Хроники странного королевства. Шаг из-за черты. Дилогия
Шрифт:
Кантор повернулся посмотреть, как там дела у девушки, а то после выстрела что-то подозрительно тихо стало. И удивился в очередной раз, хотя удивляться, собственно, было нечему.
– Чего ты стоишь? – сказал он, поднимая свой плащ и подходя ближе. – Прячь оружие и пойдем дальше.
– Ага… – растерянно сказала она и сунула пистолет в карман. Прямо так. Ох уж, эти испуганные женщины… – Да, конечно, пойдем… С тобой все в порядке? У тебя рукав в крови.
– Все в порядке, просто запачкался. Достань оружие и посмотри, ничего ли ты не забыла, а то мне кажется, оно у тебя прямо в кармане выстрелит.
Он наклонился, вытер нож об одежду ближайшего грабителя и спрятал в ножны. Ольга по-прежнему стояла, не двигаясь с места и во все
– Что ты так смотришь? – спросил Кантор. – Он уже ничего никому не сделает. Кто тебя учил стрелять?
– Король… – деревянным голосом ответила девушка. – А я его насмерть убила?
Ах, вон оно что! Как до него сразу не дошло!
– Это что у тебя, первый? – уточнил он свою догадку. Она молча кивнула. Да, это серьезно… Хоть бы не разревелась… он обнял ее за плечи и повел прочь от места событий. – Пойдем, тут по пути есть одна поганенькая забегаловка, зайдем и купим что-нибудь выпить. Расслабься, ничего страшного не случилось.
– Знаешь, – обиженно отозвалась она, дрожа, как от озноба. – Может, для тебя это ничего страшного… Может, ты это делаешь каждый день… А я только что убила человека.
– Нашла о чем переживать! Знаешь, что бы он с тобой сделал, если бы ты его не убила?
– Догадываюсь.
– Вот то-то. Не переживай и не бери дурного в голову. Я тоже когда-то начинал. После первого десятка все это проходит.
– Спасибо, – с убийственным сарказмом ответила она. – Уж не полечиться ли мне прямо сейчас?
Кантор засмеялся и стиснул ее плечо. Ничего, нормально. Похоже, обойдется без истерики.
– Ты отличная девчонка, – сказал он. – С чувством юмора у тебя проблем нет.
Она вздохнула и прижалась к нему чуть крепче.
– Пойдем в твою забегаловку. Надеюсь, там к нам никто не прицепится?
– Да нам с тобой никто не страшен! – снова засмеялся он и вдруг поймал себя на странном желании остановиться и… Да нет, не может такого быть. Что это с ним, в самом деле!
Может-может, сказал внутренний голос. Не выпендривайся, остановись и немедленно обними девушку, как следует. И поцелуй. Хочешь ведь.
Не дождешься, огрызнулся Кантор.
– Почему ты замолчал? – спросила Ольга. – Не молчи, говори что-нибудь. А то мне становится страшно.
– Не бойся, – сказал он и остановился. Повернул ее лицом к себе и обнял. Она тут же прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. О, небо, что я делаю, подумал он, чувствуя, что реагирует на это так же, как любой нормальный мужчина, две луны не видевший женщин. Только не это, только не посреди улицы… Только не я! Этого не может быть! Ну, славная девушка, симпатичная, необычная, но это же не причина, чтобы вот так, ни с того ни с сего, после стольких лет, вдруг вспыхнуть таким желанием, что того гляди пуговицы со штанов поотлетают… Да скольких таких славных и симпатичных он даже не заметил, проходя мимо, сколько их ушли, несолоно хлебавши, после напрасных попыток с ним заигрывать, и вдруг… проснулся, спящий красавец! Нашел время! И что самое ужасное, она ведь это чувствует, просто не может не чувствовать, как раз в нужном месте прижалась… Чувствует, и продолжает прижиматься! Не понимает, что из этого может выйти? Или… хочет, чтобы так вышло?
– Диего, – сказала она, не поднимая лица. – А почему о тебе говорят… ну, то, что неправда? С чего они так решили? Ты за что-то не любишь женщин? Или ты считаешь, что это безнравственно? Или у вас в Мистралии считается патологией не приставать к каждой даме? Ты же совершенно нормальный. Или это потому, что ты заколдован?
– Нет, – ответил он, пытаясь стиснуть пальцы на ее плечах. Непослушные пальцы не согласились и, категорически отказавшись замереть, заскользили по ее волосам, ушкам и небольшому участку шеи, не скрытому свитером. – Я… не знаю… Не спрашивай… Ничего не спрашивай, я сам ничего не понимаю… Можно, я тебя поцелую?
Она молча подняла лицо и закрыла глаза.
Ну зачем она это сделала?
В молодости это у него называлось «бросить вожжи». Тогда он делал это часто. Забыв обо всем на свете, с головой бросался в безудержный разгул, длившийся иногда по несколько суток. Отдавался веселью и наслаждениям, окунаясь в них, как в океанские волны, ни о чем не заботясь и не боясь утонуть. Пил вино, пел песни, любил женщин, носился галопом, танцевал и принимал наркотики, и все это в одном лихом порыве, на лету, в состоянии непрекращающегося восторга. И остановить его было практически невозможно, пока это состояние не проходило само при очередном пробуждении в незнакомом месте с незнакомой женщиной и с головной болью. И с непременными словами «Ну ни хрена себе я погулял…»
Где-то после первого поцелуя Кантор забыл кто он такой и что здесь делает, и «бросил вожжи».
Они целовались на темной улице, освещенной лишь полной луной и слабым светом из единственного освещенного окна где-то под самой крышей одного из домов. Он забылся настолько, что начал уже искать, где расстегиваются ее голубые штаны, но она схватила его за руку и сказала «Ну не здесь же!» То есть, в более подобающем месте она бы не возражала против продолжения, вдруг понял Кантор, слегка опомнившись, и впервые за много лет ему стало всерьез страшно.
Домой, придурок, вскричал внутренний голос. Скорее, пока стоит, бегом тащи ее домой и продолжай!
Пошел на…, возразил Кантор, скорее из чувства противоречия, чем из несогласия. Этого еще не хватало.
Дубина ты, она же хочет!
Да мало ли чего женщина хочет спьяну и с перепугу, снова возразил Кантор и вслух сказал:
– Извини, я немного… забылся… Мы, кажется, собирались пойти выпить.
Он всерьез полагал, что таким образом им удастся отвлечься и забыть о внезапном порыве, толкнувшем их в объятия друг друга прямо посреди улицы. Ошибся, товарищ Кантор. Катастрофически ошибся. Не надо было шляться по забегаловкам… Вернее, пить больше не надо было, вот из-за чего все случилось, но когда уже слегка пьян и когда уже бросил вожжи, разве придет в голову считать выпитые рюмки да еще и думать о возможных последствиях?
Они что-то пили в подозрительной забегаловке, закусывая дымом и традиционными солеными орехами, и где-то после третьей он забыл о своих робких намерениях вести себя, как подобает достойному кабальеро. Уже не смущаясь и не удивляясь себе, он вслух рассказывал ей, как она ему нравится и какая она необыкновенная и удивительная… Даже, кажется, о том, как безумно он ее хочет, но на этой стадии поручиться за точность своих воспоминаний он уже не мог. А она сказала, что ей с трудом верится в происходящее, поскольку все происходит, как в кино. Потом она объясняла ему, что такое кино, но он плохо понял, поскольку был уже слишком пьян, чтобы понимать всякие умные вещи. Потом он рассказывал ей мистралийские политические анекдоты – нашел же, что рассказывать даме! – и уже дошел до того, что начал исполнять в лицах фрагменты из запрещенной в Мистралии пьесы «Путь наверх». Правда, политика ему быстро надоела, видимо, потому, что дама понимала в ней ровно столько, сколько он в кино, и Кантор плавно перешел на любовную лирику. Начал, кажется, с классики, а потом, забывшись, декламировал вслух на все заведение любимые когда-то стихи на всех языках континента, в том числе, кажется, на хинском… Его понесло настолько, что он начал было даже петь, решив почему-то, что раз в Ольгином мире барды с такими голосами сходят за певцов, то почему бы и ему не попробовать. Неизвестно, до чего бы он еще дошел, но в краткий момент просветления вдруг заметил, что все наличные дамы почему-то собрались у их столика, а все мужчины начали на это неодобрительно посматривать. Провоцировать драку у него не было никакого настроения, поэтому он напомнил даме о том, который час и предложил проводить ее домой.