Хроники железных драконов
Шрифт:
— Хорошо, иду на десятку.
Нат взял шайбу, просунул палец в дырку и толкнул им четвертак. Секунду Герцогиня молчала, а затем рассмеялась и стала вытаскивать из-под стойки сигарный ящик.
— Просто запиши на мой счет, — остановил ее Нат. — Думаю, я буду приходить сюда довольно постоянно. Начнем, пожалуй, с ленча. На троих.
— Дело нехитрое. — Герцогиня взяла огрызок мела и написала в свободном уголке сплошь исчирканной надписями стены: НУ, $ 8.45.
Нат перегнулся через стойку и пальцем стер 45 центов.
— Чаевые, — объяснил он. — Слышь, а у тебя нету, случаем, новой колоды карт?
Жаба достала из-под стойки колоду.
— Три зеленых.
— Нет, в смысле — казенная.
— Четвертак.
Она заменила колоду на вроде бы точно такую же и подбила счет. Нат взял у нее мел и заменил конечную пятерку на ноль.
Она ушлепала на кухню, чтобы через несколько минут вернуться с двумя корзинками поджаренных бутербродов с сыром, и нацедила из крана три кружки пива. Когда с ленчем было покончено, Нат заказал пачку «Мальборо» и уменьшил конечный счет еще на гривенник.
— Первая, как мы попали в этот город, — заметил Вилл, блаженно затягиваясь.
— Впервые у нас? — спросила Герцогиня. — И Вавилон, конечно же, не такой, каким он тебе представлялся.
— Я думал, все это сплошь одно здание.
— Все так думают. Но единое здание — это очень негибкая структура. Времена меняются, и все, что нужно, меняется вместе с ними. Когда-то народ ездил в конных повозках и зимой спал по дюжине в комнате, чтобы теплее. Теперь все конюшни и каретные сараи перестроены в апартаменты, потому что центральное отопление и все хотят селиться без ничьих посторонних глаз. Нимрод понимал это с самого начала и потому построил не город, а вроде как каркас города — двойную спираль с перемычками, стоящую на этой самой вулканической пробке. Здания сносят и ставят новые, а город продолжает существовать. Большого провиденья был человек, царь Нимрод.
— Была знакома с ним лично, если я верно тебя понимаю? — спросил Нат, явно забавлявшийся этим разговором.
— Я ведь не всегда была такой, как сейчас, — высокомерно заметила Герцогиня. — В давно минувшие времена я была юной и простодушной. К тому же настолько маленькой, что поместилась бы в чайную чашку. Я жила тогда в трещине скалы на склоне Арарата, рядом с узкой тропинкой к его вершине. Каждое утро царь Нимрод шел по этой тропинке, чтобы пением сделать гору выше, и каждым вечером он спускался по ней назад. Такой уж у него был обычай, и я нимало об этом не задумывалась, потому что была тогда глупенькой тварью, не умевшей ни излагать свои мысли, ни хотя бы мыслить здраво… Однажды Нимрод так и не стал подниматься на гору. О, что за день это был! Страшные грозы сражались в небе подобно драконам, по скалам хлестали молнии, земля сотрясалась до самых своих оснований, гора плясала и прыгала. Нет слов, способных описать этот разгул стихии. Это был тот самый день — но прошли столетия, пока я это осознала, — когда вынужденный страшнейшей опасностью Нимрод вызвал море, дабы сокрушить своих недругов. Арарат гудел, как огромный колокол, когда океанские воды били по нему яростнее любого молота, затопляя по Нимродову приказу луга и создавая попутно Бухту Демонов, и по сю пору остающуюся для Вавилона главным портом и главным источником его процветания. Но ты, наверное, слышал эту историю.
— Да, — кивнул Вилл.
Нат торжественно продекламировал:
До начала истории, до начала времен Царь Нимрод вел народ из Урдумхайма. По глухим пустыням они бежали В топи и хляби в годину потопа…Сменив громогласное громыхание на будничный голос, он добавил:
— Я могу, если хотите, прочитать все восемь тысяч строк.
— Кто сейчас рассказывает, ты или я? — окоротила его Герцогиня. — На следующий день Нимрод появился, только шел он на гору без прежней бодрости, нога за ногу. На лице его было недовольство, он взглядом обшаривал все вокруг, словно что-то искал и не мог найти. Заметив в скальной трещине жабу, он, по минутному капризу, остановился и подобрал меня. И обратился ко мне с такими словами: «Взгляни на дела мои, маленькая квакушка, и отчайся». Из его глаз струились слезы, ибо ценою, уплаченной им за освобождение своего народа, стала смерть. Все они были от рождения бессмертными, а он привязал их к колесу времени. Само собой, я ничего не сказала. Но Нимрод все равно говорил сам с собой, ибо если Могучие и нуждаются иногда хоть в каких-либо слушателях своих монологов — в тот раз эта роль досталась мне, — то никакой реакции им уж точно не нужно. «Умалились, — сказал он, — мои силы. Гору, которая должна была стать нашей крепостью, я не могу больше вырастить ни на
— И что же ты сделала? — поинтересовался Вилл.
— Я сделала то, что сделала бы в такой ситуации любая уважающая себя жаба. Я написала ему в ладонь.
— Довольно рисковый поступок, — поморщился Нат, — особенно если учесть, что Нимрод был не только волшебником, но и Силой.
— Откуда мне было знать? Что там знает долбаная жаба?
— Ну и что же было потом?
— Нимрод рассмеялся и отпустил меня. «Живи, маленькая жаба, — сказал он в напутствие, — расти и процветай». Получив свободу, я забилась в скалу так глубоко, как только сумела, и был еще, как видно, в его словах остаток могущества, потому что здесь я и нахожусь с того самого времени.
— Тяжело, наверное, быть вечно запертой в каменном пузырьке без всякой возможности его покинуть?
— Я получаю газету. Я слушаю приемник. Как правило, я зарабатываю вполне достаточно, чтобы себя прокормить, а если нет, то впадаю в спячку. И такая жизнь тоже жизнь.
В этот момент раздался грохот, словно по лестнице катилась лавина железной посуды. Дверь распахнулась, и в грохоте копыт, в фонтанах щепок сразу за порогом замерла худосочная вороная кобылка. Лестница в подвал была винтовая и очень крутая. Не иначе как ноги у этой лошадки были из лучшей резины — а то как бы она спустилась? А жилы в них сплошь стальные — а то как бы смогла она мгновенно остановиться? И тут же одним гибким движением с нее соскользнул всадник — тот самый, прежний капитан уланов.
Вилл замер, не успев закурить новую сигарету. На лице у сидевшего напротив Ната появилась грусть пополам с обидой.
— Ты настучала на нас, — укорил он Герцогиню. Жаба поморщилась как от чего-то неприятного.
— Ты симпатяга, — сказала она, — а я люблю симпатяг. Но про охоту на вас орет весь полицейский сканнер, а я никогда не рискую и только тем и сумела дожить до такого возраста.
Лошадь распрямила ноги и по-собачьи встряхнулась. Ее всадник в пылу погони то ли потерял, то ли где-то оставил свою саблю, а заодно и весь свой взвод, однако на боку его все еще висел пистолет, и естественность движения, которым его пальцы расстегнули кобуру, явно намекала, что при нужде пистолет очень быстро прыгнет ему в руку.
— Капитан Багабъяксас, — представился он и коротко поклонился. Капитан был изящно худощав, с резкими чертами удлиненного лица. — Боюсь, я буду вынужден задержать вас для снятия показаний.
Закуривший все-таки Вилл выпустил облачко дыма. Затем сунул два пальца в карман и вытащил свой многострадальный паспорт.
— Вот, уж это-то вы точно спросите.
— Да, конечно. Спасибо. — Капитан принял паспорт, ни на мгновение не опуская взгляда, и сунул его в карман мундира. — Вы достаточно разумные ребята, а любой, у кого есть хоть крупинка разума, оказавшись в вашем положении, оставит все мысли о побеге. — Эсме, сидевшая у Ната на коленях, протянула руку и погладила лошадь по носу; по лицу Багабъяксаса скользнула тень улыбки. — Советую вам даже не пытаться. Если будете вести себя спокойно, это зачтется вам в плюс.
Вилл мельком взглянул на Ната и увидел, как глаза полноправного мастера Гильдии Жуликов на мгновение метнулись к кухонной двери. Там, значит, находится задняя дверь, а за нею служебный коридор, а дальше — миллионы дорог. И всего-то и надо, что секундное отвлечение.
Еле слышно, одними губами Вилл шепнул тот нейтральный гласный.
Мундир улана вспыхнул.
Как листья, гонимые ураганом, они пронеслись через кухню и вылетели в заднюю дверь. Нат бежал первым, Эсме сидела у него на плече и оглашала воздух громким хохотом. Вилл старался от них не отставать.