Хроники судебного медика-2
Шрифт:
Вообще, то время (с 1985 по 1995 годы) многие наши специалисты справедливо считают «золотым веком» не только Главного БСМЭ МЗ РСФСР, но и всей российской судебной медицины. Ежегодно по каждой судебно-медицинской специальности (судебная химия, биология, гистология, медицинская криминалистика, называвшаяся в ту пору физико-техническим отделением, танатология, экспертиза живых лиц и т. д.) регулярно проводились совещания и семинары, куда приглашались эксперты-практики из всех регионов России; широким потоком издавалась и рассылалась методическая литература по различным экспертным вопросам. Здание Главного Бюро судебно-медицинской экспертизы в Москве, на улице Пятницкая, 1/2 , стало чуть ли не вторым домом для каждого эксперта, приезжавшего в столицу из провинции.
Я и сам, помимо ежегодных официальных
– А вот и наш калмык появился!
Всячески поощрялась инициатива, исходящая снизу, и региональный начальник, посылавший своих экспертов без всяких разнарядок, был на хорошем счету. Позитивную роль в данной ситуации играло то обстоятельство, что большинство из руководителей отделений Главного Бюро СМЭ, не являлись коренными москвичами, и в них напрочь отсутствовал чисто московский прагматичный подход – «Ты мне, я тебе». Это может показаться невероятным, но это факт. Когда в 1995 году я приехал в Москву для приобретения большого количества аппаратуры и оборудования, вывоз которого осуществлялся поездом, то Искак Ахмедович Гедыгушев, находившийся тогда в должности 1-го заместителя начальника главного Бюро судебно-медицинской экспертизы России, лично носился со мной по перрону Павелецкого вокзала, помогая загружать в вагон тяжелые ящики и коробки, чтобы я уложился в 30-минутный промежуток времени до отправления состава.
Катаклизмы начались в 1995 году с приходом нового министра здравоохранения СССР Нечаева, из бывших военных. Тогда без всяких убедительных оснований был освобожден от должности Главного судебно-медицинского эксперта и руководителя Главного бюро судебно-медицинской экспертизы МЗ РСФСР Владислав Олегович Плаксин, а на его место назначен бывший Главный судебно-медицинский эксперт Вооруженных сил Советского Союза В. В. Томилин, мужчина уже в годах, отягощенный болезнями и личными проблемами. Я лично присутствовал на заседании Координационного совета, на котором было объявлено о перемещениях, и был представлен наш новый руководитель. Помню, как многие члены Совета, начальники региональных Бюро, открыто выражали свое несогласие с таким решением министра.
Но это оказалось не худшим из зол. Виталий Васильевич Томилин, хоть и не проявлял особого рвения на своем посту в силу преклонных лет, но, по крайней мере, не мешал работать своим подчиненным, поэтому уже однажды запущенный и отлаженный механизм еще некоторое время функционировал в прежнем режиме.
Затем на здание, в котором располагался Республиканский Центр судебно-медицинских экспертиз МЗ РФ, нашелся новый (старый) хозяин. Им оказался прямой наследник водочного короля дореволюционной России Смирнова, чья торговая марка и сегодня известна по всему миру. Наследник милостиво разрешил экспертам остаться в здании, правда, переместив их в ужатом виде на задворки особняка, куда и войти можно было только с черного хода. Остальную полезную площадь после реконструкции он сдал под офисы различным фирмам (а это центр Москвы), а на фасаде дома появился горделивый барельеф «Поставщикъ двора его императорского величества Петр Смирновъ».
Но настоящие напасти свалились на Республиканский центр СМЭ, когда на место серьезно заболевшего В. В. Томилина неведомым образом проскользнула некая полукриминальная личность, за которой сразу потянулся хвост возбужденных уголовных дел. Он прихватил с собой в качестве заместителя по административной и хозяйственной части выходца из солнечной Армении, который приезжал на бронированном джипе и появлялся в своем кабинете на Пятницкой не чаще одного раза в неделю в сопровождении двух автоматчиков. Один «бык» дежурил у машины, другой охранял дверь кабинета своего босса, не допуская никого к телу. Видимо, не без веских оснований начхоз так заботился о собственной безопасности. Такого срама ни советская, ни российская судебно-медицинская служба еще не знала и так низко никогда не падала. Все стоящие специалисты покинули здание на Пятницкой; одни добровольно, не желая работать под началом такого,
Сейчас, когда одиозный «руководитель» и его подручный отстранены от своих должностей и начали плотно общаться со следователями, мрачная и тягостная атмосфера в РЦСМЭ стала рассеиваться, хотя и далека до идеала, каким он остался в моей памяти.
Но, чувствую, что я сильно отклонился от темы векторно-графического анализа, заговорив о грустном. Векторно-графический анализ хорош в тех случаях, когда мы имеем дело с поврежденными во многих местах костями. Тогда без специального исследования невозможно решить вопрос о количестве нанесенных ударов, затруднительно говорить о точной локализации мест травматических воздействий, о последовательности ударов. Сложно также отдифференцировать ударные воздействия от компрессионных - с преобладанием сдавливания. Благодаря С. С. Абрамову, я этот метод освоил и успешно использовал на практике.
Применительно к черепу это выглядит примерно так. Предположим, что перед вами находится сильно фрагментированный череп; множество осколков и фрагментов, которые трудно соединить в единое целое. Первоначальный этап как раз и заключается в необходимости реконструкции черепа или его свода. Для этого разрозненные, хаотично расположенные кости, подвергаются специальной обработке (чтобы с ними было удобно работать), высушиваются, после чего смежные осколки и фрагменты соединяются между собой по разделяющим их краям переломов с помощью тонкой медной проволоки, продеваемой в специально просверленные отверстия. Это довольно кропотливая работа, но от полноты и тщательности манипуляций на первом этапе зависит все остальное.
И вот раздробленный череп собран, он стоит перед вами, зияя пустотами глазниц, тускло поблескивая медными скобами, скрепляющими паутину переломов, – реконструкция завершена. Теперь необходимо получить точную копию всех повреждений в натуральную величину. С этой целью на череп накладывается обыкновенный лист целлофана, сквозь который видны все повреждения. Он аккуратно закрепляется на костях во избежание скольжения и возможных в таких случаях искажений, а затем, не торопясь, шариковой ручкой на целлофане прорисовываются все линии переломов и различные особенности повреждений в их натуральную величину, что называется один к одному. Такая черновая топограмма изготавливается не только с наружной поверхности черепа, но и с внутренней.
Для дальнейшей работы, с помощью рентгенологического негатоскопа (прибора для просмотра рентгеновских снимков) топограмма с целлофана копируется на чистый лист ватмана, сначала тонким карандашом, а затем переломы прорисовываются разноцветной тушью. И вот мы имеем точное изображение всех повреждений со стороны обеих костных пластинок, только не на сферической поверхности черепа, а развернутое на плоскости ватмана. Затем следует этап стереомикроскопии реальных повреждений на черепе, а выявленные признаки, в том числе и направления сил сжатия и растяжения кости с помощью условных изображений наносятся на ватман (топограмму), которая теперь уже называется фрактограммой.
Дальнейшее исследование проводится уже с плоскостной разноцветной фрактограммой. При нем учитываются способы соединения одноименных линейных переломов, топография силовых напряжений в костях при травме и другие факторы. Детальный векторно-графический анализ помогает ответить на вопросы следствия, о которых я говорил выше.
Точно также было и со сводом костей черепа от трупа А. Оли, с единственной поправкой на возраст. Детские черепа, да и вообще кости, ломаются несколько по иным законам, чем кости взрослых, что связано с их большой эластичностью и пластичностью, вследствие преобладания коллагена над минеральными составляющими. В подготовке костей для экспертизы мне, как и всегда, помогала лаборант ОМК, верный помощник с 1980 года и по сей день, Вера Родионовна Торикова.