Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста
Шрифт:
Вдоль этой оригинальной реки мы шли очень недолго и оставили ее у места, где рос небольшой куст и было приспособление для водопоя животных. Джума тут напоил ишаков. Потянулась однообразная равнина, скудная растительностью. Мой глаз усматривал только бегающих жаворонков и ползающую мелочь. И иногда откуда-то прилетал чекан — имена я все узнавала из речей Николая Сергеевича, — птица, очевидно, не здешняя. Окраска его тела, похожего, когда он сидел, на черный уголек с белой опушкой, не могла быть родственна желтовато-сероватому тону здешней глинистой и песчаной местности. Я твердо помнила речи о покровительственной окраске.
Ишаки торопливым шагом, словно все время к чему-то подбегая, шли
— Посмотрите, Константин Егорович, что наделали эти весенние горные ручьи, — сказал Николай Сергеевич. — Еще издали видны их расползшиеся пути. А по ущелью, к которому мы идем, видно, бежал значительный поток: сколько он намыл и притащил песка и гальки!
— А у самого ущелья еще больше их будет, — ответил Константин Егорович.
Действительно, когда мы подошли к той черной прогалине, которая виднелась издали, мы вступили в область настоящего царства отбитых, наломанных и измельченных камней. Копыта ишаков стучали об это твердое ложе, хрустевшее под их ногами. Растительность тоже значительно погустела и появились целые заросли кустарника. Он окаймлял брошенное русло и в его расширенных частях покрывал нечто вроде островков.
— Здесь, должно быть, много подпочвенной воды, — сказал Николай Сергеевич.
— Хватит для этих зарослей, чтобы они дожили до новых снегов и горной воды, — сказал его сосед. — А вот к концу лета и они сильно подсохнут по этим склонам, опаленным здешним солнцем.
— Я думаю, продолжал Николай Сергеевич, — здесь много животных по вашей части.
— Где их нет! Впрочем здесь, действительно, много насекомых. Да и вы жаловаться не станете, так как ваших пичуг да зверьков тут тоже немало. Есть и зайцы и лисы, я уже не говорю про ползающих тварей. Чуть где посырее — найдем и скорпионов, а посуше — ящериц и змей.
Караван наш мало-помалу углублялся в ущелье, поднимаясь сначала по пологим склонам все выше и выше. Бывший некогда здесь поток шел в ущелье извилистой линией. Скоро начались небольшие скалы, обмытые потоком и частью разрушенные им и жаром здешнего солнца. В оном месте я увидела, как бегающий взор Николая Сергеевича вдруг уставился куда-то между лежавших впереди скал.
— Кокелики! — прошептал сзади Джума.
— Молчи, — ответил тоже шепотом Николай Сергеевич, — и, скинув ружье, подкрался вперед и несколько в сторону. Я всматривалась, но ничего не видела.
— Покровительственная окраска! — мелькнуло у меня в голове.
Скоро я увидела, как Николай Сергеевич прицелился из ружья, и по ущелью вдруг раздался грохот его выстрела. Белый дымок взвился от ветра с кончика его ружья, и я тут только увидела какие-то желто-серые комки, побежавшие и полетевшие вверх по скалам. Два из них покатились вниз вместе с двумя-тремя мелкими камушками.
Николай Сергеевич поднял эти скатившиеся комки и подошел к нам.
— Красноклювые куропатки — петух и курица. Удачно пришлось! — сказал он и прибавил:
— Славные экземпляры в чистом оперении и не разбиты выстрелом.
— Их здесь много, — прибавил Константин Егорович. Подождите ключа: там настреляете всякой твари, живущей здесь.
— А далеко ключ?
— Еще с час пройдем. Хоть немного воды там, всего ведра два в день накапливается, да для нашего каравана хватит. По утрам к такой луже кто только не приходит: и птицы, и зверьки, и даже бараны, но
— Я очень доволен, что добыл такие два славные экземпляра, — сказал Николай Сергеевич.
К моему крайнему удовольствию, приятели пустились в ученый разговор о разнице внешнего вида у животных одной и той же семьи, одного и того же гнезда; разнице, которая замечалась во всем животном мире, включая насекомых и прочую мелочь. Я с удвоенным вниманием вслушивалась в беседу, из которой узнала, что эта внешняя разница в украшениях тела проявляется иногда очень резко. Так, например, у кур, уток, у скворцов, у иволг и других птиц легко отличить петуха от курицы, селезня от утки, скворца от скворчихи, все это по оперению или более яркому или более пышному. У других птиц, например, у ласточек, особенно же у камышовок, пеночек, канареек и т. п. это сделать труднее, так как оперение у них всего гнездового выводка одинаковое. То же самое наблюдается и у насекомых, где среди жуков, например, встречаются такие различия, как рога у жука-оленя, которых у жучихи нет. У жука-носорога есть рог, которого жучиха лишена. У бабочек, оказывается, разница выражается в неодинаковой величине крыльев и иногда неодинаковой окраске их. Не без удивления узнала я, что есть жучки, зовущие Ивановыми червячками, у которых жучиха имеет вид не то мокрицы, не то червячка, но при этом она снабжена светящимся брюшком, горящим ночью зеленым фосфорическим огоньком. Жук же такого фонарика не имеет и похож на всякого другого жучка.
Вообще примеров мои учителя приводили очень много и я, конечно, не могу их здесь выписывать. С своей стороны, я припоминала подобную резкую разницу между гривистым львом и безгривой львицей, между воробьем с темным горлышком и серенькой воробьихой. Должна сознаться, что мне все же в голову шли больше примеры сходства, а не разницы. Помню, на ум приходили волки, ежи, крысы, мухи и многие другие животные.
Причин такого сходства или разницы мои приятели не приводили, а просто гадали. В одном случае, по их мнению, величина и статность хозяина семьи объяснялась необходимостью защищать ее от врагов. Поэтому-то и льву следует быть крупнее львицы и кабану — могучее свиньи. В других случаях они объясняли это какой-то необходимостью для животного быть красивым, чтобы его предпочитали среди других ему подобных. А так как, споря за красоту, они иногда доводят дело до ссор, то обыкновенно они бывают снабжены и орудиями борьбы. Поэтому-то у оленя завелись рога, отпадающие после времени ссор, у петухов — шпоры и вообще поэтому олени, петухи, фазаны, павлины красивее своих оленей, кур, фазанок и пав. Я должна сказать правду, что приятели мои не объясняли это усердием самих животных, а все приписывали времени и условиям жизни. Они говорили, что в течение очень, очень долгого времени и благодаря самым разнообразным условиям жизни появились и укрепились у животных те или иные признаки. Другими словами, если бы судьба и условия жизни были бы иные, то у оленей не было бы рогов, а у петухов — шпор, у павлинов хвостов, сколько бы они не хотели и не старались иметь и то и другое.
Услышала я еще и новое слово для себя — «брачный наряд», когда Николай Сергеевич говорил про турухтанов. Оказывается, весной, когда эти кулики собираются обзаводиться семьей и им предстоит искать себе гнездовья, то у петухов-турухтанов появляются пышные воротники из перьев, выпадающих к лету. Я совершенно согласна, что это украшение люди вполне подходяще назвали «брачным нарядом».
Итак, к моим думам и к моему представлению о пользе покровительственной окраски прибавились еще два понятия о двойственности внешнего вида в семьях животных, не исключая мелкоты, и о весеннем, брачном уборе.