Хроники Рыжей (Трилогия)
Шрифт:
Сердцем Геферта безусловно являлся Колодец пустоты, скрытый под самым нижним ярусом Храма Ледяного бога. Ровный туннель с высокими, гладкими стенками, сложенный из хорошо пригнанных друг к другу и аккуратно обтесанных камней, уводил вниз, в непроницаемый полумрак, дальше которого клубились черные лохмотья великого Ничто. Там ритмично пульсировал и выстреливал гроздьями ярких искр–протуберанцев плотный сгусток невесомой материи, способной как творить, так и уничтожать живую плоть и кровь, свет звезд, голос ветра, а также само дыхание земли и ток горячей лавы в ее глубинных венах. Это кружился водоворот первородной субстанции, рождающей все и ничего, это угрожающе ворочался и ворчал тот, кто свободно создавал богов и даже демиургов одним незримым движением бессмертной воли – всемогущий Логрус.
Выше Колодца вольготно раскинулся сам Храм, сложенный из многотонных кубов черного мрамора, украшенных сложной резьбой и
В Храме обитал мрачный Ледяной бог, недавно получивший новое тело молодого, черноволосого, царственного мужчины, полного сил и внутреннего огня. Холодная тварь обрела плоть. До поры до времени, Бог лениво притаился в толще голубоватой глыбы чистого речного льда, воздвигнутой на алтаре в центре святилища. Тончайшие нити–сосуды тянулись к рукам и ногам Бога, проникая через лед и непрерывно питая его кровью жертв, наливаемой в большие бронзовые чаши, расставленные по углам храма. Бог набирался сил. Прекрасные, бездонные, черные как уголь глаза, опушенные длинными ресницами, бездумно смотрели через защитный слой льда, оберегающий юного Бога от преждевременных невзгод внешнего мира. Чаще всего Бог дремал, бдительно контролируя процессы, происходящие на подвластной ему, все увеличивающейся и разрастающейся территории. Жаль только, что ему достался физически подпорченный экземпляр, уродство лица которого, впрочем, с лихвой компенсировалось его врожденными талантами и способностями. Нынешний носитель Ледяного бога ранее принадлежал к одной из самых родовитых и могущественных правящих фамилий земных владык. Но кровь жертв постепенно делала свое дело, излечивая раны и уродства, сглаживая безобразные рубцы, портившие лик твари, наделяя ее поистине нечеловеческой красотой. Левая половина лица развивающегося божества еще хранила облик отталкивающей порочности, правая же, уже исцелилась совершенно и заблистала белизной и идеальной свежестью каждой черточки, достойной будущего, совершенного правителя всего мира. Бог торжествовал. А рядом, в закрытом хрустальном футляре, невесомо парила в студеном воздухе точеная «Агриэль Алатора» – Морозная игла, одна из священных даг, созданных демиургами, один из клинков, предназначенных для управления течением бытия этого мира, источник жизни и силы всех Детей холода, всего Края Тьмы. И лишь одна, пока еще малозначительная мелочь заметно смущала сытый покой жадного Бога. Он чувствовал присутствие посторонних, врагов – сумевших непонятным путем проникнуть сквозь его сложную магическую защиту, сменившую павшие заклинания демиургов, оберегавшие Край Тьмы. И Бог понимал, что наиболее уязвимым местом его силы является одинокая башня, острая как игла, подпирающая небеса на дальнем фронте территории Геферта – Башня отчаяния. Именно в ней и скучала в заточении его самая важная жертва, его ритуальна невеста – прелестная княжна Лилуилла. Томилась, ожидая сама не ведая чего, пока поиски Пелены богини Аолы не закончатся победой, и Ледяной бог сможет с ее помощью пройти инициацию и обрести настоящую, полноценную жизнь. Но неведомые враги осмелились неожиданно вмешаться в предопределенную участь его невесты… И теперь судьба будущего правителя подвергалась смутной угрозе. Поэтому Бог на миг приоткрыл холодные глаза и сплел короткую цепочку одиночного защитного заклинания, исторгшего бурный вопль ужаса из груди пленной княжны и мерзкое хихиканье из его пока трупно–синих, едва заметно начинавших алеть и наливаться сочной мякотью губ. Ледяной бог злорадствовал…
Не известно где и когда начитавшийся умных книг дракон Эткин, периодически любит пофилософствовать на тему – что разумные существа чаще всего обладают рядом замечательных, ментальных свойств, присущих именно развитому разуму, но значительно усложняющих факт их тихого, ничем не примечательного существования. Скажем, таких как: любопытство, способность ставить превыше всего не реально произошедшие жизненные события, а свою реакцию на них, и конечно же банальная скука – бич любого пытливого ума. Ну, вот к примеру, хотелось бы мне понять – зачем всем нам срочно потребовалось из принципа влезать в эти запутанные приключения, стремясь немного разбавить заедающую нас серую, бытовую рутину? А теперь, как и следовало ожидать, огребли мы закономерных неприятностей на свой хребет по полной программе! На судьбу на свою, безрадостную, мы понимаешь ли жаловались. А откуда нам знать, может ей с нами, шалопаями, тоже не сладко приходится? Надо было раньше думать, куда вляпываемся! Не даром же часто говорят – сначала семь раз отмерь, а потом уже…
– Пока ты семь раз отмеряешь, другие давно отрезать успеют! – насмешливо подсказал красивый мужской голос.
Я тяжело вздохнула, попыталась усилием воли прогнать острую боль, почему–то непрерывно терзающую мои запястья, но не смогла, и вынужденно приоткрыла глаза. Очередное возвращение в мир живых оказалось нерадостным. Я висела на толстой стальной цепи, перекинутой через балку под потолком и прикрепленной к широким наручникам, плотно обхватывавшим мои саднящие и покрытые синяками запястья. Примерно в метре под ногами виднелся утоптанный земляной пол, на котором живописно валялись наши вещи и оружие. Не очень–то приятно придти в сознание и увидеть себя в роли бессильной, обреченной на заклание тушки, находящейся непонятно где. Ситуацию не скрашивала даже ограниченная компания избранных лиц. Или, что больше смахивало на правду – избранная компания ограниченных лиц, это уж как кому угодно называть, потому что на вкус и цвет все краски, безусловно – разные. На расстоянии вытянутой руки от меня, точно в таком же неприглядном виде, обнаружился насмешливо скалящий зубы белокурый принц, правее которого кулем обвисла обморочно постанывающая Гельда.
– Ексель–моксель! И часто ты вслух рассуждаешь? – с любопытством спросил любимый мужчина, заметив, что мой взгляд обрел осмысленность.
– Часто, – откровенно призналась я. – И причем, это почти всего заканчивается чем–нибудь неприятным или страшным.
– Вполне логично, ведь ты и в маске – страшная, и без маски – страшная! – хамовато подмигнул мне белокурый.
– Комплимента от тебя уж точно не дождешься, даже перед смертью, – укорила его я.
– Комплименты – удел слабых мужчин, – небрежно фыркнул принц. – Сильные мужчины всегда говорят правду!
– Поэтому сильные мужчины обычно умирают в очень молодом возрасте! – сердито огрызнулась я.
– Ого! – заливисто хохотнул мой нахальный собеседник. – Придется мне в целях выживания срочно в лжецы податься! Или ты таким бесцеремонным образом в писаные красавицы метишь?
– Кстати о правде, куда это нас забросило? – я решила вежливо уклониться от скользкой темы о моей весьма сомнительной внешней привлекательности.
– Туда, где нас не спасет даже самый преданный друг, – громыхнул цепями недавний недруг. – Кажется, мы в Геферте!
– Ну, я имею достаточное количество друзей для того, чтобы…
– Друзей не иметь надо, – снова развеселился прекрасный шутник. – С ними нужно дружить!
– А с врагами? – с вызовом спросила я, желая намекнуть, что такие товарищи как белокурые – мне вовсе не товарищи.
– О–о–о! – к моему удивлению принц резко махнул связанными ногами, невысоко подбрасывая свое тело в воздухе, и передвигаясь на один рывок ближе ко мне. – Враги…, – мечтательно протянул он, снова напряг мускулы и перепрыгнул еще ближе, скользя цепью по балке. – Враги, радость моя, это великая сила. Лишь судя по боевому и духовному уровню твоих личных врагов можно достоверно сказать, совершил ли сам ты что–то стоящее за прожитые тобой годы. Не зря ли впустую небо коптил. Потому что, чем сильнее твои противники, тем громче твои подвиги! А значит ты, принцесса, – мой самый желанный и любимый враг, ведь о тебе складывают легенды больше похожие на сказки! – Он оказался совсем близко, уверенно (явно действуя совершенно обдуманно, а не по наитию), наклонил увенчанную спутанными локонами голову и ловко поймал своим усмехающимся ртом мои обветренные губы.
Я возмущенно отпрянула:
– Что ты себе позволяешь? Иные упреки звучат как похвалы, а из твоих уст даже похвала хуже злословия…
– Ульрика! – жарко шепнул он, не обращая внимания на мои слова и придвигаясь еще ближе. – Возможно, мы скоро умрем! Благоразумно ли в подобной ситуации лишать себя последней доступной нам радости?
Я не могла не признать, что в чем–то он, безусловно, оказался прав. Но в очередной раз упрямо пошла на поводу у своего строптивого характера, получая от этого огромное удовольствие:
– Ты по–прежнему мой враг – это раз. Мы не на земле, мы висим в воздухе и мы в плену – это два. Ну и три – опасность, неосведомленность и угроза нашей дальнейшей судьбе, отбивают малейшую тягу к любовным утехам.
– Ох уж мне эти женщины, цветы жизни! – немного разочарованно хохотнул белокурый. – Воистину, место им либо в воде, либо в земле. Хотя чую, лично меня, ты первая своей вредностью в могилу загонишь. У меня так наоборот, опасность лишь усиливает сердечное и плотское влечение. Клянусь, – он многообещающе прищурился, – если бы у меня были свободны руки, и мой меч находился поблизости, то я бы еще сильно подумал против кого его стоит повернуть в первую очередь в качестве укрощения, против тебя – несговорчивая моя, или же наших негостеприимных хозяев…