Хроники семьи Волковых
Шрифт:
Родители вернулись довольные. Галю замуж выдали. Свадьбы как таковой не было — переехала она жить в дом Павла, да и всё. Вскоре родила дочку Нину, но та умерла в младенчестве.
Аня бывала в новом доме сестры и поражалась бедноте этого дома. В комнате — всего одной, — практически не было мебели. Стол, вместо стульев лавки, в углу — рабочий верстак Павла… Как ли они жили у родителей, в своём доме!
Через некоторое время Галя вновь родила девочку и снова назвала её Ниной. А вскоре они с Павлом засобирались в далёкий город Геническ к Азовскому морю, где, как говорили, и белый хлеб
Родители этого зятя, так же, как и Ивана Рябченко, недолюбливали. Был он драчливый, крикливый, суетливый, не стеснялся ругаться матом. А у Волковых это не было принято. Наверное, из-за такого характера Павла Олейникова, и переселение в Геническ прошло не так, как должно было быть. Позвал его туда друг, уже какое-то время живший там. Но этот друг сначала поехал в Геническ сам, всё разведал, нашёл жильё, устроился на работу, а потом уже вызвал семью. Павел же заявил:
— Едем все сразу!
И зимой, в морозы, они поехали с ещё маленьким, годовалым ребёнком.
В Лисках была пересадка, поезда на вокзале ждали больше суток, в холоде меняли на ребёнке мокрые штанишки. Застудили.
В Геническе друг Павла с трудом уговорил каких-то соседей взять их пожить немного. Дали им комнату без мебели, спали на рогожах на полу. От двери сильно дуло, простужены были все. А девочка, не успев выздороветь, ещё сильнее занемогла и вскоре умерла.
Потом Галя с Павлом построили землянку у Сивашей, разбили огород — зажили. Павел всё же был неплохой сапожник, стал зарабатывать. Родился сын Виктор. Но когда ему ещё не исполнилось и года, случились с ним младенческие судороги. Галя полола грядки в огороде, а дома с малышом была соседка. Вдруг соседка бежит к ней, кричит, лицо перепуганное! Побежала Галя в дом сама не своя… Потом она долго носила Виктора по врачам — выжить-то мальчик выжил, а вот нога и рука левые у него стали сухие и скрюченные. Врачи ничего не могли сделать. И только одна бабка руку мальчику вылечила, а ногу не смогла. «Слишком поздно пришли ко мне», — сказала. Так и остался Виктор калекою с короткой сухой ногой.
Павел выпивал, становился буйным, Галю сильно ревновал. Стоило ей ненадолго уйти к соседке — бил, допытываясь, где была, не верил. Такой скандальный характер и подвёл его однажды. Как-то раз он шёл по улице пьяный, толкнул незнакомую женщину, и на её замечание выругался матом. А поблизости оказался милиционер. Женщина позвала его, тот Павла и задержал. За хулиганство и ругань на улице его посадили на два года в тюрьму.
В 40-м году родился у Олейниковых второй сын Володя. Этот был здоровым, красивым и крепким мальчишкой. Но вспыльчивый и задиристый, как отец. Правда, это проявилось позже.
…Мой двоюродный брат Володя Олейников в шестидесятые годы славился на весь Геническ статью, красотой и крепкими кулаками. Работал шофёром. Он был предводителем компании рисковых парней — не банды, нет, криминалом они не занимались, но постоять за себя могли. Их и уважали, и боялись. Мне было шестнадцать лет, когда я впервые сама приехала летом в Геническ, к тёте Гале. С одной соседской девочкой-ровесницей пошла на местную танцплощадку. Ко мне подвалил полупьяненький щёголь в брюках-клёш, пригласил танцевать и тут же предложил:
— Пойдём
Я отказалась: мол, я здесь в гостях у брата, а он не велел.
— А кто же твой брат? — спросил мой кавалер.
— Володя Олейников.
Парнишка протрезвел мгновенно. Чинно проводил меня на место, и скоро уже вся танцплощадка знала, что я сестра «Шипы» — такая была кличка у моего братца.
Через несколько дней, на пляже, наглый парень сорвал с моего лица тёмные очки — был у местных тогда такой «бизнес», — и спокойно пошёл дальше. Я вслед ему крикнула:
— Расскажу Шипе!
Он замер на месте, медленно вернулся ко мне.
— Откуда его знаешь? — спросил.
— Это мой брат.
— Извини, не знал…
И с поклоном очки мне были возвращены…
Но тогда, когда началась война, Володя Олейников был ещё младенец.
Когда фашисты подходили к Геническу, Олейниковы эвакуировались в село. Там Павел сапожничал, а в войну это ремесло очень ценилось. Жили они там, по воспоминаниям самой Гали, очень хорошо, в достатке. Выгнали немцев из города — они вернулись в свой дом-землянку. И тут Павла призвали в армию. Ушёл он, а вскоре написал письмо: он с другими геничанами пока ещё рядом, на пересыльном пункте, на учёбе. Несколько женщин, в том числе и Галя, решили добраться к своим мужьям. Собрали им вещей, еды, поехали. Очень Павел обрадовался, увидев её. Подхватил на руки, закружил… Это было их последнее свидание. Сгинул Павел Олейников на войне, даже неизвестно где могила…
Сёстры. Мария
Мария — на год старше Гали, на восемь лет — Ани. С детства была очень самостоятельная, своенравная, неуступчивая. Постоянно ссорилась и дралась с братом Денисом, который был моложе её на три года. У обоих характеры лидерские, упрямые. Денис не любил подчиняться, а Маруся считала: раз она старше — должен слушаться! Отец с материю — на базар, а у этих двоих почти сразу же стычка. Младшие дети когда пожалуются родителям, а когда и промолчат.
Все Волковы были хороши собой, но Маруся считалась самой красивой: черноглазая, чернобровая, густые волосы, стройная, гордая… Правда, кое-кто, глядя на подрастающую Нюрочку, говаривал: «А вот эта будет ещё лучше!» Но тогда Аня была ещё мала.
В 18 лет Маруся уже встречалась — гуляла с Павлом Нежельским. Но нравилась она не одному ему. Аня помнит, как приезжал к ним свататься другой жених — из купцов. Лихая тройка красиво подкатила к дому, сбежались соседи, вышли сваты и жених — высокий, с усиками, красивый. Но Маруся презрительно сказала:
— Нужен мне той жених, як прошлогодний снег!
И тройка укатила ни с чем. Ане было очень жаль: и лошадки, и жених казались такими красивыми!
Жаль было и родителям: купеческая семья была очень зажиточной. Представлялось, что их дочь попала бы в хороший дом, что жила бы богато, беззаботно… Не знали ещё люди в том, 28-м году: скоро все «зажиточные» или пойдут по этапу в далёкие места, или останутся нищими. Не миновала б эта доля и Марию. Но судьба, в лице восемнадцатилетней девушки, распорядилась иначе. Мать, после неудачного сватовства, в сердцах бросила ей: