Хронополис
Шрифт:
– Честное комсомольское, ваше величество (на выслушавшего данную фразу Колчака стоит посмотреть) убежу… убежду… уговорю учиться!
И при этом оказывается, что вся честная кампания – вперемешку молодогвардейцы с дятловцами и адмирал Колчак в центре – расположилась где-то на травке, а к ним (иногда по дамски придерживая длинную юбку) идёт Александр в полном церемониальном платье Кшатия Кшаятиятам – Царя царей Азии: что-то напоминающее облачение святого на иконе и древнего русского царя одновременно. Оплечье из драгоценных камней, двойные с прорезями рукава до пола, как у боярина, широкий пояс с кистями, красные сапожки и высокая корона, перехваченная длинной алой лентой, спадающей на плечи как подобие фаты. Поверх этого великолепия белый плащ с золотой каймой в
– Во, теперь царь как царь. Сразу видно! Император! А то было что-то… непонятное.
Колчак – деланно отсутствующе:
– Прикажешь ему всегда так ходить…? Или… жалко человека??
Сережка – со вздохом:
– Очень жалко! Я не какой-нибудь там… – Золотарев показывает ему кулак, чтоб не сказал «белогвардеец» – фашист! – невинно заканчивает Тюленин. И закрывает ладошкой рот: – Ой! Вдруг перевоспитанные фашисты тут тоже есть… – Колчак аж фыркает, глядя на разведшего руками (мол что с ним делать) Золотарёва. И тут откуда-то гремит вполне современная музыка и Александр начинает петь, причём довольно профессионально:
– Счастья вам, люди, вечного, Доброго дня и вечера!
Счастье наше отмеченоАлыми звёздами в веках! – подчиняясь взмаху его руки (рукава – лебединым крылом) в небе возникает гигантская проекция Спасской башни, при виде которой можно спятить: рубиновую звезду в середине украшает золотой двуглавый орёл, коронованный императорским венцом. И меч со щитом в его лапах – как на проекте герба Верховного правителя. Комсомольцам правда такие смешения политических стилей вроде даже нравятся. Один Золотарев удивленно крутит головой и Колчаку как-то не по себе. Александр протягивает руки к аудитории, аудитория пытается подхватить:
Счастья вам в ваших помыслах,Люди Земли и Космоса,Время сквозь нас торопится,Счастья и мира на века…До поры, пока планетуСогревает солнце в небе,Радуйтесь весне и лету —Нам счастливый выпал жребий:Нам высокий выпал жребийНужным быть своей отчизне,И клянусь я ей на хлебеБыть достойным новой жизни!Счастья вам, люди, вечного!Счастье наше отмеченоАлыми звёздами в веках.Пусть в сердцах заря восходит,Наши годы с солнцем дружат,Сколько счастья есть в народе,Столько счастья в наших душах!Вечность молодости внемлет,Правда юным миром правит,Снова мы пришли на Землю,Чтоб трудом ее прославить!Счастья вам, люди, вечного!Мира вам, люди, вечного!Счастья и мира на века!Сережка – Колчаку, указав на проекцию Спасской башни:
– Примирение… я правильно понимаю…? Всем: белым, красным, зелёным, а, ладно, и коричневым, черт с ними… хотя ихней идеологии здесь точно нету! И вообще… Александр Васильевич,
На Колчака стоит посмотреть. Впрочем, как обычно.
Летит над тайгой, над городами из стекла, прозрачный поезд-не поезд – вроде едет на проложенной в воздухе ажурной эстакаде. Летит, пожирая километры, и в его головном вагоне стоит у выгнутого лобового стекла вся кампания хронополитов, одетых в голубую с серебром форму, то ли лётную, то ли морскую, окружила аналогично облаченного Колчака, который особо опасен, потому что вооружён гитарой! И очень знакомыми аккордами отзывается новая мелодия:
– У моряка своя звезда,Сестра драккаров, каравелл и шхун —В туманном небе в давние годаЕе зажег для нас Нептун…Колчак зябко склоняется над гитарой. Сквозь прозрачные стены вагона чудесного поезда видно, что навстречу ему далеко внизу идёт другой поезд, окутанный чёрным дымом, покрытый снежным инеем… и в выстуженном, заметённом изморозью от пола до потолка вагоне истерзанный, еле живой русский адмирал непреклонно выпрямился перед угрожающей ему толпой интервентов…
Дальних причалов чужие огни,Ищут кого-то лучи маяка.Солёные волны, солёные дни,А в небе горит, горит, горит звезда моряка…Страшный поезд совсем близко. Он словно поднимается к небу, к эстакаде! Обступившие Колчака юноши и девушки, родившиеся в другом веке, берутся за руки, встают совсем тесно к нему – и снежный призрак замедляет ход. Ему преградили путь партизаны под красными знамёнами. Они поднимаются в вагон, интервенты шарахаются от них, и партизаны подхватывают под руки готового упасть адмирала… Колчак поднимает голову:
У моряка свои мечты:В суровой схватке с морем побеждать,Чтоб пели ветры, чтоб любила ты,Чтоб как Ассоль умела ждать! —Колчак открыто адресует эти слова Любе, и становится ясно, что будет дуэт.
Дальних причалов чужие огни,В водовороте – века и года,Солёные волны, солёные дни… —последние слова он почти вышептывает, и гитара его плавно, через импровизацию, меняет мелодию… вальс сменяется романсом… и снова течёт вальс!
– Всегда гори, гори, гори, моя звезда…– подхватывает Люба.
– У моряка своя судьба! —взлетает ее голос, она поёт сурово – совсем без лирических интонаций военного партнера.
Здесь каждый с детства с морем обручён!Где шторм да ветры – там вся жизнь борьба…Бестрашье – наш морской закон!Дальних причалов чужие огни,Ищут кого-то лучи маяка.Солёные волны, солёные дни.А в небе горит, горит, горит звезда моряка! —и от ее грудного сильного меццо-сопрано начинает разваливаться дымными клочьями видение страшного поезда внизу… Люба делает шаг вперёд, будто наступает на жуткий призрак, поднимает сжатую в кулак руку, грозя ему, и без всякого аккомпанемента запевает, грозно и в ритме марша: