Хроники тысячи миров (сборник)
Шрифт:
– Может, только шкины так восприимчивы? – спросил я. Слабая попытка выпутаться.
– Да нет, – криво улыбаясь, сказал Валкаренья. – Еще мы.
В лифте Лия была необычайно молчалива, почти замкнута. Я решил, что она обдумывает последний разговор. Но как только за нами захлопнулась дверь номера, она повернулась и крепко обняла меня.
Слегка испуганный этим объятием, я поднял руку и стал гладить ее мягкие каштановые волосы.
– Эй, что случилось? – пробормотал я.
И снова передо мной оказалась женщина-вампир, большеглазая и хрупкая.
– Возьми меня,
Я улыбнулся, но это была недоуменная улыбка, совсем не та похотливая ухмылка, которую я обычно приберегал для спальни. Когда Лия возбуждалась, она становилась озорной и проказливой, но сейчас вид у нее был встревоженный и незащищенный. Я ничего не понимал.
Но времени на вопросы не было, и я не стал их задавать. Я просто молча привлек ее к себе и стал целовать, и мы пошли в спальню.
И мы любили друг друга, любили по-настоящему, так, как не дано беднягам Обыкновенным. Наши тела слились, и я почувствовал, как Лия напряглась и стала читать мои мысли. Она отдавалась мне, а я открывал ей свою душу, и меня заливало идущим от нее потоком любви, беспомощности и страха.
Потом все кончилось. Так же внезапно, как началось. Наслаждение Лии обдало меня мощной горячей волной, и мы вместе вознеслись на гребень этой волны. Лия крепко вцепилась в меня, ее глаза сузились, она, казалось, впитывала любовь.
И вот мы лежали в темноте, и звезды Шки светили нам в окно. Лия свернулась калачиком, припав головой к моей груди, и я ласкал ее.
– Было хорошо, – улыбаясь в звездную ночь, мечтательным, сонным голосом произнес я.
– Да, – ответила Лия. Она говорила робко и тихо, так тихо, что я едва слышал. – Я люблю тебя, Роб, – прошептала она.
– Ага. И я люблю тебя, – сказал я.
Она высвободилась, слегка отстранилась, подложила руку под голову и, улыбаясь, стала смотреть на меня.
– Да, любишь, – подтвердила она. – Я прочла это. Я знаю. И ты знаешь, как я люблю тебя, правда?
Я тоже улыбнулся и кивнул:
– Конечно.
– Знаешь, нам повезло. У Обыкновенных есть только слова. Бедные они, несчастные. Как можно общаться только при помощи слов? Как можно знать? Они всегда врозь, они пытаются дотянуться друг до друга и не могут. Даже когда они занимаются любовью, даже в высший миг наслаждения они разделены. Они, наверно, ужасно одиноки.
В ее словах слышалась какая-то… тревога. Я смотрел на Лию, в ее ясные, счастливые глаза и думал об этом.
– Возможно, – наконец произнес я. – Но для них это не так уж плохо. Они не знают, что бывает по-другому. И они тоже стараются любить. Иногда им удается преодолеть барьер.
– «Лишь только голос и прикосновенье, и снова – темнота» [4] , – грустным, нежным голосом процитировала Лия. – Мы счастливы, ведь так? Мы не обделены.
– Мы счастливы, – подтвердил я.
И попытался прочитать ее чувства. Удовлетворение смешалось в ее душе со следами задумчивости, тоски и одиночества. Но было что-то еще, в глубине, почти исчезнувшее,
4
Г. Лонгфелло. «Ships passed in the nigth».
Я медленно сел в постели.
– Эй! Ты чем-то обеспокоена, – сказал я. – И перед тем как мы вернулись домой, ты была испугана. Что случилось?
– Не знаю, – ответила она. В ее голосе было недоумение, и она действительно недоумевала, я прочитал. – Я была испугана, но не знаю почему. Наверно, из-за Посвященных. Я все время думаю, как сильно они любили меня. Они даже не знали меня, а любили так сильно и понимали, это почти как у нас с тобой. Это… я не знаю. Это меня встревожило. Я не думала, что кто-то, кроме тебя, будет меня так любить. И они были так близки друг другу и мне, настолько вместе. Мы с тобой держались за руки и разговаривали, и мне стало немного одиноко, я бы хотела, чтобы мы с тобой были так же близки. После того, как они делились со мной частью своей души, одиночество показалось мне пустотой. И я испугалась. Понимаешь?
– Да, – легко прикасаясь к ней рукой и сознанием, ответил я. – Понимаю. Мы понимаем друг друга. Мы вместе, почти как они. Обыкновенные не могут об этом и мечтать.
Лия кивнула, улыбнулась и прижалась ко мне. Мы заснули, обнимая друг друга.
Я опять видел сон. И опять на рассвете он исчез. Это вызвало у меня досаду. Сон был приятный и радостный. Я хотел его вернуть, но не мог ничего вспомнить. Наша спальня, залитая резким светом дня, казалась убогой по сравнению с яркими красками моего забытого видения.
Лия проснулась после меня – и снова с головной болью. На этот раз она держала таблетки под рукой, на тумбочке у кровати. Она скорчила рожицу и приняла таблетку.
– Это, должно быть, от шкинского вина, – предположил я. – Что-то в нем нарушает твой обмен веществ.
Она натянула чистый комбинезон и сердито посмотрела на меня.
– Ха. Мы ведь вчера пили валтаарское, помнишь? Отец угостил меня первым стаканом валтаарского, когда мне было девять лет. У меня от него никогда не болела голова.
– От первого стакана, – улыбаясь, проговорил я.
– Не смешно, – сказала Лия. – Голова болит.
Я перестал дурачиться и стал читать ее чувства. Она говорила правду. Голова болела. Лоб просто гудел. Чтобы боль не передалась мне, я быстро прекратил чтение.
– Ладно. Извини, – сказал я. – Таблетки тебе помогут. Однако нас ждет работа.
Лия кивнула. Она никогда не отлынивала от работы.
Второй день был днем охоты на людей. Мы вышли из квартиры гораздо раньше вчерашнего, быстро позавтракали с Гурли и около Башни сели в аэромобиль. На этот раз мы не стали приземляться возле Города шкинов. Мы искали Посвященного человека, и, чтобы его найти, пришлось обследовать большое пространство. Я никогда не видел такого огромного города, по крайней мере по площади; тысяча с небольшим новообращенных людей затерялись в нем среди миллионов шкинов. И только половина из этой тысячи были Посвященными.