Хроники российской Саньясы. Том 2
Шрифт:
В: Чем привлекает лично вас технологический мир и чем вы занимались и занимаетесь в нем?
О: Я еще раз повторю: существует процесс деградации, который совершенно очевиден. Культура — это жалкое отражение церковной жизни. А технология — это тоже жалкое отражение культурной жизни. Но для меня случилось так, что этот мир — мир технологий — стал тем миром, в котором реализуются мои замыслы, и тем миром, на языке которого я пытаюсь осмыслить главные темы нашей жизни. Но темы наши, земные, а не трансцендентные.
В: Почему вы избрали именно область экстремальной психологии?
О: Трудно сказать, я ее избрал, или она меня избрала. У меня всегда был интерес именно к этой области, а потом судьба позаботилась о том, чтобы я непосредственно соприкоснулся с миром экстремального и понял, что это мой мир.
В: Экстремальная психология — это работа с собой?
О:
В: Что удалось вам найти, в частности, какие методы и приемы сохранения самоконтроля в экстремальных ситуациях?
О: Не только мне. В семидесятые — восьмидесятые годы, когда ставились масштабные задачи, над этими темами работали крупные коллективы. А потом, когда началось великое крушение, большие задачи исчезли. Специалисты моего профиля либо ушли в смежные области, либо принялись за теоретическое и методологическое осмысление того, что было сделано в этой золотой для нашей профессии период. Многие из разработок утратили статус секретных и стали широко известны. Возьмите, например, работы коллектива Игоря Смирнова в Москве. Его лаборатория превратилась в Институт Психоэкологии. Там, в частности, были разработаны достаточно сильные способы выявления бессознательных структур нашей психики и управления этими структурами. В этой области были достигнуты, пожалуй, наиболее продвинутые результаты.
А у нас был разработан метод построения языков, позволяющих управлять организмическими процессами. Есть известная проблема: мир может быть описан, как машина, и есть люди, которые склонны к такому описанию мира — они видят машинную сторону и механического Космоса и мира живых и разумных существ. Наука, в частности склонна именно к такому описанию мира. Но Мир, кроме этого, является живым организмом и в нем присутствуют живые организмы. И значит должно существовать описание Мира как живого. А живое по своей природе целостно, это, пожалуй, самая главная ее характеристика. Но попытки описания целостных объектов, живых процессов неизбежно нуждаются в неком особом языке. Обычный язык — линейно-дискретный, он не соответствует природе этих объектов и становится препятствием. Это, кстати, общий тезис, он не мной изобретен. Для того, чтобы описать живое, мы должны построить такой язык, в котором преодолевается это противоречие. Мы претендуем на то, что нам удалось построить такой язык.
В: Что это за язык?
О: Есть книга, где я это описываю [5] . Наташа даст, надеюсь, вам ее почитать. Там эта тема изложена на ста тридцати страницах. Описать это коротко не берусь.
Можно показать, как эта задача решалась, какие попытки предпринимались. Эти попытки и породили определенные средства, дошедшие до своего предела.
В: Что явилось пределом?
О: Язык. Словесно организованный язык. Нужно было построить такой язык, в котором феномены целостности были бы явлены наглядным образом. Они могут быть явлены наглядным образом тогда, когда ключевым моментом этого языка является не форма выражения смыслов, а скорее процедура разворачивания смыслов в формы. Когда строится подобная процедура и привязывается к определенному объекту, можно говорить, что язык построен. Правда, необходимо сначала пройти еще две стадии. Во-первых, язык должен быть понятен самому человеку, — например, мы даем свернутое изображение какого-то сложного объекта: пусть это будет мозаика из ста квадратиков; если вы овладели этим языком — вы в состоянии свернуть его до простого объекта. Когда через месяц вы смотрите на такой простой объект, вы способны развернуть его до исходного сложного объекта. Просто же запомнить такую мозаику невозможно. Разворачивание сложного объекта из простого — процедура, которая не является сама по себе редкостью. У вас в первой книге упоминалась Кунта-йога, так вот она, фактически, построена на подобных процедурах. Изображение построено таким образом, что, при определенной настройке, оно само начинает разворачиваться. Чем эта система, собственно, интересна. Но и опасна. Примеры вы сами привели.
5
О. Бахтияров. «Постинформационные технологии: Введение в Психонетику», Киев,1997.
Если то, что мы построили, является языком, то он должен быть понятен группе. Это означает, что свернутое изображение я могу передать другому человеку, владеющему этим языком, и он сможет его развернуть в изображение сложной мозаики.
Но, самое главное, язык должен описывать реальные объекты. Мы берем реальный объект, сворачиваем до простой формы и при помощи такого сворачивания и разворачивания можем обнаружить точки, воздействуя на которые можно получить заданный результат. Вот это и есть технология работы с живым организмом. В том числе и со своим. Это то, что удалось нам, и то, что я считаю итогом наших работ, которые проводились в восьмидесятые годы.
В: Что дает этот язык и где его можно использовать, какие задачи решать?
О: В свое время нам ставились определенные стратегические задачи, например, сохранение самоконтроля в сложных условиях деятельности. Для человека, работающего в таких условиях, наш язык служил бы хорошей базой для оперативной и четкой работы.
Но программы, над которыми мы работали, в девяностые годы были свернуты и фактически прекратили свое существование. Финансирование прекратилось. Сейчас мы можем ставить вопрос о программах сворачивания больших объемов информации, которые можно развернуть в практические навыки, например при изучении иностранных языков, математики или живописи.
В: Неужели это все по большому счету не востребовано?
О: Нет, конечно. Авангардные разработки нужны только для сверхдержавы, а для тех территориальных образований, которые остались на месте СССР, они излишни. Потому и нет потребности в наших разработках.
В: Если вы создали такой язык, то использовали ли вы его применительно к себе, к работе над собой?
О: Да, конечно, такого рода эксперименты были. Я уже говорил, что профессионал, разрабатывающий ту или иную психотехнику, обязан проверить ее действенность и безопасность на себе. Не только нашим экспериментальным группам, но и мне самому в эксперименте удавалось сохранять самоконтроль при различных измененных состояниях сознания, критерием чего может служить выполнение каких-либо заранее заданных операций. Простой пример: вы от тысячи постоянно отнимаете по семнадцать. Это процедура, которая для каждого человека занимает свое определенное время. И вот, вы начинаете такое действие, а затем, через десять — двадцать секунд, допустим, под действием какого-то внешнего агента, входите в измененное состояние сознания…
В: Что являлось этим внешним агентом?
О: Да что угодно! Любой диссоциативный наркотик или, скажем, закись азота, хотя неважно, что именно. И вот, находясь в этом состоянии, вы должны совершить ряд определенных действий, соответствующих продолжению процедуры вычитания. Если самоконтроль утрачен и сознание теряет свою непрерывность, то произвести дальнейший просчет чисел вы не сможете. Но если самоконтроль сохранен, вы можете произвести некое действие, формально не имеющее никакого отношения к просчету чисел, но сохраняющее его смысл, действие, которое соответствует счету, и совершаете там, в измененном состоянии сознания, три — пять — десять шагов. Тогда, при выходе из него вы получаете то самое число, которое должно получиться через эти самые три — пять — десять шагов. Это достаточно убедительный эксперимент. Не владея навыками сохранения самоконтроля, которые мы разработали, совершить такие действия в измененном состоянии сознания никому из испытуемых не удавалось. На самом деле, за всей этой темой стоят очень серьезные перспективы.
В: Хотя в первой части беседы вы обрисовали свою позицию, но все-таки я рискну спросить: применяли ли вы подобные технологии в области духовных исканий?
О: Нет, конечно. Истина так не ищется. Я не понимаю, зачем впотьмах искать Истину, когда существуют определенные процедуры: вы идете в Церковь, — уже этим вы совершаете самый первый шаг. Это двойной выбор: с одной стороны вы тем самым вырываетесь из той жизни, в которой находитесь, а это волевое решение, потому что нужно принудить себя к выполнению действий, кажущихся не нужными. Вы первоначально должны молиться, хотя нет еще никакой ответной теплоты, нет еще никакого отзыва на вашу молитву, нет никакого результата. Вы должны принять определенные тезисы, которые не имеют никакого отношения к вашей непосредственной жизни. И принять их как те, которые, на самом деле, управляют вашей жизнью. Но это еще полбеды. Придя в Церковь, вы совершаете еще некоторый негарантированный выбор. Гарантий того, что вы выбрали Истину, нет. Ведь разные Церкви противоречат друг другу. Правы либо мы, православные христиане, либо иудеи. Некоторые утверждают, что правы и те и другие, но тогда мы только получаем еще одну дополнительную возможность: может быть, правы только одни, правы только другие и правы и те, и другие. Но выбор, который вы совершаете, определяет вашу жизнь за пределами вашего земного существования. Когда выбор совершен, человек начинает к Истине приближаться. До этого он живет в лучшем случае в отражениях, в изображениях Истины. Но если выбор неверен, вы от Истины только удалитесь.