Хрущев. Творцы террора
Шрифт:
Но все это цветочки по сравнению с тем, как отозвался хрущевский доклад внутри страны. Если события в Грузии, Польше, Венгрии можно сравнить с взрывной волной, то внутри советского общества его действие сравнимо разве что с радиацией - и, естественно, последующим заражением местности.
В течение марта доклад читали на заводах, в учреждениях, в колхозах, даже в старших классах школ. С ним ознакомились семь миллионов коммунистов и восемнадцать миллионов комсомольцев. «Беспартийных активистов» никто не считал.
«Я хорошо помню эти дни, - пишет историк Рой Медведев.– В небольшой сельской школе Ленинградской области, где я работал директором, было получено предписание собраться всем учителям на следующий день в 4 часа дня в «красном уголке» соседнего кирпичного завода. Сюда пришли также многие работники завода, руководители соседнего совхоза и колхоза. Только меньшая часть собравшихся состояла в КПСС. Собрание открыл работник райкома партии. Он сказал нам, что прочтет полный текст секретного доклада Н. С. Хрущева на XX съезде партии, но не будет отвечать на вопросы или открывать прения. Никто из нас не должен делать никаких записей. После этого началось чтение небольшой брошюры, которое продолжалось несколько часов. Все мы слушали доклад внимательно, безмолвно, почти с ужасом:»
Желаемой реакции удалось отчасти добиться лишь в больших городах, в интеллигентской среде. И то, знаете ли: Уже 13 марта секретарь Ленинградского обкома Козлов направил в ЦК отчет о том, как прошло знакомство с докладом в Ленинграде. Естественно, отчет выдержан в определенном духе, вовсю присутствует риторика, «бурные аплодисменты» и «горячее одобрение». Тщательно собираются высказывания вроде таких:
Рабочий завода № 466, Герой Советского Союза Полянский:
«После того, что стало нам известно, как можно хранить память о Сталине вместе с памятью о великом Ленине? Мне кажется, что достаточно знания и сотой доли того произвола, который чинил Сталин, чтобы стереть память о нем навсегда. Невероятными и чудовищными являются противоречия между тем, что делал Сталин, и тем, что он говорил».
Работник артели «Ленэмальер» Жередицкий:
«Еще не зная всех злодеяний, совершенных во время диктаторства Сталина, вношу предложение прервать читку и снять все лозунги и портреты Сталина».
На Ижорском заводе на вопрос, что делать с портретами, кто-то из рабочих крикнул: все портреты Сталина - в мартен. На прядильной фабрике электромонтер Самченко прошел по цехам, снял портреты и уничтожил их. На Кировском заводе старший инженер Шашмурин сдал в партбюро два диплома и медали лауреата Сталинской премии вместе с заявлением, в котором просил принять обратно эти награды.
В Москве инженер фабрики «Парижская коммуна» Ясенева обратилась в фабком с просьбой: «Кому можно сдать медали "За доблестный труд" и "За оборону Москвы", на оборотных сторонах которых изображен барельеф Сталина? Я не хочу носить лик этого человека у себя на груди. Ведь дрожь берет при мысли, сколько этот человек причинил горя людям».
Электромонтер хозуправления министерства бумажной и деревообрабатывающей промышленности Резник снял в дежурной комнате слесарей портрет Сталина, заявив: «Хватит, повисел. Я из-за тебя был ранен под Харьковом».
Это то, что докладывалось в ЦК. А вот и расширение темы, предпринятое Юрием Аксютиным - автором, которого ну никак нельзя обвинить в сталинизме. В Ленинграде научный сотрудник института русского языка Алексеев выступил на собрании партактива Василеостровского района с горячей речью в поддержку хрущевского доклада и предложил «посмертно судить Сталина судом партии». За его предложение выступили 4 человека из 750 присутствующих. На Владимирском областном партийном активе прохрущевскую резолюцию не поддержал никто. Председатель колхоза им. Сталина в Сталинградской области говорил: «Какой-то тяжелый отпечаток ложится на душу. Мне приходилось в дни смерти Сталина проводить митинги в колхозах. И я видел, как колхозники со слезами на глазах переживали эту тяжелую утрату. И вот сейчас пойдем к колхозникам и будем обратное говорить. Не знаю, как у кого, но хватит ли силы до сознания колхозников довести это?» Командир роты 23-й гвардейской механизированной дивизии Деркач говорил: «Зачем все это опубликовали? Подшили бы все это в архив, чтобы не ворошить души народные и не опустошать их». Так говорили те, кто верил докладу, кто не предполагал, что первый в партии и в стране человек может попросту всех обмануть.
Но верили не все. В Вологодской области говорили: «Сталин серьезно подправлял Хрущева по вопросу о создании звеньев и агрогородов. Не является ли это своего рода местью?» Инженер-полковник С. И. Коновальчик: «После этого доклада не знаешь, кому верить: Нет ли здесь ошибок в отражении реальной деятельности Сталина?» Полковник в отставке Чурсин более конкретен: «Где же был сам Хрущев, почему он тогда молчал, а сейчас, когда Сталин умер, начал на него лить всю грязь? Я что-то не особенно верю всем фактам, которые изложены в закрытом письме:» Старший инженер-лейтенант Игорь Чкалов, сын Валерия Чкалова: «Хорошо, что я не вступил ранее в члены партии, так как сейчас не поймешь, кому верить: или товарищу Сталину, или линии товарищей Хрущева и Булганина».
Уже в 90-е годы проводилось несколько опросов об отношении к докладу. В 1996 году 35 из 93 опрошенных заявили, что поверили Хрущеву и одобрили доклад, 24 человека не поверили и не одобрили. В 1997 году из ста опрошенных первых было 24 человека, последних -34 человека. В 1998 году (400 опрошенных) первых и вторых было поровну (по 34%), в 1999 году (400 опрошенных) их было 33,5% и 40% соответственно. Остальные занимали промежуточные позиции. И это при том, что все опрошенные, естественно, в то время были молоды и куда более доверчивы, чем старшее поколение. А также при том, что во время опроса в стране была настоящая вакханалия антисталинизма, которая, естественно, наложила отпечаток и на ответы. В реальности, по-видимому, отрицательно к докладу отнеслось еще большее количество человек.
Интересно вспоминал то время М. С. Горбачев. Когда пришел доклад, секретарь райкома партии по идеологии пришел в смятение. «Народ осуждения культа личности не принимает», - сказал он Горбачеву.
Тот и сам много ездил по организациям, встречался с людьми. Лишь у небольшой части - в основном это была самая зеленая молодежь или люди, пострадавшие от репрессий, - доклад нашел отклик. Другие просто ничему не верили. Кое-кто верил, но спрашивал: зачем это было сделано, зачем говорить вслух на всю страну? А больше всего поразило молодого комсомольского секретаря Горбачева мнение самого простого народа, низов. Там говорилось: наказаны Сталиным были те, кто притеснял народ. Ведь на самом-то деле не так много времени прошло с тех пор - всего каких-то двадцать лет, и люди помнили, кого арестовывали, хоть и не всегда знали, почему и за что.
В стране было неспокойно, и беспокойство нарастало. Подняли голову недовольные. Народ жил трудно, зарплаты были низкие, не хватало самого необходимого. Депутат Верховного Совета А. Шелепин получил анонимное письмо из Коми АССР. Его автор спрашивал, почему жизнь все хуже, почему в магазинах нет хлеба, сахара, круп. «Разве мыслимо, когда человек зарабатывает на кило сахару за рабочий день?»
Были письма и покруче. Из шахтерского города Копейска в Челябинский обком пришло письмо: «Сообщите тов. Хрущеву и Булганину, чтобы отменили налог на скот и сняли займы на 50%. Если все это будет к 1 апреля 1957 года, то разгром Кремля, намечаемый на 1 мая 1957 года, отменяется». На Владимирской городской комсомольской конференции «в кулуарах имели место оживленные споры о положении в стране, причем делалось резкое противопоставление "начальства" и рабочего класса».