Хроники выживания
Шрифт:
Тогда, может быть, пациенты подобрели бы и повеселели.
Парню, угрожавшему Любу бить, она связала бы разноцветный шарф в пастельных тонах. А грузной женщине, что толкала Любу, подарила бы розовый шарфик для смягчения нордического характера.
Фантазирование с юмором
Затем было более-менее ровное плато, в течение которого онкомаркеры Любы пришли в норму, жизнь вроде бы начала устаканиваться, самочувствие стало выравниваться.
Но тут слегла мама. Будучи глубоко верующим человеком, мама Любы попыталась встать на колени во время молитвы, повредила сустав, очень быстро перестала ходить, слегла и уже не поднялась.
Несколько месяцев Люба разрывалась между двумя городами, совмещая свое лечение в городе, где проживала, и заботу о потерявшей возможность ходить маме.
Пока не забила болт, говоря по-молодежному, на свое здоровье и не поселилась в маминой квартире.
Что-что, а бросаться на помощь, забывая о себе и забивая на себя, Люба умела.
Срочно перелопатив тонну информации по уходу за лежачими больными, потеребив друзей и знакомых на предмет обмена опытом, обзвонив больницы, аптеки, фонды, Люба запаслась памперсами для взрослых, судном, клизмой, мазями, присыпками, детским кремом и всем тем, что в большом количестве сопутствует уходу за неходячими людьми и принялась ухаживать и заботиться.
Маму было жалко. Хотя иногда Люба не выдерживала и спрашивала ее, как же так можно было себя не поберечь, пытаясь встать на и без того нездоровые колени?
Мама кротко и беспомощно смотрела на дочь выцветшими от времени голубыми глазами и виновато улыбалась. Будучи невероятно добрым и жертвенным человеком, она продолжала пытаться заботиться о ней, предлагая поесть, прилечь и отдохнуть.
Раньше мамина чрезмерная забота Любу раздражала.
Теперь трогала и печалила, напоминая, что прежней мама никогда уже не будет, заботиться, как раньше, уже ни о ком не сможет.
Вначале мама пыталась подниматься, чтобы помочиться в купленный Любой горшок, но очень скоро не могла уже и этого делать. Она начала стремительно слабеть. И Люба убедилась в истинности высказывания: «Движение – это жизнь».
Оказавшись неподвижной, мама не только мгновенно заработала пролежни и боли во всем теле, она начала меняться психологически.
Из теплого, ласкового, доброго, веселого, внимательного и заботливого человека за несколько недель мама превратилась в апатичное, большую часть дня спящее существо.
Иногда она говорила странные вещи, вызывающие у окружающих недоумение.
Это неким образом изменило Любино отношение к матери.
Иногда ей казалось, что это вовсе не мама, а какой-то другой человек. И тогда Люба чувствовала как бы отгороженность и что-то сродни равнодушию. Гораздо позже она поняла, что, теряя дорогого близкого (морально, если наступает деменция, или физически, когда приходит смерть), наша психика защищается апатией и дистанцией от родного человека.
Конец ознакомительного фрагмента.