Хроники тысячи миров (сборник)
Шрифт:
Холт молча кивнул. Слух о них дошел даже до Имира. Томо родился на Сумеречной, тоже на Окраине, на самой кромке Галактики. Говорят, он был мечтателем, а Вальберг – мутантом с Прометея, искателем приключений и сердцеедом, если верить преданиям. Три столетия тому назад на корабле «Греза Блудницы» они стартовали с Сумеречной и взяли курс на противоположный край Галактики. Сколько миров успели они посетить, какие приключения переживали на каждой из планет и куда их занесло – все это осталось тайной, о которой мальчишки спорят до сих пор. Холту хотелось верить, что они по сию пору летят к своей цели. В конце концов, ведь Вальберг утверждал, будто он сверхчеловек, а сколько может прожить сверхчеловек, неизвестно.
Холт уставился в пространство, замечтавшись, и Каин, ухмыльнувшись, окликнул его:
– Эй, звездолюб! – Холт вздрогнул и очнулся, старик кивнул, продолжая улыбаться, и сказал: – Я тебе, тебе говорю! За работу, Холт, иначе никуда не попадешь!
Но упрек звучал мягко, и улыбка была добродушной. Холт ее не забыл, как не забыл и миры нарКармиана. Их койки висели рядом, и Холт слушал рассказы старика каждый вечер. Каин любил поразглагольствовать, а Холт ничего не имел против. Когда же «Хохочущая Тень» наконец оказалась на Катэдее, конечном пункте назначения, и настала пора собираться в обратный путь, Холт с нарКармианом устроились на почтовый корабль, отправлявшийся на Весе и к чуждым солнцам дамушей.
Они летали вместе шесть лет, а потом нарКармиан умер. В памяти Холта лицо старика запечатлелось гораздо отчетливее, чем лицо отца.
«Ангар» – длинное хлипкое сооружение из гофрированного голубого дюраля, листы которого, наверное, стянули из трюма какого-то грузовоза, – стоял далеко от ветролома, под самой стеной серого Каменного города, возле зрачка Западных ворот. Вокруг теснились металлические здания побольше, склады и бараки потерявших свои корабли ул-менналетов. Но в «Ангар» уллы никогда не наведывались.
Когда Холт около полудня пришел туда, зал пустовал. Огромный тепловой светильник от пола до потолка испускал усталый красноватый свет, не достигавший большинства столиков. В уголке в тени сидела компания бормотунов-линкелларов, напротив, свернувшись в плотный шар, толстый седриец поблескивал гладкой белой кожей. А рядом с колонной светильника, за бывшим столиком пегасцев, Алейна с Таккер-Реем причащались янтарной «Летой» из каменного кувшина.
Таккер сразу заметил Холта.
– Смотри-ка, Алейна, – сказал он, поднимая стакан, – у нас гость. Вернулся, пропащая душа! Как дела в Каменном городе, Майкл?
Холт подошел к ним.
– Как всегда, Таккер. Как всегда. – Он через силу улыбнулся бледнолицему опухшему Таккеру и быстро повернулся к Алейне. Когда-то, год назад и раньше, она вместе с Холтом обеспечивала прыжки и недолго была его любовницей. Но все осталось в прошлом. Алейна растолстела, ее длинные каштановые волосы, давно позабывшие гребень, висели сальными сосульками. Раньше ее зеленые глаза искрились весельем, теперь янтарное забвение погасило их блеск.
Алейна одарила Холта вялой улыбкой.
– Привет, Майкл. Подыскал себе корабль?
Таккер-Рей хихикнул, но Холт не обратил на него внимания.
– Нет, – ответил он, – но есть надежда. Сегодня лисюган сказал, что корабль будет через неделю. Людской корабль. Пообещал меня устроить.
Теперь уже заулыбались оба.
– Ах, Майкл, – сказала Алейна, – дурачок ты, дурачок! Они и мне обещали. Какой смысл в этом хождении. Брось, возвращайся лучше ко мне. Я по тебе скучаю. Таккер такой зануда!
Таккер нахмурился, с трудом соображая, о чем речь, – ему не терпелось вкусить новой дозы забвения. Жидкость перетекала в рюмку мучительно медленно, словно мед. Холт помнил, как она огнем разливается по внутренностям, и на душу снисходит умиротворенность. Они тогда здорово поддавали, в те первые недели, ожидая возвращения капитана. Перед тем как все пошло прахом.
– Выпей с нами
– Нет, – отказался Холт. – Может, немного огненного бренди, Таккер, если ты угощаешь. Или лисьего пива. Или летней браги, если она тут есть. Я соскучился по летней браге. А «Леты» не надо. Я ведь из-за нее ушел, помнишь?
Алейна, вдруг ахнув, открыла рот, в ее взгляде проснулась какая-то осмысленность.
– Ты ушел, – жалобно проговорила она. – Я помню: ты первый. Ты и Джефф.
– Нет, милашка, – терпеливо возразил Таккер. Он поставил на стол кувшин с янтарным медом забвения, потянул из рюмки, улыбнулся и поправил: – Первым ушел капитан. Разве ты не помнишь? Капитан, Виллареаль и Сьюзи Бинет – они ушли вместе, а мы все ждали и ждали.
– О да, – сказала Алейна. – А потом нас бросили Джефф и Майкл. А бедная Айрай наложила на себя руки, и лисюги забрали Иона и распяли на стене. И тогда ушли все остальные. Ох, я не знаю куда, Майкл, просто не знаю. – Она вдруг начала всхлипывать. – Держались все вместе, а теперь остались вдвоем мы с Такком… Все нас бросили… Только мы сюда еще приходим…
И Алейна разрыдалась.
Холту стало тошно. Дела все хуже и хуже, куда хуже, чем месяц назад. Ему захотелось схватить кувшин и разнести его вдребезги. Впрочем, это бессмысленно. Как-то раз, давно, на исходе второго месяца ожидания, которому не видно было конца, Холта обуяло яростное безумие. Алейна тогда тоже плакала, а Макдональд, исчерпав запас терпения и проклятий, дал ему оплеуху, чуть не выбив зуб (зуб до сих пор иногда болит по ночам). Таккер-Рею пришлось купить новый кувшин. У Таккера всегда водились деньжата. Вор он был никудышный, но родился на Вессе, планете, на которой обитали еще две разумные расы, и, как большинство вессцев, вырос ксенофилом. Благодаря мягкости и податливости Таккера к нему благоволили даже некоторые лисюги. Когда Алейна перебралась к нему, Холт и Джефф Сандерленд махнули на обоих рукой и переселились на окраину Каменного города.
– Не плачь, Алейна, – сказал Холт. – Я же пришел. И даже принес вам жетонов. – Он запустил руку в мешок и, захватив пригоршню кругляшков, высыпал их перед ней. Красные, синие, серебристые, черные жетоны, звеня, раскатились по столу.
Алейна мигом перестала лить слезы и принялась перебирать жетоны. Даже Таккер наклонился поближе, уставившись на неожиданное богатство.
– Красные! – возбужденно крикнула она. – Смотри, Таккер, красные, это же мясо! И серебристые на «Лету». Вот это да! – Она принялась рассовывать их по карманам, но руки у нее тряслись, и несколько кругляшек упало на пол. – Помоги мне, Такк.
Таккер хихикнул:
– Не волнуйся, любовь моя, это всего лишь зеленые. Мы ведь не будем есть пишу червяков, правда? – Он посмотрел на Холта. – Спасибо, Майкл, спасибо. Я всегда говорил Алейне, что у тебя доброе сердце, хотя ты и бросил нас, когда был нужен. Вы с Джеффом. Йон сказал, что вы трусы, но я всегда защищал вас. – Он взял серебристый жетон и подбросил на ладони. – Щедрый Майкл. Мы всегда тебе рады.
Холт ничего не ответил. Возле столика материализовался хозяин «Ангара» – мускусная иссиня-черная туша. Хозяин уставился сверху вниз на Холта – если уместно было назвать это словом «уставиться». У хозяина не было глаз, да и лица, в общепринятом смысле, тоже. То, что торчало у него на месте головы, напоминало скорее дряблый, полупустой мешок с проделанными в нем многочисленными дыхательными отверстиями и обрамленный белесыми щупальцами. Величиной с голову младенца, она казалась нелепо маленькой на массивном лоснящемся теле с валиками жировых складок. Хозяин «Ангара» не говорил ни по-земному, ни по-улльски, ни на пиджин-даньлайском, служившим языком торговцев на перекрестке Вселенной. Но он всегда знал, что хотят его клиенты.