Хрупкий мир
Шрифт:
Лёгкий грибной запах был удивительно тонким и приятным. Вокруг словно бы заискрилась радуга. Кажется, я начал что-то петь и весело смеяться.
Рядом была Катя. Я объяснял ей, какое счастье нашёл тут, в прошлом. Она смеялась вместе со мной. Было совершенно не понятно, как она тут оказалась — но мне было всё равно. Самое главное, что я мог свободно делиться своим счастьем.
Скоро должны были появиться родители. Я видел, как их новые тела формируются из восхитительной пластичной белой глины, которая была самой жизнью и окружала тут всё вокруг.
А
Эта глина как будто захотела со мной общаться.
Она говорила. Только не словами. Откуда ей знать слова? Но я почувствовал её удивление.
Если бы образы, которые оно посылало, можно было бы перевести на обычный язык, то послания звучали бы так: «Что ты такое?.. откуда? Где ещё такие?.. ты мыслящий… настоящей мысли не бывает среди двигающихся, но ты мыслящий…»
Ощущение эйфории медленно пропадало, сходило на нет.
Меня мутило и тошнило; Солнце словно погасло. Кажется, меня даже вырвало.
Странно, что я не слышал окриков из шлема, небрежно брошенного на каменистую землю.
«Терпи, так надо… я возвращаю тебя…» — мыслеобразы, не облечённые словами всё так же возникали в моей голове.
Перед тем, как потерять сознание, я увидел прямо над собой лицо Кая за стеклом шлема. Он что-то кричал, я не мог разобрать.
Я провалялся в медотсеке сутки. Сначала, как только пришёл в себя, мне было очень плохо. Это было похоже на тяжёлое похмелье, те же симптомы. Автоматика сделала все мыслимые анализы на биохимию крови и обнаружила органическое соединение, имеющее сильный наркотический эффект.
Я не очень разбираюсь в марсианской органической химии, формулах, символах и условных обозначениях. Если бы это была земная автоматика — может, что-то и сообразил бы, но марсианский отчёт был полной тарабарщиной. Поэтому не могу точно сказать, есть ли похожие вещества на Земле. Но по описываемому в справочнике действию то, что оказалось в моём организме, было сильно похоже на ЛСД. Причём в очень большой дозе, которая обязательно должна была бы меня убить, останься я на островке на полчаса дольше.
К счастью, Кай очень рано понял, что происходит нечто нехорошее. У него получилось меня вытащить; оказывается, реактивные ранцы могли действовать в режиме сопряжения.
Чистка крови, даже при достаточно развитом уровне технологий, дело малоприятное. Но, в конце концов, я почувствовал себя значительно лучше.
— Сохранились образцы этой гадости? — спросил я, когда Кай в очередной раз пришёл меня навестить.
— И я очень рад тебя видеть! — ухмыльнулся Кай.
— Я серьёзно.
— Не знаю, — Кай покачал головой, — возможно. Все костюмы и оборудование, которое было с нами, я герметически изолировал. Карантинный протокол.
— Всё правильно сделал… — я откинулся на подушку,
— Какой необычный хищник, эта штуковина! — Кай присел на табурет возле медицинской койки, — кажется, на Венере было что-то подобное. Нас вроде бы учили. Выделяет химию, целенаправленно действующую на нервную систему высших существ. Наши комбинезоны не герметичны, есть система отвода тепла и влаги. Вот оно и добралось до тебя.
— Ты о способе охоты? — уточнил я, — да ничего необычного. Среди оседлых организмов на Земле такое бывает. Некоторые растения охотятся на насекомых. А ещё я слышал, что в моём времени, в Забайкалье есть травка, выделяющее вещество, действующее как сильный наркотик на животных. Может, поначалу оно использовало его для защиты. Но со временем лесные звери стали приходить на поляну, где эта травка росла, чтобы умирать. Специально. Если, например, зверь был смертельно ранен или болен — у него появился способ не страдать. И многие этим способом пользовались. А травка таким образом поучала нужные удобрения в большом количестве.
Кай сделал какое-то странное выражение лица, нечто среднее между отвращением и одобрением.
— Не уверен, что у нас подобное есть… то есть было.
— Ты только не подумай, что я ещё не отошёл — но это создание, похоже, пыталось со мной общаться, — я сделал паузу, наблюдая за тем, как подействуют мои слова.
— Как? — спросил Кай, озабоченно наблюдая за мной.
— Не словами, конечно. Образами. Но почему-то понятными образами. Они как бы сами собой в мозгу возникали.
— Интересно. По-твоему, эта штуковина разумна?
— Я не знаю, Кай. Даже в наше время мы удивительно мало знаем о грибах. Что говорить об ископаемых представителях. От них ведь почти ничего не остаётся! Но от самих грибов можно ждать всего, чего угодно. Например, в наше время есть такой грибок, который превращает насекомых в зомби.
— В кого? — переспросил Кай.
Я сообразил, что произнёс слово «зомби» на русском.
— В живого мертвеца, — пояснил я.
— Как это?
— Спора проникает в организм насекомого. И там, питаясь его веществами, создаёт систему, позволяющую управлять двигательной активностью несчастного. Оно заставляет его подняться куда-нибудь наверх, над тропой, по которой часто ходят его сородичи. Поражённое грибком насекомое, повинуясь его командам, вцепляется намертво в травинку или стебель. При этом нервные ганглии насекомого до последнего остаются активными. Насекомое всё чувствует, но не может вмешаться. А потом, после долгих мучений, оно умирает. Грибок прорастает сквозь него, формирует споровую коробку и выбрасывает споры на тропу.
— Какая весёлая у вас биосфера, — судя по расширенным глазам, рассказ про кордицепс Кая действительно впечатлил.
В этот момент в медотсек вошла Таис.
— Привет, — сказала она и застенчиво улыбнулась, — рада, что тебе лучше.
— Спасибо, — ответил я, — кстати, где мы сейчас? Это я качку чувствую или это меня пошатывает?
— Мы идём полным ходом на юг, как ты говорил. Ищем материк, — ответил Кай.
— Там погода отличнейшая! — вмешалась Таис, — и океан чистейший! Я очень хотела поплавать, но Кай сказал, что в здешних морях плавать нельзя. Это так странно… моё тело помнит, что я люблю плавать. Где же тогда я плавала?