Хроники Проклятого
Шрифт:
– Будем готовить тело к изъятию, – сообщил Кац, просмотрев на мониторе «Никона» результаты съемки. – Так просто его не вытащить, боюсь, что рассыплется… Пока что забираете письменный прибор, тубус, меч…
Он просмотрел еще несколько файлов.
– Давайте его калиги не трогать… Я смотрю, завязки отгнили не до конца, можно повредить ноги. Оставляем. Ма нишма, [84] ребята? Вы хоть еще живы? Последний заход на сегодня. Завтра я буду торчать в раскопе, готовить мумию к выносу наверх, а вы отдохнете. Или постоите на подхвате… Консервант я уже заказал, завтра подвезут, вакуумные мешки
84
Ма нишма? (иврит) – Как дела?
– Я в порядке, дядя Рувим.
– Да не волнуйтесь, – улыбнулась Арин. Капли воды сверкали на ее лице в свете заката: маленькие солнца запутались в бровях, в растрепавшихся волосах. – Все хорошо. Отдохнуть успеем…
Арье подхватил фотоаппарат и отнес его в сторону, к ожидающим впечатлений коллегам. Первые же кадры вызвали стон восхищения, и археологи – и ассистенты, и рабочие – заговорили между собой, обмениваясь мнениями и восторгами.
– Теперь, – сказал профессор Кац, обращаясь к племяннику, – будешь работать у меня талисманом. В Иерусалиме дар речи потеряли, когда услышали описание находки. А я далеко не все сообщил, чтобы завтра тут не собрались все археологи Израиля в полном составе. Так, рассказал чуть-чуть…
– Вы обратили внимание, Рувим? – спросила девушка. – У мертвеца на руке перстень. Очень похож на перстень смертника…
Кац кивнул.
– Перстень? – переспросил он. – Перстень видел. А почему ты думаешь, что это именно перстень смертника? Может быть, просто украшение?
– Сомневаюсь. У мертвеца очень дорогой письменный прибор, очень дорогой тубус для папирусов и дешевый перстень из железа? Почему не золотой? Или серебряный?
– Ну, это не аргумент, – улыбнулся профессор, присаживаясь рядом с Арин у стены. – Может, у него не было денег на дорогую безделушку?
Камни все еще излучали накопленное за день тепло, но климат пустыни давал о себе знать – стало значительно прохладнее.
– Но были деньги на очень дорогой письменный прибор? Кто же он тогда? Вы же видели одежду? – продолжила мысль Арин. – Он в калигах пехотинца, на нем кетонет, нет дорогих доспехов, нет украшений на теле… Рядом лежит обычный солдатский гладиус, а не инкрустированный серебром меч. Зачем ему такой перстень на пальце? Кто будет носить железный перстень для красоты? Особенно если не носит ничего другого?
– А он точно железный? – переспросил Кац.
– Думаю да, – подтвердил Шагровский. – Я снимал руки в режиме «макро» – скорее всего, железный. Такая массивная грубая «гайка»… Покрыт ржавчиной, буквально коркой… А что такое перстень смертника?
– Перстень смертника? – начала было Арин, но запнулась и продолжила только тогда, когда профессор кивнул головой. Несмотря на всю демократичность дядюшки, его авторитет был неоспорим. – Это кольцо, которое одевали на казненного после смерти, для опознавания останков на случай эксгумации. Римляне были большими бюрократами, даже бульшими, чем израильтяне сегодня, и очень любили порядок во всем…
– Ты же знаешь, – подхватил дядя Рувим, – что тех, кого подвергали смертной казни, хоронили в безымянных могилах? Наказание безвестностью и после смерти… Так вот, после снятия тела с креста, например, перед тем как закопать, на палец мертвецу одевали перстень с насечками. И с ним вместе хоронили. На могиле ставили только номер, но в документы записывали:
– А если это на память? – предположила девушка. – Перстень же не всегда носят для украшения? Так? Мало ли как попало к мумии это кольцо… Казненный римлянами друг, сын, отец! Ведь уже понятно – мы нашли одного из сикариев, а для них умереть на кресте было делом обычным!
– Тов меод! [85] – согласился профессор. – Я тоже считаю, что тело принадлежит сикарию, хотя не могу утверждать на все сто процентов. В Мецаде к этому времени было много разного народа, сразу и не разберешься. Но непримиримому иудею носить на себе кольцо мертвеца… Ну не знаю, не знаю… Обязательно посмотрим завтра. Думаю, что оксидная корка защитила перстень от разрушения, а ее мы уберем в два счета… И посмотрим, девочка моя, не подвела ли тебя интуиция!
85
Тов меод (иврит) – очень хорошо.
– Можем даже сегодня, – предложил Валентин. – Палец усох, перстень практически лежит рядом с телом. Я без труда его сниму, не побеспокоив мумии. Все равно надо изымать тубус и письменный прибор, а значит, трогать эту руку…
– Если сможешь снять, ничего не сломав, – давай! – кивнул дядя Рувим. – И мы прямо сегодня его и осмотрим. А вдруг появятся какие мысли? Готовы, ребята? Тогда вперед!
Когда небо на западе окончательно потеряло красноватый оттенок и на пустыню набросила свое звездное покрывало апрельская ночь, в рабочей палатке на столе уже лежали найденные в «мине» предметы.
Поужинали наспех – слишком велико было нетерпение, которое испытывали члены экспедиции. И дай им волю, под штабным навесом собрались бы все, но профессор Кац был непреклонен – с находками оставались работать Арин, Борух и он сам, Валентин допускался как документалист, с камерой и фотоаппаратом. Остальные будут ознакомлены с результатами по окончании работ. Народ, конечно, поворчал, но разошелся по палаткам – спорить с начальством, конечно, не возбранялось, но характер дяди Рувима был хорошо известен в экспедиционной среде.
Естественно, что в первую очередь археологи взялись за тубус. Он был сделан из кожи очень плотной, толстой и некогда превосходно выделанной. Нынче же верхний слой покрылся мелкими трещинками, но все равно не лопнул окончательно, а всего лишь утратил упругость.
Осторожный Борух, касаясь артефакта легкими движениями пианиста-виртуоза, разве что не облизал кожаный цилиндр и предположил, что он изготовлен из буйволовой шкуры, прошит жилами и склепан медными заклепками, которые потускнели от времени, но не съедены коррозией ни на долю миллиметра.