Хроноклазм
Шрифт:
Я сосредоточился на повторном разливании чая.
– О Боже! Я знала, что это будет трудно, - заметила она.
– Ведь трудно, как вы считаете?
Я сказал, что, по-моему, трудно. Она решительно продолжала:
– Ну, понимаете, оттого я и занялась историей. Я имею в виду, мне нетрудно было представить себя в эту эпоху. А потом, получив в день рождения ваше письмо, я уже само собой решила взять темой дипломной работы именно середину двадцатого века, и, конечно, в дальнейшем это стало предметом моего научного исследования.
– Э... э, и все это результат моего письма?
–
– Историческая машина, - уцепился я за соломинку в этой неразберихе.
– Что такое историческая машина?
Она поглядела на меня с изумлением.
– Это... ну, историческая машина. Чтобы изучать историю.
– Не слишком понятно. С тем же успехом вы могли бы сказать: чтобы делать историю.
– Нет-нет. Это запрещено. Это очень тяжкое преступление.
– В самом деле!
– Я снова попробовал сначала - Насчет этого письма...
– Ну, мне пришлось упомянуть о нем, чтобы объяснить всю историю. Но, конечно, вы его еще не написали, так что все это может казаться вам несколько запутанным.
– Запутанным не то слово. Не могли бы мы зацепиться за что-нибудь конкретное? К примеру, за это письмо, которое мне якобы предстоит написать. О чем оно, собственно?
Она посмотрела на меня строго и затем отвернулась, покраснев вдруг до корней волос. Все же она заставила себя взглянуть на меня вторично. Я видел, как вспыхнули и почти сразу погасли ее глаза. Она закрыла лицо руками и разрыдалась:
– О, вы не любите меня, не любите! Лучше бы я никогда сюда не являлась! Лучше бы мне умереть!
– Она прямо-таки фыркала на меня, - сказала Тавия.
– Ну, она уже ушла, а с ней и моя репутация, - сказал я. Превосходная работница, наша миссис Тумбс, но строгих правил. Она способна отказаться от места.
– Из-за того, что я здесь? Какая чушь!
– Вероятно, у вас иные правила.
– Но куда еще мне было идти? У меня всего несколько шиллингов ваших денег, и я никого здесь не знаю.
– Едва ли миссис Тумбс об этом догадывается.
– Но мы ведь не... Я хочу сказать, ничего такого не...
– Мужчина и женщина, вдвоем, ночью - при наших правилах этого более чем достаточно. Фактически достаточно даже просто цифры два. Вспомните, животные просто ходят парами, и никого их эмоции не интересуют. Их двое и всем все ясно.
– Ну да, я помню, что тогда... то есть, теперь нет испытательного срока. У вас застывшая система, непоправимая, как в лотерее: не повезло все равно терпи!
– Мы выражаем это другими словами, но принцип, по крайней мере внешне, примерно такой.
– Довольно нелепы эти старые обычаи, как приглядеться... но очаровательны.
– Глаза ее на миг задумчиво остановились на мне.
– Вы... начала она.
– Вы, - напомнил я, - обещали дать мне более исчерпывающее объяснение вчерашних событий.
– Вы мне не поверили.
– Все это было слишком неожиданно, -
Она недовольно сдвинула брови.
– Вы не слишком любезны. Я глубоко изучила середину двадцатого века. Это моя специальность.
– Да, я уже слышал, но не скажу, чтобы мне стало от этого много яснее. Все историки специализируются на какой-нибудь эпохе, из чего, однако, не следует, что они вдруг объявляются там.
Она удивленно посмотрела не меня.
– Но, конечно, они так и делают - я имею в виду дипломированных историков. А иначе как могли бы они завершить работу?
– У вас слишком много таких "конечно". Может, начнем все же сначала? Хотя бы с этого моего письма... нет, оставим письмо, - поспешно добавил я, заметив выражение ее лица.
– Значит, вы работали в лаборатории вашего дядюшки с чем-то, что вы называете исторической машиной. Это что - вроде магнитофона?
– Господи, нет! Это такой стенной шкаф, откуда вы можете перенестись в разные эпохи и места.
– Вы... вы хотите сказать, что можете войти туда в две тысячи сто каком-то году, а выйти в тысяча девятьсот каком-то?
– Или в любом другом прошедшем времени, - подтвердила она.
– Но, конечно, не каждый может сделать это. Надо иметь определенную квалификацию и разрешение, и все такое. Существует всего шесть машин для Англии и всего около сотни для всего мира, и допуск к ним очень ограничен. Когда машины только еще сконструировали, никто не представлял, к каким осложнениям они могут привести. Но со временем историки стали сверять результаты и обнаружили удивительные вещи. Оказалось, например, что еще до нашей эры один греческий ученый по имени Герон Александрийский демонстрировал простейшую модель паровой турбины; Архимед использовал зажигательную смесь вроде напалма при осаде Сиракуз; Леонардо да Винчи рисовал парашюты, когда неоткуда было еще прыгать с ними; Лейв Счастливый открыл Америку задолго до Колумба; Наполеон интересовался подводными лодками. Есть множество других подозрительных фактов. В общем стало ясно, что кое-кто очень легкомысленно использовал машину и вызывал хроноклазмы.
– Что вызывал?
– Хроноклазмы, то есть обстоятельства, не соответствующие данной эпохе и возникающие от того, что кто-то действовал необдуманно. Ну, насколько нам известно, к серьезным бедствиям это не привело, хотя возможно, что естественный ход истории несколько раз нарушался, а люди пишут теперь разные очень умные труды, объясняя, как это произошло, но каждому ясно, какими серьезными опасностями это может быть чревато. Представьте, к примеру, что кто-то неосторожно подал Наполеону идею о двигателе внутреннего сгорания в дополнение к идее подводной лодки. Кто знает, к чему это могло бы привести! Так вот, чтобы пресечь новое вмешательство в события прошлого, пользование историческими машинами взято под строжайший контроль Исторического Совета.
– Погодите минутку! взмолился я.
– То, что свершилось, - свершилось. Я хочу сказать, что вот, например, я здесь. И этого нельзя изменить, даже если бы кто-то, вернувшись в прошлое, убил моего дедушку, когда тот был еще мальчиком.