Хроники железных драконов

Суэнвик Майкл

От вида того, с каким трудом и мучениями ковыляет она к выходному люку, даже, пожалуй, и василиску стало бы стыдно и тошно.

— Скажи мне, кто это сделал, — прошептал, когда она ушла, дракон, — и мы отомстим.

— Нет.

Длительное шипение, словно где-то в глубине драконьего горла приоткрылся, сбрасывая пар, какой-то клапан.

— Я бы тебе не советовал так со мною дурачиться.

— Это моя проблема, а совсем не твоя, — сказал Вилл и отвернулся к стенке.

— Зато ты сам — моя проблема.

В пилотской кабине постоянно звучало еле слышное ворчание и бурчание какой-то механики, сходившее

почти на нет, когда перестаешь его замечать. Частично это было за счет вентиляционной системы, никогда не дававшей воздуху стать окончательно затхлым, хотя в нем порою и ощущался некий неприятный пресноватый привкус. Все прочие звуки производились рефлекторно — отражение процессов, поддерживающих драконью жизнь. Прислушиваясь к этим механическим голосам, глохнувшим и затухавшим в глубинах змеиного тела, Вилл начинал видеть некий округлый лаз, который никогда и нигде не кончался, но сам по себе был целым миром, вся ночь которого была замкнута в мрачных пределах этой огромной железной туши и расширялась инверсно к естественному порядку вещей: звезды, мерцающие в бездонных глубинах далеких конденсаторов и топливных насосов, и, может быть, лунный серп, застрявший в шестернях зубчатой передачи.

— Я не буду с тобою спорить, — отрезал Вилл, — но и на вопрос твой не отвечу.

— Ответишь как миленький.

— Жди хоть до той поры, когда Воинство Мрака восстанет из моря, чтобы ринуться на землю, и все равно ты ничего не добьешься.

— Ты так думаешь? А вот я обещаю, что за какой-нибудь час сумею склонить тебя к своей воле.

— Нет!

Кожаная обивка пилотского кресла чуть поблескивала в тлеющем свете приборной доски. Вилловым запястьям стало вдруг очень больно.

Исход был предрешен. Сколько Вилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла, рукояток, заполнявших его ладони, и иголок, вонзавшихся ему в запястья. Дракон вошел в него, быстро узнал абсолютно все, что ему хотелось, но на этот раз, в отличие от прошлых, не стал выходить.

Вилл шел босиком по деревне, оставляя за собою огненные следы. Его переполняли гнев и дракон.

— Выходите, не прячьтесь! — ревел он диким, как у хищного зверя, голосом. — Выдайте мне этих ваших зеленорубашечников, всех до единого, или я сам обыщу всю деревню, улицу за улицей, дом за домом, конуру за конурой. — Он ухватился за дверь ближайшего дома и сорвал ее с петель, объятые пламенем обломки досок рухнули на землю, как огненный град. Смутные фигуры метнулись от двери в глубь дома. — Здесь укрывается Спилликин. Не заставляйте меня самого выволакивать его за шкирку!

Смутные, дрожащие руки швырнули Спилликина к Вилловым ногам.

Спилликин, безобидный альбинос с тоненькими, как спички, руками и ногами болотника, отчаянно завопил, ощутив на себе руку Вилла, которая взяла его за шкирку и вздернула на ноги.

— Следуй за мной, — бесстрастно бросил Вилл-дракон. И столь велика была ярость Вилла, удвоенная яростью дракона, что устоять перед ней не могло ничто. Словно добела раскаленный бронзовый идол, он гнал перед собой волну иссушающего жара, от которой сохли и съеживались растения, обугливались фасады домов и пламенем вспыхивали волосы нерасторопных раззяв, не успевших убежать или спрятаться.

— Я — гнев! — ревел он во все горло. — Я — кровавое отмщение! Я — скорый и безжалостный суд! Выбирайте сами: утолить мою жажду или погибнуть!

Парней в зеленых рубашках, конечно же, выдали.

Вроде бы всех, но Без-имени в их число не попал.

Их привели на Самозванцеву площадь; понурив головы, они стояли перед драконом на коленях. Двое из них даже оказались настолько неосторожными, что не успели снять с себя зеленых рубашек, остальных притащили полуголыми или в обычной одежде. Все они дрожали от страха, а кое-кто и обмочился. Родственники и соседи пришли вместе с ними на площадь и теперь оглашали ее стонами и воплями. Одним угрожающим взглядом Вилл заставил их стихнуть.

— Повелителю известны ваши тайные имена, — сурово сказал он зеленорубашечникам, — и он может убить вас одним своим словом.

— Это правда, — подтвердила Старая Ведьма; ее лицо оставалось бесстрастным, голос звучал спокойно и ровно, хотя среди зеленорубашечников был ее младший брат.

— Более того, он способен так помрачить ваш ум, что вы ощутите себя в аду, претерпевающими вечные муки.

— Это правда, — подтвердила Бесси.

— И все равно он не склонен обрушить на вас всю мощь своего гнева. Вы для него ничуть не опасны. Он считает вас существами жалкими, незначительными.

— Это правда.

— И лишь один из вашего круга вызывает у повелителя жажду мести. Ваш вожак — тот, кто назвал себя Без-имени. А посему наимилостивейший изо всех повелителей хочет сделать вам предложение. Встаньте. — Парни послушно встали, а Вилл схватил грабли, стоявшие прислоненными к стене одного из домов; деревянная ручка тут же вспыхнула. Вилл подкинул грабли вверх и ловко поймал их за железные зубья. — Приведите ко мне вашего Без-имени, пока горит еще этот огонь, и я всех вас отпущу. — Он вскинул свой факел над головой. — Если же нет, вы испытаете все муки, какие только способен придумать драконий, нечеловеческий ум.

— Это правда.

Кто-то в толпе негромко безостановочно всхлипывал. Вилл словно и не слышал эти жалкие звуки, сейчас в нем было больше дракона, чем его самого. Странное это чувство, когда ты сам собою не владеешь. Виллу это даже нравилось. Это было, словно ты — утлый челнок, безвольно уносимый мощным ревущим потоком. У потока эмоций есть собственная логика, он течет по своему разумению, ни с кем ничего не обсуждая.

— Ну! Чего вы тут стоите?! — крикнул Вилл. — Живо!

Зеленорубашечники прыснули прочь, словно испуганные зайцы.

Не прошло и получаса, как отчаянно вырывавшегося Без-имени приволокли на площадь. Бывшие его верные последователи связали ему руки за спиной и заткнули рот скомканным красным платком. Он был избит — не так изуверски, как недавно Вилл, но все равно довольно сильно. Из его носа безостановочно капала кровь.

Вилл заложил руки за спину и пару раз прошелся перед пленником. Изумрудно-зеленые глаза сверкали на него ничем не замутненной праведной ненавистью. Нет, этого парня словами не переспоришь, и боли он тоже не испугается. Он был по сути своей некой стихийной силой, полным отрицанием Вилла, духом возмездия, воплотившимся и устремленным к одной-единственной цели. И все слова, что не мог произнести этот мальчик, этот мятежник, шквалом неслись из его поразительных глаз. Они без труда, как острейшие иглы, проникали в голову Вилла, и тот принимал их, словно свои.