Хроники русского быта. 1950-1990 гг
Шрифт:
В шестидесятые – восьмидесятые годы в Москве и во многих других городах бани становились всё более популярными. Все, кто ранее посещал их исключительно в гигиенических целях, удовольствовались домашними душами и ванными. Бани превращались в народные клубы с парной, мытьём, выпивкой, закуской и неспешным свободным разговором. Появился и пышно расцвёл новый культ, который назывался «делать пар». Он заслуживает особого описания.
Помимо случайных клиентов, каждая баня по определённым дням посещалась вполне определёнными, постоянными компаниями. В свою очередь, постоянные клиенты делились на две части: одна из них, состоявшая из трёх-четырёх человек, «делала пар», то есть готовила парную, а другая – все остальные, этим «сделанным» паром пользовалась. Иногда команд по «деланию» пара оказывалось несколько; в этом случае они
Их команда состояла из трёх-четырёх человек. Появлялись они всегда в одно и то же время, часов около трёх пополудни. В руках каждого атлета было по две больших сумки. В сумках находились: снаряжение для парки (веники, шапки, рукавицы), банные принадлежности (мыло, мочалка, тапочки, пемза и др.), полотенца, чистое бельё, выпивка, квас, пиво, закуски. Кроме этого, там были сосуды с настоями различных трав, а также особые предметы «для души», например, специальный футляр, внутри которого, каждый в своём ложементе, покоились штопор, открывалки консервов и бутылок, стопки и стаканы, ложки, вилки, ножи, блюдечки и даже пластиковые пробочки для початой бутылки – на случай предотвращения потерь от случайного падения. Была там и аптечка со всем необходимым. Но основную часть сумок всё же занимали несколько больших простыней.
Расположившись в раздевалке и неспешно раздевшись, команда проходила в мыльное отделение, подыскивала себе подходящее местечко, ошпаривала кипятком лавки и шайки, запаривала веники и отправлялась в парную с охапками простыней и склянками с настоями. В парной они добродушно-настойчивым тоном предлагали всем присутствующим прекратить «травиться мочой и потом» и приступали к полной уборке.
Распахивались двери, вентиляционные отверстия, выметались и выносились вон листья от веников. Пол, стены и скамейки наверху парной протирались влажной ветошью. Входной дверной проём, сама дверь в парную и ближайшие участки пола мыльного отделения окатывались холодной водой. Затем начинался процесс «сушки»: при открытой двери парной производилась интенсивная, но кратковременная «поддача», после чего дверь и форточки закрывались, а по всему верхнему полу расстилались сухие простыни. Один или два члена команды стояли на страже у входа в парную, успокаивая нетерпеливых, а два другие поддавали уже «рабочий» пар, терпеливо бросая на раскалённые чугунные чушки горячую воду маленькими порциями. Наконец, с пола убирались простыни, и двое работающих в парной приступали к заключительному действу: встав у подножия лестницы, они, как опахалом, перемешивали в парной горячий воздух растянутой простынёю. После этого делалась последняя поддача с пивом, квасом или настоем ромашки, стенки парной слегка спрыскивались настойкой мяты или эвкалипта, на них размещались ветки полыни, и наступали последние минуты, в течение которых свежий, душистый и густой пар «садился».
Тем временем у входа в парную вырастала большая толпа, нетерпеливый ропот которой всё возрастал. Из парной появлялись красные, задыхающиеся члены команды и бежали под холодный душ или в бассейн. Когда они возвращались, то первыми заходили в чистую, раскалённую и благоухающую травами парную и забирались наверх. За ними, молча и незлобно толкаясь, пробирались остальные. Все рассаживались сначала на полу – не только стоять, но и сидеть на скамейках, было невозможно. Но дышалось свежим паром легко и свободно. В сосредоточенной тишине один из членов команды вставал и, делая круговые движения простынёю или веником, окончательно осаживал пар. Париться веником было принято спустя несколько минут, когда появлялась возможность распрямиться. Следующая уборка и подготовка парной проводились примерно через полчаса, в таком же порядке.
В расположенных недалеко Ржевских банях схожая процедура издавна имела особое регулярное продолжение: после захода в парную все ползком располагались на полу, укладываясь веером вокруг его центра; в этот центр вслед за всеми проползал особо стойкий боец. Он, встав на колени, обмахивал распростёртые вокруг него тела веником или длинным древком с привязанным полотнищем, вызывая в них заветный «мураш», то есть неудержимую сладкую дрожь и покалывание кожи от волн горячего пара. Некоторые из
После нескольких пропарок (обычно первая – без веника, а следующие с таковым), средний посетитель отправлялся со своей компанией выпить чаю, кваса, воды, пива, а то и просто стопку водки и немного передохнуть и поболтать. Затем начиналась процедура мытья, включавшая прогрев в парной и последующий массаж, завершавшийся ожесточённым продраиванием тела пенной мочалкой и многократным окатыванием. Только что вымытый сам становился массажистом и мойщиком, – во всех банях, кроме Центральных и Сандуновских, штатных мойщиков не было, а в восьмидесятых они исчезли и там, по крайней мере, официально.
Вслед за мытьём тела бывалые любители отправлялись с веником на последнюю парку, – сквозь промытые, распаренные, открывшиеся поры пот, а, вернее, только что выпитые чай или вода лились ручьями, окончательно очищая весь организм. Следовал неспешный блаженный передых, после него мытьё головы, прохладный длительный душ и окатывание, и завершающая фаза – расслабление за выпивкой и закуской, и, разумеется, обсуждение всех проблем, от спортивных до политических, от общественных до личных.
Иногда от избытка благодушия из одной компании в другую передавался на пробу какой-то особо приготовленный чай на травах, в другой раз у кого-то не хватало хлеба, и его заодно угощали огурчиком своего посола, а то и рюмкой водки «на проходе», но вот что особо любопытно: за многие десятки лет еженедельного посещения разных бань я ни разу не столкнулся с озлоблением или с дракой, хотя выпивали и выпивают сейчас в банях изрядно. Единственный достоверный случай драки произошёл в середине семидесятых в снесённых ныне Марьинских банях, – о нём мне рассказал мой друг, попавший в эту переделку, как кур во щи. Но там произошла запланированная разборка между двумя местными бандитскими группировками, как потом пояснила прибывшая на драку милиция.
Особенно приятно вспомнить, что во времена самых несуразных антиалкогольных кампаний, когда в кафе и столовых пропустить безнаказанно сто грамм стало настоящей проблемой, в банях совершенно свободно накрывались столы с выпивкой и закуской. Как-то раз в самый пик этой горбачёвской глупости мы с приятелем оказались в обычной четырёхместной каюте Воронцовских бань с двумя одетыми в штатское офицерами милиции. Те, слегка расслабившись, рассказали нам, что не рискнули отметить свою случайную встречу иначе, чем в самом безопасном месте – в бане.
Блат и продзаказы
Парикмахер, обращаясь к окружающим и к человеку, обвинившему его в том, что он обслуживает знакомых без очереди:
– Товарищи! Вы только посмотрите на этого фраера! Ему не нравятся наши порядки, и он хочет начать с нашей парикмахерской!
(Популярный советский анекдот)
Невозможно представить себе жизненный уклад, который бы способствовал полному торжеству блата более, чем наш образ жизни во второй половине двадцатого века. Не было такой сферы человеческих и общественных отношений, которая осталась бы в стороне от этого феномена.
Основной предпосылкой для сплошного распространения блата была не только единая принадлежность всех видов ресурсов (государственная собственность), но и единое их свойство – нехватка. Не хватало жилья, продуктов, одежды, обуви, книг и журналов, мебели, бумаги, земли, материалов, горючего, дерева, транспортных средств – ничего не хватало!
Для простых смертных, особенно для городского населения, самыми острыми проблемами были нехватка жилья и продуктов питания, и если положение с жильём неуклонно улучшалось, то уровень обеспечения продуктами постоянно падал. И при каждодневном распределении хлеба насущного процветал блат, охватывающий все слои общества, всех его членов, от всем известного директора столичного Елисеевского гастронома и его маститых клиентов до продавщицы тёти Маши и её односельчан в заштатном сибирском сельпо.