Хрущев
Шрифт:
Волнение Хрущева отразилось и в публичных заявлениях, в которых воинственность странно сочеталась со страстными призывами к спокойствию. «Наш народ не дрогнет перед испытаниями, — заявил он в телевизионном выступлении 7 августа. — На силу мы сможем ответить силой и отразим натиск любого агрессора». Однако в той же речи он призывал западных лидеров «сесть, как честные люди, за стол переговоров, не нагнетать атмосферу, не создавать военного психоза, положиться на разум, а не на термоядерное оружие». Четыре дня спустя, на встрече с румынской делегацией, Хрущев предупредил, что в ядерной войне «могут погибнуть сотни миллионов». В Италии могут погибнуть «не только апельсиновые рощи, но и культурные ценности, и люди, которые их создали, возвеличили культуру и искусство Италии». То же может случиться с «Акрополем и другами историческими памятниками Греции». Что же касается Западной Германии — «возможно,
Сергей Хрущев подтверждает, что «дома отец был настроен далеко не так решительно, как казалось по телепередачам». В разговорах с сыном Хрущев выражал опасение, что «у Кеннеди сдадут нервы и он наделает глупостей».
В качестве особой меры предосторожности Хрущев потребовал, чтобы стену возводили поэтапно: сперва — изгородь с колючей проволокой и лишь затем, если Запад промолчит, — бетон. 13 августа СССР затаил дыхание, ожидая реакции американцев. В Министерстве иностранных дел царили напряжение и тревога 105. Когда стало ясно, что стену не снесут, писал позднее Сергей Хрущев, «отец вздохнул с облегчением: обошлось». Хрущеву пришлось понервничать немного позднее, когда Кеннеди направил в Западный Берлин полторы тысячи американских морских пехотинцев в полной боевой выкладке. «Нервозность отца передалась и мне», — пишет Сергей. Вечером, когда отец с сыном прогуливались в окрестностях резиденции Хрущева, вдруг появился запыхавшийся охранник с сообщением — ситуация не совсем обычная. Хрущев, рассказывает его сын, застыл на месте; однако тревога оказалась ложной. Кеннеди не стал сражаться за свободу восточных немцев: в сущности, он никогда этого и не обещал.
«Отец был очень доволен, — вспоминает Сергей. — Он полагал, что от установления контроля над границами ГДР выиграла даже более, чем от подписания мирного договора» 106. Однако помощник Хрущева по внешнеполитическим делам Трояновский считал иначе. По его словам, возведение стены стало «спасением лица» Хрущева, «молчаливым признанием того, что ему не удалось достичь своей цели», которой он добивался уже несколько лет — «заставить западные державы пойти на выгодный для ГДР компромисс» 107.
Уступчивость Кеннеди в вопросе со стеной имела и другое следствие: Хрущев уверился, что на американского президента можно и нужно давить — и вскоре эта его уверенность привела к Карибскому кризису, поставившему мир на грань уничтожения.
Глава XVIII
«НЫНЕШНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ БУДЕТ ЖИТЬ ПРИ КОММУНИЗМЕ»: 1961–1962
Летом 1961 года, когда Хрущев вел переговоры с Кеннеди, а затем вместо мирного договора с Германией возводил Берлинскую стену, сельскохозяйственный кризис, беспокоивший его прошлой зимой, казалось, рассеивался. В мае Хрущев проверил ситуацию на Кавказе. Конец июня застал его в Казахстане. Повсюду он критиковал местное начальство, но уже не так жестко, как раньше, а временами даже посмеивался над собой. Когда в Казахстане ему предложили отведать конины, Хрущев посетовал на то, что мясо недостаточно жирное, но тут же добавил: «Правда, может быть, мне это показалось, так как я сужу о жирности мяса, учитывая свою комплекцию» 1.
Впереди виделись хорошие перспективы на урожай. «Мы живем в удивительное время», — объявил Хрущев своим казахским слушателям. Записка от 20 июля, в которой Хрущев описывал результаты инспекций в некоторых других регионах, разительно отличалась от предыдущей, написанной в марте. В то время казалось, что Украина движется к катастрофе: теперь же, радостно рапортовал Хрущев, положение выправилось — отчасти потому, не забыл добавить он, что больше земли отведено под кукурузу 2. После двух лет урожаев «ниже наших возможностей», добавил он 7 августа, нынешний обещает быть «лучшим за все годы существования Советской власти». Радовали его и успехи промышленности, и достижения советской науки, ознаменованные полетом в космос Германа Титова 3. 10 сентября в Сталинграде Хрущев торжественно открыл новую гидроэлектростанцию. «Мы живем с вами, товарищи, в счастливое время, когда осуществляются самые заветные мечты лучших сынов человечества» 4.
Самой заветной мечтой была, конечно, мечта о коммунизме — высшем периоде человеческой истории, когда, согласно «Коммунистическому манифесту», «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» 5, когда изобилие, созданное «каждым — по способностям», будет свободно распределяться «каждому по потребностям». Согласно Ленину, коммунизму должна предшествовать длительная стадия социализма, в течение которой мощное государство, диктатура пролетариата, подготовит мир к будущей свободе. Сталин в 1936 году объявил, что «основы социализма» заложены: однако ему хватило ума не объявлять о полном и безоговорочном построении социализма и тем более заявлять о наступлении коммунизма в ближайшем будущем. Именно это пообещал Хрущев в своей новой программе партии.
Старая программа была принята в 1919 году. Необходимость ее пересмотра была признана еще в 1934-м: тогда XVII съезд партии организовал для этого комиссию, возглавляемую Сталиным, — но помешала война. Сохранился неопубликованный черновик 1948 года, в котором упоминается «построение в СССР коммунизма в течение двадцати-тридцати лет» — что доказывает, что Хрущев был не единственным утопистом в советском правительстве. Однако Сталин не рисковал связывать свои мечты с какой-либо конкретной датой.
Сам Хрущев любил поговорить о «строительстве коммунизма» еще в тридцатых. В 1952 году он назвал это одной из главных задач партии, а на XX съезде заявил, что «мы поднялись на вершину, с которой открывается широкая дорога к нашей главной цели — коммунистическому обществу». По его предложению XX съезд принял решение о подготовке новой программы 6.
Хрущев зажегся энтузиазмом, который, как выяснилось впоследствии, оказался для него губительным; однако это не значит, что программа составлялась абы как. Работа над ее созданием велась — по крайней мере с виду — тщательно и методично. В 1958 году был образован обладающий большими полномочиями комитет во главе с руководителем международного отдела ЦК КПСС Борисом Пономаревым. Комитет рассылал запросы правительственным, научным и другим учреждениям, собирая сведения обо всех областях как советской, так и зарубежной жизни. Основные разделы составляли ведущие советские экономисты, Евгений Варга и Станислав Струмилин: особое внимание они уделили сравнительным экономическим перспективам СССР и США в ближайшие десять — пятнадцать лет. Струмилин предварил свою часть предупреждением против «поспешных попыток решения проблем в отсутствие необходимых условий».
Первоначальный набросок был закончен осенью 1958 года. За работой надзирал сам Хрущев: в июле он отдал Пономареву распоряжение сделать программу «ясной, четкой и вдохновляющей, как стихи, однако в то же время реалистичной, жизненной и охватывающей широкий круг проблем». В октябре, прочтя черновик, Хрущев приказал убрать оттуда излишнюю детализацию, нарушающую ее «глубокий и всеохватный характер».
На XXI съезде партии в 1959 году Хрущев заявил, что СССР завершил «полное и окончательное построение социализма». Иными словами, на очереди — коммунизм. В марте он провел долгую встречу с Пономаревым, а в июле Президиум запросил у еще более широкого круга экспертов, институтов и организаций их планы и предсказания на будущее. Особое внимание было уделено независимым оценкам Госкомстата и Государственного экономического совета. И тот и другой совершили ошибку, предположив, что экономический бум середины и конца пятидесятых будет продолжаться еще два десятилетия 7.
В начале 1960 года Федор Бурлацкий присоединился к группе Пономарева, жившей и работавшей в роскошных условиях — в Подмосковье, в санатории, расположенном в сосновом бору. Позже он вспоминал жаркие споры о том, стоит ли включать в программу конкретные прогнозы относительно советской и зарубежной экономики. Включить этот раздел предложил ведущий советник Хрущева по экономике Александр Засядько, однако буквально все члены комиссии, и экономисты, и неэкономисты, отвергли его текст как «поверхностный и ненаучный». Предложенные оценки экономического развития СССР и США были «взяты с потолка — одни благие пожелания», вспоминал Бурлацкий. Однако, когда Засядько принес на заседания восьмидесятистраничную рукопись в голубой обложке и открыл на первой странице, где вслед за словами «включить в программу» шла всем известная подпись Хрущева, — дело было кончено: в программу вошли статистические «доказательства» того, что СССР вот-вот догонит и перегонит США. «Энтузиазм был велик, — рассказывает Бурлацкий, — но, как говорили в аппарате, энтузиазм энтузиазмом, а без патронов не обойтись» 8.