Хроники железных драконов
Шрифт:
— Почти уже там, — сказал он Виллу. — Приму на грудь еще пару стаканов, и дело с концом.
Виллова рука опять поднялась. На этот раз она написала:
!!!ЙАВАД-ТУДИ ИНО
Из плетеной корзины, стоявшей посредине, высунулась рука Эсме, высунулась и дернула Вилла за штанину.
— Мы хоть когда-нибудь доедем?
— Когда-нибудь, — ответил Вилл. — Не вчера и не позавчера, а пока что и не сегодня. Я разбужу тебя, когда будет что-нибудь, на что можно будет посмотреть.
— Я хочу пить, — капризно заявила Эсме.
— Сейчас схожу поищу.
— Я хочу шипучки. «Айрн-брю».
— Ладно,
Вилл зевнул, потянулся и встал; сидевшие на одной с ним полке тут же расширились и полностью заняли все место. Бормоча извинения, он кое-как выбрался из купе и пошел по проходу.
Здесь было жарко и душно, перестук колес нагонял сон. Постепенно Вилл стал на ходу задремывать, а потом даже увидел сон, настолько четкий и выпуклый, что он не мог быть ничем иным, кроме как самым настоящим ясновидением. В этом сне он совершенно не ощущал себя, а потому наблюдал происходящее словно со стороны, с отстраненным бесстрастием, достойным самой Богини. Увидь сейчас он ту девушку-козу, как она догоняет его, вытаскивает из сумочки нож и с размаха втыкает ему в шею, он бы, наверное, подумал: вот покушение на убийство. Вполне вероятно, что жертва умрет.
А в настоящем сне на него еще только охотились.
Три ведьмы возникли из ничего в последнем вагоне, в самом хвосте поезда. Он уже знал эту породу. Ведьмы были самоназначенными законодательницами этого мира. Они вечно совали свои носы в чужие дела, требуя, чтобы этот розовый куст был пересажен, или этому ребенку дали другое имя, или этого мелкого преступника сняли с виселицы, полузадушенного, но еще живого. Было почти невозможно родиться, утратить девственность, задумать убийство, умереть или возродиться без того, чтоб какая-нибудь из них, если не целая шайка, выскочила невесть откуда, изрекая гностические благоглупости.
Не раз и не два Вилл страстно желал, чтобы всю их породу отвезли куда-нибудь к Южным морям и там скормили морскому чудовищу Жасконию. Эти три были в серых бумажных блузках с галстуками-шнурками, в серых же куртках и в серых, до середины голени юбках. На них были тяжелые, тупоносые, с толстыми подошвами ботинки. Даже без серебряных значков на лацканах, изображающих орхидею, пронзенную кинжалом, от них за сто ярдов несло политической полицией. У двоих из них под куртками бугрились пистолеты, у третьей оружия не было.
— Он здесь? — спросила старшая, офицер.
— О да, я чую его запах. Слабенький, но точно его.
— Надеюсь, он окажется милашкой, — заметила младшая, первогодка. У нее на поясе висела резиновая дубинка.
Они пошли по вагону к голове поезда, обнюхивая по пути пассажиров, ловкими пальцами делая пассы над лицами спящих. В силу отрицательного отвлекающего волшебства никто их вроде бы и не видел. У старшей лицо было суровое и грубое, как сыромятная кожа. Средняя, невысокого и плотного сложения, имела вид довольно флегматичный. Младшая была тонкая, как тростинка, и совсем безгрудая. Вилл отстраненно подумал: да женщина ли это вообще? Она вполне могла быть мальчишкой, который отрастил длинные волосы и нацепил девчоночью юбку.
— Будем надеяться, что он не заставит нас его убить. Это всегда неприятно,
— Ну что ж, пока нам еще и не нужно его убивать. Он точно не в этом вагоне.
— А этот видит во сне свою сестру. — Из кармана спящего высовывался кончик мышиного хвоста; средняя вытащила дохлую мышь наружу и с брезгливой гримасой уронила ее обратно. — Фу!
— Не хочешь знать и видеть, так и не смотри, — сказала коренастая ведьма. — Двигаем дальше. Вонь предопределения все нарастает.
Между вагонами, на громко клацавшей переходной площадке, Вилла остановил высокий ослиноухий фей.
— Привет, герой! Огонек найдется?
Вилл полусонно похлопал себя по карману, вытащил полоску трута и простеньким волшебством поджег ее кончик. Ослиные Уши кивком обозначил свою благодарность, раскурил сигарету и глубоко затянулся. Трут он пренебрежительно откинул в сторону. А затем выщелкнул из пачки вторую, для Вилла, сигарету.
— Спасибочки, сынок. Что б я без тебя и делал. Вилл взял сигарету, прикурил у ослиноухого и начал было протискиваться мимо него, чтобы идти дальше. Но вдруг, совершенно неожиданно, ослиноухий схватил его за плечи, сильно встряхнул и заорал:
— Эй, муха сонная! Да очнись ты!
Вилл сморгнул, потряс головой и действительно очнулся.
— А ведь я тебя знаю, — удивился он. — Ты Нат Уилк.
— Да, кое-кто и так меня называет.
Там, в ЛПЛ «Оберон», Нат слыл посредником по любым самым хитрым вопросам. Если кому-нибудь что-нибудь было нужно — футбольный мяч, подвенечное платье, пистолет или насчет отсосать, — Нат в точности знал, где и как можно это получить, и готов был за умеренную плату поделиться информацией. Сейчас на его скуластом, с глубокими морщинами лице появилась озабоченность.
— Похоже, на тебя, сынок, снизошла авен [21] . Расскажи мне, что ты там видел.
Вилл чуть-чуть запрокинул голову и почувствовал, что сон снова его обволакивает. Ведьмы призадержались около очень знакомого купе. Молодая опустилась на колени, заглянула под сиденье и несколько раз с головы до ног обнюхала спящую Эсме.
— Вот же мерзкая тварь! — воскликнула она. — Нам бы следовало задушить ее прямо во сне.
— А кто возьмется объяснять этим, из социальной службы, по какому праву мы вдруг влезли на их территорию? Ты? Не смешите мои тапочки.
21
Древний кельтский термин для чего-то вроде вдохновения, прозрения.
— Это политическая полиция, — сказал Вилл, с трудом вырывая себя из сна. — Они за мной охотятся.
— Вот же мать твою. — Нат отщелкнул окурок, и его унесло ветром куда-то под вагон. — За мной. Быстро. — Он прошел в следующий вагон, отдернул вбок дверь женского туалета и втолкнул туда Вилла. — Я тут устрою мощный кипеш, а ты ничего не отвечай и вообще не реагируй. Усек?
— Да.
— И что бы ты там ни делал, дыми без передыху.
Нат втиснул ему в ладонь пачку сигарет и спичечный коробок.