Хроники русского быта. 1950-1990 гг

Куратов Олег Валерьевич

В послевоенной Шуе во времена, наступившие вслед за денежной реформой 1947г, появилось огромное количество ларьков по торговле водкой и пивом. Все ларьки имели одинаковый внешний вид и торговали одним и тем же товаром по строго одинаковым ценам (водка и пиво в розлив, бутерброд из чёрного хлеба с двумя кильками или с двумя кусочками селёдки и изредка – конфетка). Сто граммов водки стоили 4руб, кружка пива –полтинник, бутерброд 40коп. Никаких столиков, скамеек или стоек у ларьков не полагалось, товар подавался изнутри прямо в руки покупателю, а продавщица держала под рукой свисток, чтобы предотвратить хищение стаканов или кружек.

Для тех, кто любил посидеть, не спеша

потолковать и побаловаться такой же немудрёной, но чуть более разнообразной закуской, работали пивные. Самая популярная из них была расположена на первом этаже двухэтажной «Чайной», ныне снесённой, возле кинотеатра «Родина». Там тоже подавали и водку, и пиво, и закуски, но подороже. Было тепло, были столики, стулья, ложки и вилки. Но главное – буфетчиком там был Ананий Иваныч. Это был плотный лысый человек с усиками шириной от ноздри до ноздри, лет пятидесяти, никогда не улыбавшийся и, говаривали, совершенно не пивший. Знаменит он был тем, что давал выпить-закусить «под крестик», то есть в долг.

В нашем доме на Стрелецкой улице, недалеко от этой пивной, жили два уцелевших инвалида-фронтовика. Будучи истинными шуянами, оба даже не мыслили и дня без выпивки; в то же время оба работали и были на хорошем счету. Мы, дворовые мальчишки, беспрекословно исполняли самые разные их поручения по утолению вечной жажды и считали за честь послушать их возбуждённые воспоминания о войне и очень интересные рассуждения об окружающей жизни. Так я узнал о причине огромной популярности Анания Иваныча. Оба наших соседа прошли через его «крестик», и оба, не заплатив в положенный срок, были навечно вычеркнуты из списка его клиентов. Оба, как настоящие мужчины, признавали его правоту; оба были благодарны ему за короткую, но столь важную помощь. Они, конечно, кое-как обходились и без его «крестика», но хмельными вечерами обязательно его вспоминали и пытались даже рассчитать размеры его «оборотного капитала».

Я хорошо помню Анания Иваныча, потому что много раз видел его не только в этой «Чайной» (там выдавали обеды «на вынос» по талонам), но и в буфете монастырской бани, где он работал до этого. Но я не знаю не только его жизни, но даже его фамилии; знаю лишь, что так публично рисковать в те времена в торговле мог только незаурядный человек. Сам по себе факт масштабного индивидуального ростовщичества в глубинке Руси в конце сороковых – начале пятидесятых годов интересен и многозначителен, и как было бы интересно исследовать и документировать эту истинную быль и, может быть, увековечить память предпринимателя Анания Иваныча! Немногие оставшиеся в живых старики-шуяне помнят и чтят его до сих пор, даже могилу его знают.

Апологет советского искусства

16 мая 1980г состоялась встреча слушателей Академии Народного Хозяйства СССР при Совете Министров СССР с маститым работником литературы и журналистики, писателем А. Б. Чаковским, крупным общественным деятелем, кандидатом в члены ЦК КПСС, обладателем многих почётных званий. Встреча проходила в рамках специальной учебной программы «Культура», предусматривающей всестороннее развитие интеллектуального потенциала слушателей. В соответствии с этой программой Академию посещали знаменитые писатели, режиссёры, артисты, дипломаты; время от времени устраивались просмотры новых фильмов, выходящих на экраны страны. Большинство приглашённых знаменитостей, понимавших казённую сущность таких встреч, предпочитали держаться линии официозной и проявляли осторожную сдержанность в своих суждениях. При внимательном наблюдении эту сдержанность легко можно было обнаружить, хотя она и скрывалась либо за ура-принципиальностью, либо за кружевным

маревом тонкого юмора.

Встреча с А. Б. Чаковским потому и запомнилась особо, что его высказывания и поведение были совершенно лишены даже ничтожной доли отклонения от своего, внутреннего видения вещей и явлений и были по-настоящему искренни. Поскольку некоторые, заранее предложенные для обсуждения, темы меня заинтересовали, я занял место поближе к мэтру и тщательно впитывал не только содержание его суждений, но и то, как они произносились, стараясь за оттенками интонаций, мимикой или хотя бы за выражением глаз уловить его подлинное, личное отношение к тому или иному вопросу. Мне не удалось найти даже тени лукавства или юмора – всё, что он говорил, действительно было его видением мира творчества и полностью соответствовало его подлинным убеждениям. У меня сохранились записи некоторых его мыслей, высказанных на встрече.

• А.Камю – это ренегат и антикоммунистический мозговой центр.

• Д.Хеллер, вообще-то, неплохой мастер, но лично мне, и я совершенно уверен, и всем вам, неинтересны переживания его героя Слокума (о романе «Что-то случилось»).

• Творчество Д.Апдайка – это прозябание.

• Современные американские писатели – Апдайк, Воннегут, Хеллер и другие – мне не нравятся. Вот Хемингуэй, Колдуэлл, Фолкнер, Дос Пассос, Райт – это, в общем-то, неплохие писатели.

• Хемингуэй – классик ли он? Чёрт его знает! Я лично считаю его крупнейшим писателем.

• Ни ставить в один ряд, ни противопоставлять наших и западных писателей, не стоит. Как их расставишь – по росту, по весу? Это бессмысленное занятие (на вопрос о том, кого бы из наших писателей он поставил в один ряд с современными западными мастерами прозы).

• Я вам скажу так: только ангажированный писатель может быть настоящим писателем.

• Наши лучшие писатели: Бондарев, Симонов, Астафьев, Белов, Абрамов.

• Аксёнов – это просто графоман.

• Тарковский – это сплошное манерничанье. Вот «Чапаев» и «Юность Максима» – это да! Кстати, «Гараж» и «Осенний марафон» мне лично не понравились и оставили меня равнодушным.

• Даже тогда не верилось, а теперь –и подавно, что такие перлы мог официально провозглашать "Главный Литератор Страны", Герой, лауреат всех высших премий, кавалер многих орденов и званий.

Бани

Чувства глубочайшей ответственности, вечной благодарности и языческого трепета охватывают русского человека при одном только звучании этого сладостного слова. Нет, не было и никогда не будет другого столь сильного и чистого плотского наслаждения, возносящего нас на самые вершины духа человеческого и подвигающего на благодеяние, прощение, братство и любовь. Так много и прекрасно написано о единстве торжества духа и тела человеческого, несравненным дарителем которого издревле стала для нас баня, что нам, простым смертным, остаётся дружно присоединиться ко всем сотворённым в её честь гимнам и благодарить Господа за это чудо.

Как кино отличается от телевидения, так и общая баня отличается от личной, как бы хорошо и удобно устроена она ни была. И не только самым важным – так называемым эффектом присутствия, но и самим качеством и свойствами пара. Невозможно в маленькой парной обеспечить то соотношение объёма, температуры и влажности, какое достигается в большой, с мощным источником тепла и с менее заметным перепадом температуры по высоте. Но всё же главное – это духовная атмосфера всеобщего братства и единения, совместного участия в радостном и важном действе нравственного и физического очищения.