Хроники железных драконов
Шрифт:
Их головы и рожки были обвиты плющом, весело помахивали коротенькие козьи хвосты. Полди, хайнты и хайтер-духи стремглав перебегали с тротуара на тротуар, размахивая длинными шелковыми косынками, а вверху, над головами у всех, крутили сальто Лебедевы. Вилл и представить себе раньше не мог такого великолепия, и оно простиралось вдоль улицы, сколько хватало глаз, и в ту и в другую сторону.
— А по какому это случаю? — спросил он Ната.
— А у них всегда тут что-нибудь, — пожал плечами Нат. — Какой-нибудь фестиваль, избирательная кампания, да это, собственно, и не важно. Когда живешь в большом городе, быстро ко всему привыкаешь.
Он поймал Эсме за руку и зашагал по улице к какой-то одному лишь ему ведомой цели.
Город ослеплял и оглушал Вилла, от него кружилась голова, он вселял в сердце страх. Даже не считая музыкантов, танцоров на ходулях и духов с объятыми пламенем шевелюрами, он не узнавал и половины племен, наблюдавших за парадом с обочины. А были еще и костюмированные участники парада, успевшие уже отыграть свою роль и отдыхавшие на тротуаре со все еще раскрашенными лицами и банками пива в руках, и активные зрители, заляпавшие себя кровью или надевшие для такого случая семимильные колпаки и боа из розовых перьев, так что он толком и не понимал, кто тут участник процессии, а кто нет. Казалось, что весь Вавилон — это один огромный праздник.
Виллу тоже хотелось бы поучаствовать в этом празднике — без, как он начинал уже думать, неудобного и беспокойного присутствия Ната Уилка.
— А чего это рука твоя дергается? — спросила Эсме.
Вилл удивленно опустил глаза; его рука двигалась сама по себе, как отдельное живое существо. А теперь обе его руки поднялись на уровень лица и правый указательный палец выписывал на левой ладони невидимые буквы. Вот «О», вот «Н», вот «И», вот еще раз «И»…
— «Они идут», — прочитал Вилл.
— Кто «они»? — насторожился Нат.
У-л-а…
— Уланы.
Из тех же самых двойных дверей, из которых минуту назад вышли они сами, выехал кавалерийский взвод. Чтобы не стукаться головами о притолоку, уланы низко пригибались, а потом, проехав, снова распрямлялись и придерживали коней. Высокий эльф, явно бывший у них командиром, окинул улицу взглядом — сперва в одну, а потом в другую сторону. Когда его взгляд упал на Вилла, тот ощутил зябкую дрожь. И тут же командир указал своей саблей прямо на него.
— Солдаты! — радостно взвизгнула Эсме.
— Вот же сучары, — добавил Вилл.
Уланы построились в каре и взяли пики наперевес, чтобы расчистить себе путь. По отрывистому, как собачий лай, приказу командира они легкой рысью двинулись вперед. Толпа расступалась с живейшей охотой. Командир, единственный из них обходившийся без пики, высоко вскинул руку; из его ладони сверкнул яркий свет, его губы шевелились, произнося заклинание. Вилл почувствовал, как все его тело тяжелеет, как воздух становится густым и вязким.
— Не боись, — сказал Нат. — У меня есть заклинание куда сильнее этого.
Его рука метнулась к внутреннему карману куртки и вытащила толстую пачку долларов, перетянутую красной резинкой. Он откинул руку, словно держал в ней гранату, а затем сдернул пальцем резинку, швырнул всю пачку в воздух и что было сил проорал:
— Де-е-еньги!
Пожар в сумасшедшем доме. Парад мгновенно рассыпался, его участники бросились ловить медленно падающие купюры. Те, что стояли на тротуаре, боролись за место под волшебным денежным дождем. Карлики бегали на четвереньках, подбирая купюры, так никем не пойманные в полете. Уланы, которых никто уже не боялся, растерянно остановились посреди бушующей толпы. Некоторым из них приходилось даже отбиваться, чтобы не сдернули с коня.
— За мной.
Нат бросился в ближайший проулок, пробежал его до самого конца. Вынырнув на какой-то другой улице, он перебежал ее перед самым носом троллейбуса, который откликнулся отчаянной трелью звонка и россыпью синих электрических искр. Тяжело отдуваясь, потому что Эсме была не такой уж и легонькой, Вилл догнал Ната в тот самый момент, когда тот добежал до спуска под землю. Он поставил Эсме на ноги, и они следом за Натом понеслись по лестнице вниз. В конце лестницы был перрон общественного лифта; чтобы не возиться с деньгами и билетами, они перемахнули через турникет и втиснулись в переполненный экспресс нижнего направления.
Хотя снаружи сияло полуденное солнце, Нижний Ист-Сайд был окутан полумраком. На улицах горели фонари, и раз уж их не выключили сейчас, то во все прочие времена суток не выключали и подавно. На одной стороне улицы стояли вполне обычные здания, но те, что на другой, выглядели так, словно их вырубили из глыб дикого камня.
— Сюда, — сказал Нат, ныряя по замызганной лестнице в подвал, над которым горела вывеска «Дыра Герцогини».
В салуне стоял неистребимый запах прокисшего пива. Два всеми покинутых игральных автомата подмигивали цветными огоньками и сами себе что-то бормотали. Облицованные грубо отесанным камнем и покрашенные черной краской стены были увешаны светящимися рекламами пива и окантованными постерами Джека Демпси и Мохаммеда Али [33] . В одном из углов висел телевизор, то ли выключенный, то ли навеки заглохший.
33
Джек Демпси (Уильям Харрисон Демпси, 1895–1983) — боксер-профессионал по кличке Костолом из Манассы, чемпион мира в супертяжелом весе. Мохаммед Али (Кассиус Клей, р. 1942) — боксер, чемпион Олимпийских игр 1960 г. в полутяжелом весе, многократный чемпион мира среди профессионалов (1964–1974) в тяжелом весе.
По ту сторону стойки, заполняя почти все пространство, какое было, сидела огромная жаба. У нее были тяжелые веки, толстенные губы, бессчетная масса мягких, свободно болтающихся подбородков, большие выпученные глаза и скептичное, на грани презрения ко всему сущему выражение морды. Чуть приподняв левый уголок огромного рта, она безразлично спросила:
— Вам что, жентельмены?
— Вы, наверно, и есть Герцогиня. Меня зовут Нат Уилк. — Нат сел и поставил локоть на стойку. — Похоже, клевая девка.
— Не обманывайся моей девичьей внешностью, вислоухий ты мальчик. Я много старше, чем выгляжу, и мне насквозь знакомы все виды жульничества, мухлежа, обмана и грошовой магии.
— Все, да не все. Этот я только что придумал. — Нат положил на стойку железную шайбу — металлическую кругляшку с дыркой размером примерно в гривенник. Рядом с шайбой он кинул четвертак. — Десять долларов, что я протолкну этот четвертак через эту шайбу.
Жаба потерла шайбу между пальцами. Затем поднесла ее к глазу и посмотрела сквозь дырку. Затем с той же тщательность обследовала четвертак. И под конец сказала: