Хроники железных драконов
Шрифт:
Согласно туристическому буклету, гулявшему по поезду и дошедшему до Вилла после стольких рук, что он уже совсем растрепался, стены и колонны главного зала Ниневийского вокзала были сложены из белоснежного мрамора. «По семь колонн с каждой стороны несут на себе полукруглый свод крыши, все стропила изготовлены из золота и украшены великолепной резьбой, сама же крыша — перламутровая». И дальше: «…скамейки, которые тянутся из конца в конец обширного помещения, изготовлены из кедра, инкрустированного слоновой костью и кораллом… Пол в зале выложен квадратными плитками мрамора и зеленого турмалина. На всех турмалиновых квадратах изящно вырезаны изображения рыб: дельфин, морской угорь, уроборос, лосось, ихтиокентавр, кракен и прочие чудеса глубоководного мира. На гобеленах и тканых шторах изображены цветы: змеиная лилия, драконий зев, гадючий лук и прочие в том же роде; на всех подоконных панелях мы видим скульптурные изображения птиц, зверей и ползучих тварей».
Возможно, так оно когда-то и было. Но за много лет до того, как Вилл сошел с поезда, скамейки, шторы и гобелены сняли и куда-то запрятали, мраморно-турмалиновый пол заменили на линолеум, а выхлопные газы локомотивов и дым миллионов сигарет окрасили мрамор стен и колонн в унылый грязно-бурый цвет.
И все равно огромный зал ошеломил его, и не богатством своим, а бессчетными поездами, которые все прибывали и прибывали, изрыгали толпы пассажиров и двигались к следующим платформам, чтобы принять отъезжающих. И таково было количество иммигрантов и путешественников, что, хотя по отдельности они суетились и натыкались друг на друга, как роящиеся насекомые, коллективно их толпа обретала свойства жидкости: текла ручьями и потоками, взвихривалась в тихих отстойных уголках и снова бросалась вперед, чтобы немного успокоиться, разлившись озером перед длинной плотиной таможенного контроля.
— Вы — мое семейство, — сказал Нат — Постарайтесь это не забыть.
— Да, папочка.
— Почему это? — спросил Вилл.
— А потому что я хочу проскочить на дурика. Тот паспорт, что у меня, не проведет и близорукую корову.
— Подожди. Если ты в настолько плохом положении, так зачем же было впутывать сюда еще и нас?
— Да ладно. С моим языком я выберусь откуда угодно.
Подхватив Эсме на одну руку, а Виллов чемоданчик в другую, долговязый фей стал проталкиваться через толпу; Вилл поспешал следом, неуклюже таща два Натовых чемодана в руках, а третий, с колесиками, волочил за собой. Он изо всех сил старался не терять Ната и Эсме из виду в страхе, что, отведя глаза хоть на мгновение, навсегда потеряет их в этой толчее.
Через куда меньшее время, чем можно было ожидать, таможенник хмуро перелистал Натовы документы, коротко поговорил с кем-то по телефону и указал на одну из боковых дверей.
— Вам нужен иммиграционный контроль, кабинет сто два, в самом конце коридора, вы легко найдете. Это единственная там дверь, не заколдованная убивать любого, у кого нет допуска, — сказал он и закрыл за ними дверь.
После зала прибытия, гудевшего тысячами разноязыких голосов, кабинет 102 оглушал почти сверхъестественной тишиной. В крошечном помещении только и хватало места, что на два канцелярских стола с грудами бумаг и на узенький проход между ними. Под столами торчали картонные коробки, под завязку набитые еще какими-то бумагами. На дальней стене, за железными шкафчиками, уже не закрывавшимися от переполнивших их документов, висели две казенной печати репродукции, слева и справа от закрытой двери. Как легко догадаться, это были Брейгелева «Вавилонская башня» и его же «„Малая“ Вавилонская башня», показывавшие город таким, каким он, наверное, выглядел на ранних этапах строительства. На переднем плане одной из них царь Нимрод, великаном (а он ведь таким и был) возвышающийся над ошалевшими в благоговении каменщиками, сурово наставляет их на свершение еще более славных подвигов на строительном фронте. А вот на второй людей и совсем не видно, а башня выглядит темной, зловеще багровой, ну прямо разрываемый внутренними конфликтами герой своей собственной сложной психодрамы.
Когда Нат, Вилл и Эсме вошли в кабинет, в их сторону повернулись, стуча по полу копытами, два крылатых быка с человеческими лицами и длинными прямоугольными бородками. Их волосы, их бородки и кончики их хвостов были аккуратнейшим образом расчесаны и завиты. Рук они, конечно же, не имели, а потому каждому из них помогала в работе пара здоровенных обезьянов в красной униформе с желтым кантом, что обозначало иммиграционный контроль.
— Vasu putovnicu, molim! — сурово сказал один из быкочеловеков.
Нат вытащил паспорт. Один из обезьянов раскрыл его перед лицом своего начальника.
— Imate li sto za prijaviti?
— Нет, мне нечего заявить. В смысле, кроме того, что я не хорват.
Оба крылатых быка недовольно нахмурились, однако язык сменили.
— Вам нечего заявить, и все равно вы в этом кабинете. Как вы думаете, почему вы здесь, если должны быть в другом месте? Вы считаете нас за дурачков?
— Нет, это скорее уж по моей части, видите? — Идиотически ухмыляясь, Нат ткнул пальцем в свои бумаги. — Икабод Дурила. Это я он самый и есть.
Повисла долгая тишина. Затем человекобык указал кивком на дальнюю дверь в стене:
— Видите эту дверь? — (Один из обезьянов торопливо подбежал к двери и открыл ее.) — Как только вы ее минуете, вам можно будет навсегда забыть про этот кабинет. Но чтобы это произошло, вам нужно сперва пройти мимо нас. — (Обезьян захлопнул дверь и вернулся в прежнюю позицию.) — Поэтому я бы вам очень советовал…
— Это подделка, — заявил второй бык; к полному Виллову изумлению, обезьян держал перед ним не Натов паспорт, а его собственный. — Это все сплошные подделки!
— Нет, нет, — умиротворяющее закудахтал Нат, качая головой из стороны в сторону.
— Транзитные визы, пункты прибытия — все не так! — Крылатый бык повернулся от паспортного обезьяна к другому, который держал перед ним открытую книгу размером с телефонный справочник. — Согласно этим данным, вы должны были быть направлены в Ур.
— Но я же не сам выбирал, куда мне ехать, — возразил Вилл. — Они посадили меня на поезд и привезли прямо сюда. А это все документы, выданные мне чиновниками лагеря «Оберон», и, если там что-то не так, это их вина, а не моя.
— Вы были обязаны удостовериться, что все полученные вами документы оформлены правильно и что вы имеете законное право на их получение. — Бык коротко кивнул, и обезьян подсунул ему под нос другой паспорт. — В документах этой девочки не указан год рождения.
— А мы не знаем, — сказал Вилл.
— О! Как же такое может быть? — Таможенник повернулся к Нату. — Уж вы-то, как ее отец, непременно должны это знать.
— Я не присутствовал при ее рождении, — сказал не моргнувши глазом чистейшую правду Нат. — Но мне кажется довольно очевидным, что моей дочери девять лет. Так что запишите ее годом Кузнечика.
Эсме сидела на груде их багажа и баюкала куклу, вырезанную из кукурузного початка. Теперь она вскинула глаза, расплылась от уха до уха и сказала:
— Я люблю кузнечиков.
— В наши служебные обязанности входит не помощь всем вам в ваших подделках, а изучение ваших документов на предмет наличия несуразностей. Вот ваш, к примеру, паспорт — настоящая сокровищница разнообразных нелепостей. Он напечатан на бумаге такого сорта, какой никогда не использовался никакими официальными органами. В нем нет положенных водяных знаков. Шрифт попросту смехотворен. Печати, сколько я могу понять, были неумело вырезаны на сырой картошке. Даже фотография какая-то сомнительная, вы ничуть на нее не похожи.