Хроники Пустоши (сборник)
Шрифт:
Вооруженный обрезом Стопор, выпрыгнув из «Панча», последовал за хозяином. Оказавшись возле машины, Макота присел на корточки, осторожно заглянул сквозь погнутые прутья, просунул между ними ствол автомата, пошевелил внутри и выпрямился.
– Двое их там, оба того, – сказал он, обернувшись к Стопору с Вышибой. – Так… и че это значит? Вы двое – а ну сюда!
Спрыгнувшие с мотоциклетки разведчики подошли ближе, явно напуганные гневным видом человека-демона, и когда Макота шагнул к ним, повалились на колени. Вышиба заговорил на наречии людоедов, разведчики стали отвечать, и в конце концов вождь сказал атаману:
– Идут, туман. Бело-бело. Слыхать: шум. Зверь железный – прыг! Они на зверь: прыг!
– Видеть… – проворчал Макота, отворачиваясь. – Да уж видеть потом. И это чё же, разведчики у тебя такие? Вместо того чтоб тишком там пробраться, разведать толком…
– Макота! – позвал стоящий на подножке «Панча» Захар, и атаман пошел обратно.
– Че?
– Мотор гудит.
– Еще мотоциклетка?
Механик отступил вбок, когда хозяин забрался на подножку рядом с ним.
– Нет, мощней движок. Что-то большое едет, тяжелое.
Судя по звуку, вторая машина двигалась не напрямик через долину гейзеров, но объезжала ее и вот-вот должна была показаться на краю склона по левую руку от лагеря.
– Давай за руль, – приказал Макота и, соскочив, побежал вокруг кабины. – Стопор – внутрь лезь! Вышиба, прикажи своим, чтоб за нами держались. Чтоб вперед не лезли, понял?
Вожак закивал, и Макота залез в кабину.
– Захар, врубай и прямо на них! – скомандовал он, включая монитор локации.
Подходя к отсеку, где находились бандиты, Дерюга замедлил шаг. Что-то необычное происходило на Корабле. То есть он, конечно, не очень-то разбирался в местной жизни и не слишком ясно представлял себе, что здесь обычно, а что нет, но все же – разве это нормально, когда толпа прокторов и харьковчан, ощетинившись стволами, ходит от одних ворот к другим, заставляет сидящих внутри открывать их и обыскивает отсеки? Нет, наверняка не нормально!
Он пошел быстрее – до нужного помещения оставалось недалеко. Часть перегородок и переборок в трюме были целиком выломаны либо в них сделали большие дыры-проходы, и получился очень просторный коридор с длинным рядом раздвижных ворот в одной стене. За воротами были отсеки, которые обычно занимали богатые караванщики, приехавшие в Арсенал для торговли, а под второй стеной находились лавки со всякими запчастями для машин и кабаки, где можно было выпить матэ, выращенного на жаркой верхней палубе железного гиганта, поесть и покурить дурман-травы. Коридор этот местные обитатели называли Трубой, и Дерюга помнил, какое оживление царило здесь, когда бандитский караван только въехал в Корабль, да и позже, когда вместе с Крючком он сопровождал атамана к Графу. Но теперь… почему людей совсем нет, почему большинство лавок и кабаков закрыты и хозяева их настороженно выглядывают из решетчатых окошек, провожая Дерюгу взглядом? Впрочем, когда он прошел мимо бригады прокторов и цеховых бойцов, которая медленно переходила от ворот к воротам и обыскивала отсеки, его не окликнули, не заставили остановиться, хотя и посмотрели с подозрением, особенно харьковские.
Он достиг нужных ворот и заколотил кулаком по калитке. В тишине, нарушаемой лишь шагами вооруженных людей, стук далеко разлетелся по огромному коридору, тускло озаренному редкими, горящими вполнакала прожекторами.
За калиткой было подозрительно тихо. Дерюжка несколько раз врезал по ней ногой. Железная ставенка на окошке сдвинулась, из-за решетки на гостя уставился Кабан. Когда-то он участвовал в нападении на ферму, где бандиты перебили всех, включая стариков и детей – но перед тем хозяин фермы успел крест-накрест перетянуть беднягу Кабана, еще не носившего этой клички, своим тесаком. После этого бандита перекосило так, что и родной папа не узнает. Потерявшие форму рыхлые губы выпятились вперед и напоминали свиное рыло, нос вывернуло ноздрями наружу, кожу на левой щеке шрам стянул книзу, глаз с той стороны сполз и находился теперь заметно ниже, чем правый. Говорил Кабан с трудом, все больше шамкал да шепелявил, и роль толмача при нем выполнял Бирюза – молодой бандит, такой же неопытный в делах клана Макоты, как и Дерюжка когда-то. Они даже вроде как дружили раньше, но после Удачливый Дерюга в гору пошел, а длинный, нескладный, неловкий Бирюза так и остался мальчиком на побегушках при Кабане.
– Фы! – удивился Кабан. – Фиюва, отфыфай!
Лязгнули засовы, заскрипел замок, и калитка распахнулась. Покосившись на прокторов и харьковчан, подходящих к соседним воротам, Дерюга нырнул внутрь и захлопнул ее за собой.
– А фофальные фте?
Стоящий рядом Бирюза, одетый лишь в закатанные до колен штаны, с мокрыми волосами и лицом, перевел:
– Остальные где, Дерюжка?
– Не Дерюжка! – гость сунул ему под нос кулак, и Бирюза заморгал светлыми глазами. – Дерюга я, понял? Де-рю-га! Остальные снаружи ждут, Макота меня послал все проверить здесь… Почему Корабль обыскивают?
В отсеке было полутемно, горели лишь огни в больших мисках с прозрачным густым жиром, да совсем тускло светил прожектор в углу. В просторном помещении стояли мотоциклетка, телега и два мотофургона – к одному была прицеплена цистерна с топливом. Под стеной на куче травы лежал манис.
– А мотоцикл где? – спросил Дерюга.
– Фафапфали, – прошамкал Кабан. – Ф фуфоне.
– На части разобрали, в фургоне лежит, – перевел Бирюза. – Вместе с ящиками, которые вы тогда привезли.
– Так… – неосознанно копируя манеру атамана, Дерюга зацепил большие пальцы за ремень и шагнул вперед, оглядывая бандитов, которые после его появления стали вылезать из фургонов и подниматься с меховых скаток, расстеленных на железном полу.
Бирюза зашлепал босыми пятками к мотоциклетке, на коляске которой лежала его куртка, а рядом стоял таз с грязной водой и растоптанные, со сбитыми каблуками боты непомерного размера. Дерюга шагнул за ним, Кабан взял его за плечо, и бандит резко повернулся, собираясь скинуть руку… но решил не делать этого. Кабан – не какой-нибудь там дурачок Бирюза. Этот низкорослый крепыш, хоть и мордой страшен, а разумом остер и драться умеет ничего себе. Дерюжка знал: Кабан, а не он, мог бы стать в походе помощником Макоты, мешало ему только то, что атамана всегда кривило, когда он вблизи видел изуродованную рожу Кабана, ну и к тому же не умел тот прогибаться да говорить нужные слова, каковым талантом сполна обладал Ушлый Дерюга. Да и вообще, Кабан предпочитал держаться в тени и без нужды не высовываться.
– Фде оффальные? – спросил он, пристально глядя на молодого бандита.
– Макота снаружи с Захаром и Стопором, остальные того… нету их больше. И еще с нами кочевые теперь. Они все за долиной, где гейзеры, остались, а я сюда пошел. Ну, и что здесь у вас?
– Офыфк.
– Чего? – не понял Дерюга. – Какой еще…
– Обыск! – пояснил Бирюза, прыгая на одной ноге и натягивая на вторую ботинок. – Харьковские приперлись, ищут… Червяка на разведку посылали, он все выведал. Эй, Червяк!
Макота оставил на Корабле примерно полтора десятка людей, и вскоре все они столпились вокруг мотоциклетки. К коляске скользнул седой смуглый старик с добрым лицом, которого все называли Червяк. Обычно Макота использовал его как лазутчика, чтобы разведать обстановку. Когда надо было, Червяк очень умело мог втереться в доверие. Под видом странствующего монаха он заходил на фермы, запросто пил с мрачными нелюдимыми старателями в кабаках да кнайпах – и выведывал все, что надо было знать атаману про очередную ферму или поселок, который банда собиралась ограбить.