновать и не пугать её, она, вероятно, проживёт чуть дольше. Или нет. Но я бы не рассчитывал на это. Слишком поздно.

– А это заразно?

– Совершенно точно нет. Христиане, – врач чуть усмехнулся, – считают эту хворь грудной жабой. Якобы, девочка выпила вместе с водой головастика, и тот, выросши в её груди, теперь душит её. Полнейшая чушь… Но суть передана верно.

– Благодарю. – Иосиф отдал врачу оговоренную плату. Подошёл к двери в комнату, где оставил девочку, собираясь с духом… Вошёл. Люси сидела на подоконнике с ногами, и, тихонечко напевая что-то своё, слегка покачивалась и улыбалась, глядя наружу. Странно, невероятное существо… Иосиф вдруг подумал, что её якобы помешательство – это защита, инстинктивное стремление выжить. Она отгородилась от мира, создала себе свой, собственный мир, в котором она принцесса и живёт в замке… И просто не видит окружающего ужаса. И хорошо, что не видит.

– Это дворец? – Спросила вдруг Люси, и Иосиф даже вздрогнул – ему казалось, что она полностью погружена в себя, и не видит его.

– Ещё нет… Ваше высочество. – Серьёзно ответил он. – Скоро мы отправимся туда, обещаю.

Он снял виллу за городом, настолько роскошную, насколько это было возможно на деньги Гэбриэла, и вскоре действительно отвёз Люси туда. Девочка по-прежнему была слабенькой и медлительной, но ничего не предвещало, как казалось Иосифу, её близкой кончины. Она не жаловалась, не проявляла того, что страдает от боли, у неё не были серыми губы, как у многих, кто страдал от сердца. Может, – думал Иосиф, – молодой врач ошибся, и это всё же что-то другое? Может, действительно, хорошенькую девочку кто-то сглазил?.. Нанятые им слуги кланялись Люси, называя её «ваше высочество», её обрядили в богатое платье, и девочка несколько минут не могла отвести от себя глаз, крутясь перед зеркалом. Глаза её сияли, щеки порозовели. Потрясённая и очарованная, она бродила по богато обставленным комнатам, а потом и по маленькому, но очаровательному саду, и казалась такой счастливой, что Иосиф почти поверил, что, вопреки всем прогнозам врача, с нею всё будет хорошо. Он ушёл, чтобы отдать все распоряжения слугам, а Люси прилегла отдохнуть… И уже не проснулась.

– Она умерла счастливой. – Утешая Иосифа, произнесла служанка.

– Да. Разумеется. – Холодно бросил он. Откинувшись в паланкине, который вез его домой, Иосиф плакал и смеялся над своими слезами, и ругал себя за сентиментальность, и всё равно оплакивал маленькую странную девочку, которую нельзя было спасти.

Глава вторая: Ссора

До помолвки оставалось всего ничего.

Должны были приехать кардинал, нидерландский посол с супругой, принц-консорт Фридрих, все дворяне Поймы и Элодисского леса, и к их приезду замок готовили даже тщательнее, чем к торжеству в честь возвращения Гэбриэла. Фридрих должен был привезти подарки от Изабеллы и подписанные ею документы о новом статусе Алисы Манфред; пока что невесту Гэбриэла официально «её сиятельством графиней Июсской» именовать было нельзя, и платья Алиса носила пока со шлейфом положенной скромной длины, но к помолвке уже шили графское, с длинным шлейфом и графскими гербами. Герольды Хефлинуэлла из герба графов Июсских, несколько лет назад прекративших своё существование в лице дряхлого деда, помнившего последние крестовые походы и крах тамплиеров, и пережившего всех своих наследников, и где-то откопанного ими герба Трёхозёрок сотворили новый герб графини Июсской: графская корона, мартлет и три серебряные раковины на голубом поле, так как какой-то Манфред триста лет назад брал Иерусалим в числе других крестоносцев. Девушки так бурно обсуждали эти новости, что Габи сделалась совершенно невыносима, и Алиса, а с нею и её лучшие подруги: Аврора, Юна и Мина, – предпочли вообще не показываться в её приёмной и проводили время в покоях Алисы и в саду марокканского коттеджа, где работы по очистке территории и реставрации фасада были завершены, и теперь коттедж и прилегающую к Рыцарской башню отделывали изнутри. В саду было просторно, хорошо и уютно; правда, последние дни не переставая шёл дождь, и девушки вынуждены были оставаться в комнатах Алисы, мечтая о том времени, когда она переберётся к себе, и у них будет куда больше места и уединения. Их товарки из свиты Габи в покое их не оставляли: по коридорам мимо комнат Алисы то и дело сновали служанки, под окнами – тоже; Габи и Беатрис хотели знать, что делает будущая графиня и соперница, что говорит, кто её посещает?.. Посетителей было хоть отбавляй: к помолвке будущей графине шили несколько нарядов, новую обувь, шляпки, и всё, что требовалось знатной даме, невесте принца крови. Даже отороченный мехом голубой норки, запрещенной в Нордланде для тех, кто имел титул ниже графского, плащ. Алиса, на удивление самой себе, очень легко приняла перемену и свой новый статус. Чем дальше, тем больше ей нравилось здесь. Девушка больше не переживала по поводу того, что кто-то здесь её не любит, что Габи относится к ней всё хуже, и что о ней сплетничают больше, чем о братьях. Алиса освоилась, и почувствовала себя, как рыба в воде. Она полюбила и Гарета, и, особенно, его высочество, и для неё главным было то, что её любит Гэбриэл и его отец и брат, что у неё есть чудесные подруги и даже друзья: Иво, Марчелло и Альберт Ван Хармен. А сплетни… Да Бог с ними! Она была самоуверенной, пылкой, дерзкой, отважной и живой девушкой, и эти качества, прежде подавляемые жизнью в изоляции, под гнётом авторитарных воспитательниц, теперь стремительно расцветали в ней, поощряемые обожанием Гэбриэла и любовью его отца, брата и подруг. Для Гэбриэла она была совершенством, неким существом из каких-то высших сфер, и постепенно начала сама себя такой и ощущать. Но, в отличие от Габи, она была так очаровательна в своем самолюбовании, в ней была доля здорового юмора, с которой она могла посмеяться над собой, и так была при этом мила, что её прощали все, даже подруги, которые, все трое, по-своему полюбили её. А Алиса в ответ любила их, и всех, кто окружал её и любил, одаривала тем, чем в избытке владели лавви Нордланда: здоровьем, ощущением тепла, спокойствия и счастья. В Садах Мечты её сил едва-едва хватало на то, чтобы соткать для двоих крохотный золотой фонарик; здесь же, среди близких и любящих её людей, среди садов, ухоженных полей и вблизи огромного девственного леса, она постепенно окутывала своим золотым плетением весь замок и дальше, всю округу. Это происходило естественно и незаметно, даже для самой Алисы; просто этой весной вдруг все стало расти быстрее, цвести пышнее, животные не болели, приплод был здоровый и не погибал, и люди сделались как-то бодрее и веселее. Даже неизбежные беды, потери и неудачи воспринимались как-то бодрее и оптимистичнее. Легче было найти утешение, проще успокоиться. И конечно же, заметив это, судили о происходящем кто как. Оптимисты утверждали, что это эльфийская магия: лесная королева радуется возвращению правнука и благословила место, где он живёт. Пессимисты утверждали, что так всегда бывает перед большой бедой – войной, например, – и советовали слишком не радоваться и готовиться. Принц Элодисский объяснил это тем, что защитник дамы Манфред, Натаниэл Грэй, только что вернулся из Палестины и привёз святой земли прямо с Голгофы, с того места, где пролилась кровь Спасителя. Эта земля сотворила чудеса в таверне «Золотой дракон» близ Блумсберри, и продолжает творить чудеса и здесь, после того, как горсткой этой земли, подаренной принцу Нэшем, удобрили сад его высочества. Каноник Кейр, временно замещающий епископа и выполняющий его обязанности, не раз уже поднимал эту тему в своих проповедях, стараясь донести до своей паствы, сколь велика сила веры и как щедро одаряет Господь верных. Люди верили. Ну, многие.

Дождь лил и лил. И игра Авроры на арфе у раскрытого окна так органично, а главное, красиво вплеталась в его мелодию! Юна лежала на полу, сунув под живот подушку, и листала, уже в который раз, засмотренный до дыр альбом, привезённый Гаретом из Европы. Алиса сидела рядом и вместе с нею комментировала бургундских модниц, в основном обсуждая, что уже готово из её новых туалетов, а что нет, и что будет не совсем так, как на рисунках, и насколько это лучше, или хуже. Мина вышивала для Алисы незабудки на маленькой подушечке, и время от времени вставляла своё словечко в их разговор. Время после трёх часов пополудни по обычаю было свободным: с утра девушки, согласно правилам своего времени и своего сословия, были заняты рукоделием, посещением церкви, а кто и домашним хозяйством. Где-то около четырёх в Девичью Башню теперь приходили братья, и Гарет Хлоринг одним своим присутствием оживлял этот мирок, благодаря Габи не особенно весёлый, зато ядовитый, склочный, вечно сплетничающий, вечно плетущий интриги и занятый по большей части азартной травлей какой-нибудь не угодившей Габи жертвы. Сама Габи совершенно не умела искренне, от души, веселиться. С чувством юмора у неё было вообще никак, и самые невинные шутки она встречала в штыки. Но субординацию она знала, и когда появлялся герцог, даже Габи не смела перечить ему публично. Да и нравилось ей, как оживлялся её мирок с появлением блестящего герцога! Как вдруг становилось легко, весело, шумно, как все оживлялись, даже мужчины, сколько было смеха! Гарет обязательно придумывал какое-то развлечение, тормошил всех, порой дразнил, но даже это у него получалось так блестяще и легко, что на него почти никогда никто не обижался.

Сегодня, когда Габи со свитой из-за дождя задержалась в Гранствилле, девушки долго решали, идти им в главный зал, к другим дамам, или всё-таки остаться здесь. На втором варианте особенно настаивала Мина, которая так была озабочена, как бы кто не заподозрил, что она «бегает» за герцогом, что активно старалась показать при любом удобном случае, что он ну ни капельки её не интересует, и она не горит желанием встречаться с ним чаще положенного. Да вообще встречаться с ним не хочет!.. Алиса согласилась почти сразу. Ей было интересно, как поступят братья: сначала пойдут к дамам и засвидетельствуют им своё внимание, или сразу явятся сюда, к ней?.. Для самолюбивой и тщеславной девушки это было крайне важно!