Хроники Тамула. Трилогия

Эддингс Дэвид

– Твоя охота слишком долгая, Улаф-из-Талесии. Ты нашел злых? Если нашел, покажи, где злой. Он будет гореть вечно.

Тиниен и Улаф обменялись долгим взглядом. Затем Тиниен по-волчьи ухмыльнулся.

– Почему бы и нет? – сказал он.

– Действительно, почему бы и нет? – согласился Улаф и повернулся к окутанному искрами богу огня.

– Наша охота была удачной, Кхвай, – объявил он. – Мы нашли одного из злых, которые украли подругу Анакхи. Теперь ты можешь ввергнуть его в огонь, который горит вечно. – Улаф помолчал. – Есть и другие, за кем мы охотимся. Мы не хотим спугнуть их, потому что тогда наша охота станет труднее.

Может Гхномб поместить этого злого в He-Время? Там ты ввергнешь его в огонь. Если он будет гореть в He-Времени, другие из его стаи не почуют дым и не услышат криков, и мы не спугнем их.

– Это хорошая мысль, Улаф-из-Талесии, – согласился Кхвай. – Я скажу об этом Гхномбу. Он поместит того, кто будет гореть вечно, во время, которое не движется. Кого из них я должен сжечь?

– Этого. – Улаф указал на барона Парока.

Герцог Миланис, поворачиваясь от окна, застыл на полушаге, точно изваяние.

Барон продолжал беспокойно расхаживать по комнате.

– Нам придется принять новые предосторожности, – говорил он, не замечая, что люди вокруг него окаменели. Затем он развернулся и налетел на изнеможденного гонца из Натайоса.

– С дороги, болван! – рявкнул он. Тот не шевельнулся.

– Я велел тебе возвращаться к Заласте! – в гневе проревел Парок. – Почему ты еще здесь?

Он ударил гонца наотмашь по лицу и закричал от боли, разбив руку о нечто, более твердое, чем камень. Барон дико огляделся.

– Что это с вами всеми стряслось? – пронзительно крикнул он.

– Что он говорит? – прозвучал ужасный голос Кхвая.

Парок уставился на гигантскую фигуру Бога-Тролля, завопил и опрометью бросился к двери.

– Он не понимает, что он в He-Времени, – по-тролличьи ответил Улаф.

– Он должен знать, за что наказан, – решил Кхвай. – Он поймет, если ты заговоришь с ним птичьими звуками?

– Я заставлю его понять, – заверил Улаф.

– Это хорошо. Заговори с ним. Парок бессмысленно молотил кулаками по неподвижной двери.

– Это тебе не поможет, старина, – изысканно вежливым тоном сообщил Улаф перепуганному насмерть дакиту. – Дела обернулись для тебя – хуже некуда, барон Парок. Этот парень, у которого из ушей идет дым, – Тролль-Бог Кхвай. Он недоволен тем, что ты принимал участие в похищении королевы Эланы.

– Кто ты такой? – взвизгнул Парок. – Что происходит?

– Ты доставлен к месту казни, барон, – пояснил Тиниен. – Как уже сказал мой друг, Кхвай весьма тобой недоволен. Поступки, которые мы привыкли спускать, – похищения, отравления, требование выкупа – отчего-то страшно раздражают троллей. Они народ в высшей степени высоконравственный. Впрочем, в твоем положении есть одно маленькое преимущество. Ты никогда не умрешь, барон Парок. Ты будешь жить вечно.

– О чем ты говоришь?

– Увидишь.

– Теперь он понял? – нетерпеливо спросил Кхвай.

– Мы думаем, что понял, – ответил Улаф на языке троллей.

– Хорошо. – Кхвай неумолимо шагнул к съежившемуся от страха Пароку и вытянул громадную лапу.

– Гори! – проревел он.

Барон Парок пронзительно закричал.

А потом его лицо пошло трещинами, и из-под кожи брызнули языки слепящего пламени. Куртка задымилась – и в один миг превратилась в пепел.

Он снова закричал.

Он все еще напоминал обликом человека, но этот облик был сотворен из пламени. Барон горел заживо, не сгорая, плясал и выл, корчась в немыслимых муках.

Кхвай ударил кулаком по неподвижной двери, и она разлетелась пылающими обломками.

– Беги! – проревел Тролль-Бог. – Беги и гори вечно!

И пылающий дакит с воплем бросился бежать.

Арджун застыл, вмороженный в остановленный миг вечного «сейчас». Горожане замерли недвижными изваяниями, не подозревая, что мимо них по безмолвным улицам мчится огненный призрак. Они не слышали его диких воплей и не видели, как он, охваченный пламенем, со всех ног бежит к озеру.

Пылающий силуэт, бывший бароном Пароком, бежал, оставляя за собой облако жирного дыма. Он добежал до пристаней и, пылая, выскочил на длинный пирс, далеко протянувшийся в темные воды Арджунского моря. Добежав до края пирса, он не остановился ни на мгновение, но прыгнул вниз, жадно стремясь к живительной прохладе воды. Однако озеро, как и все в этом остановленном мгновении, застыло, и его гладь была неподатлива и тверда, как алмаз. Пылающий призрак испустил разочарованный вой и, упав на колени, замолотил кулаками по сверкающей глади, моля пропустить его, дать ему погрузиться в благословенную прохладу, такую близкую и такую недоступную. Затем Парок вскочил, подгоняемый грозным велением Тролля-Бога. Вопя от немыслимых мук и страшного одиночества, человеческий силуэт, состоящий из вечного пламени, бежал по темной алмазно-твердой глади, постепенно уменьшаясь, покуда не стал только искоркой в ночном сумраке огромного озера. И только вой его, душераздирающий плач боли и одиночества, еще долго разносился эхом по равнодушным берегам.

***

– Хорошо бы Спархок поскорей вернулся, – едва слышно прошептал Телэн, когда он и Стрейджен вновь поднимались по ветхой лестнице на знакомый чердак. – Мы добыли множество чертовски важных сведений и никак не можем передать их остальным.

– Пока мы ничего не в силах сделать, – сказал Стрейджен. – Посмотрим, что скажет Валаш на состряпанную тобой небылицу. Говори небрежно, как о пустяке, покуда мы не поймем, куда он клонит.

– А потом ты начнешь учить меня резать кошельки? – с притворным воодушевлением осведомился Телэн.

– Ладно, – вздохнул Стрейджен, – извини. Признаю, что ты знаешь, что делаешь.

– О, спасибо тебе, Вимер! – с жаром воскликнул Телэн. – Спасибо, спасибо!

– Ты слишком много времени проводишь с принцессой Данаей, – кисло пробормотал Стрейджен. – Я очень надеюсь, что она-таки женит тебя на себе. Ты этого вполне заслужил.

– Прикуси язык, Стрейджен. Я пока еще бегаю быстрее, чем она.

– Это не всегда помогает, Рельдэн. Я тоже думал, что умею бегать, но Мелидира одним словом сшибла меня с ног.

– Вот как? И что же это за слово?

– Прибыль, мой юный друг. Она помахала у меня перед носом бесчисленными грудами золота.

– Ты продался, Стрейджен, – упрекнул Телэн. – Ты изменил всемирному братству холостяков ради звонкой монеты.

– А ты не изменил бы? Речь ведь идет не о пригоршне медяков.

– Дело в принципе, – возвышенно ответил Телэн. – Я бы ни за что не продался за деньги.

– Полагаю, мой юный невинный друг, что Даная предложит тебе отнюдь не деньги. Если ты начнешь бежать сейчас, ты, возможно, и сбежишь от нее, хотя я в этом не уверен. Я знавал вашего отца, а у мужчин в вашем роду имеется определенная слабость. Даная все равно заполучит тебя, Телэн. У тебя нет ни малейшего шанса.