Хрущев

Таубман Уильям

«Когда он приехал, мы перед избой просеивали зерно, — вторит ей другой старик. — Бабушка моя встала с табурета и говорит: „Садись, ты ведь у нас теперь царь“. А он в ответ: „Да нет, я только царевич“» ¹⁹.

Шевченко, сопровождавший Хрущева в этой поездке, рассказывает, что крестьянам отчаянно не хватало лошадей. По просьбе Хрущева его старый друг генерал Гречко прислал в деревню пятьдесят крупных тягловых лошадей из Германии, которым требовался обильный корм. Вернувшись на следующий год, Хрущев обнаружил, что лошади умирают от голода. «Все, что у нас было, уходило им на прокорм», — объяснили крестьяне.

— А вы чего хотели, — взорвался Хрущев, — чтобы они святым духом питались?! Я вам прислал лошадей — а вы их голодом заморили!

Рассерженный и раздосадованный, он приказал Шевченко подыскать для Калиновки нового председателя колхоза — поумнее и пообразованнее. Несколько кандидатур были признаны неподходящими, однако

после долгих поисков, сопряженных с разными приключениями (например, ночлегом в крестьянской избе, где ночью одного из кандидатов схватил за волосы и начал их жевать теленок), Шевченко нашел подходящего человека. Хрущев продолжал помогать односельчанам, однако все его усилия разбивались об «отсталое» мышление деревенских жителей, с которым он столь долго и безрезультатно боролся. Когда двоюродная сестра, жившая в Калиновке, попросила его помочь в постройке нового дома, Хрущев выложил пятьсот рублей — свою зарплату на должности депутата Верховного Совета; Шевченко пришлось объяснить ему, что дом в деревне стоит намного больше. Хрущев предложил женщине квартиру в доме городского типа; та вместо благодарности поинтересовалась, где ей держать поросенка и где у нее будет огород. Хрущев заверял, что колхоз предоставит ей все необходимое, но она отказалась.

Хрущев был в ярости. «Вы не понимаете психологии крестьянина», — пытался объяснить ему Шевченко. «Ну вас к черту! — рычал в ответ Хрущев. — Какой огород, какое хозяйство?! Ленин нас учил, Ленин завещал: никакого личного хозяйства, а вы идейно и физически в нем погрязли и никак не выберетесь» ²⁰.

Верный (в меру своего понимания) марксист, Хрущев стремился стереть грань между городом и деревней — добиться того, чтобы и там, и там жизнь была одинаково хороша. В 1944–1945 годах эта утопия была вовсе не достижима, но Хрущев не забывал о ней. Он мечтал окружить Киев цветущими садами. «Хотел вспахать и засеять миллион гектаров между Днепром и Ирпенем, — вспоминает Шевченко. — Собирался выращивать там для Киева овощи, в первую очередь типично украинские — огромные тыквы и ранний редис. Предлагал создать по образцу газопровода „молокопровод“ — подземные трубы, по которым будет доставляться в город молоко от пятисот тысяч коров. Молоко будет поступать на раздаточные базы, а оттуда — свежее, парное — доставляться прямо в сверкающие новые магазины. Хрущев собрал комиссию и приказал ей подсчитать, сколько для этого потребуется труб, дорог и новых зданий. Координатором проекта назначил какую-то женщину без всяких агрономических знаний, а Сталину ничего об этом не сообщил. Однако до Сталина, очевидно, дошли слухи через Кагановича: он объявил, что этот проект — дело отдаленного будущего, и назвал Хрущева „агрономом-фантазером“» ²¹.

Предавался Хрущев и другим фантазиям — об увеличении территории Украины. Район за Карпатскими горами, так называемое Закарпатье, до войны принадлежал Чехословакии. Хрущев посетил этот район инкогнито осенью 1944 года: на встречах с местными коммунистами он высказал расхожее мнение о необходимости объединения этого района с Украиной и обсудил, как это лучше сделать. Встретившись со Сталиным, он сообщил, что местное население «единодушно» присоединится к Советской Украине, и посоветовал ему в этом «помочь». В результате, как гордо заявляет в своих воспоминаниях Хрущев, «Закарпатье стало одной из областей Советской Украины». Разумеется, он не упоминает о том, что жалобы на «насильственную украинизацию» два года спустя достигли Москвы, откуда Хрущеву поступил приказ исправить ситуацию ²².

Стремился Хрущев завладеть и частью польской территории — Холмской областью, которая, как он докладывал Сталину, «исторически принадлежала Украине и была частью Российского государства». Он предложил «организовать советское правительство области с тем, чтобы при удобном случае объявить, что эти районы входят в состав СССР и Советской Украины». Зная неприязнь Сталина к украинскому национализму, Хрущев привел в защиту своего предложения геополитический резон: надо «выпрямить границу». Однако Сталин отверг предложение Хрущева, не желая включать в состав СССР несколько сотен тысяч поляков: вместо этого он приказал украинцам, жившим в Холмской области, «добровольно» покинуть Польшу и переселиться на Украину ²³.

До передачи Украине Крыма (вызвавшей столько проблем после падения СССР) оставалось еще десять лет, но уже в 1944 году Хрущев попытался сделать нечто подобное. Крым нуждался в украинских крестьянах, которые заняли бы место крымских татар, высланных Сталиным. Будучи в Москве, рассказывал Хрущев год спустя украинскому коллеге, он обратился к Сталину с такими словами: «Украина в разрухе, а все из нее тянут. А вот если ей Крым отдать, тонка кишка?» ²⁴

Передать Украине Крым Хрущеву не удалось, однако другие его действия были более успешны: к октябрю 1945-го производство угля на Украине достигло 40 % предвоенного уровня, а площадь возделанных земель — 71 % уровня 1941 года ²⁵. Цифры выглядят не слишком впечатляюще; однако, если вспомнить о том, какое разорение принесла стране война, мы увидим, что сделано было очень много. В феврале 1945-го Хрущев был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени «за успешное выполнение плана по сельскому хозяйству на 1944 год», а в мае того же года получил орден Суворова I степени за организацию на Украине партизанского движения. В дополнение к этому его пятидесятилетие, в апреле 1944 года, было ознаменовано еще одним орденом Ленина.

С начала 1930-х годов советская пресса постоянно публиковала хвалебные телеграммы Сталину от рабочих и колхозников, пространные рассуждения о его достоинствах, фотоснимки и портреты великого человека. Примерно так же в украинской прессе 1944 года прославлялся Хрущев. В оде «Великому Сталину от народа Украины», написанной тринадцатью выдающимися украинскими поэтами и подписанной более чем девятью миллионами украинских граждан, две строфы были посвящены Хрущеву.

Больше всего льстивых восхвалений пришлось на долю Хрущева в апреле 1944 года, по случаю его пятидесятилетия: на первых страницах всех газет — огромная фотография Хрущева в военной форме и с орденами на груди, еще одна — Хрущев со своим усатым хозяином, а в дополнение к этому — воспоминания ведущих украинских писателей и артистов. «Позволю это сказать, — запевает Максим Рыльский, — люблю личной любовью… так, как я говорю о нем в кругу друзей». Далее «наш дорогой Никита Сергеевич» оказывался «великим ленинцем», «славным сталинцем», человеком «несравненной воли, ясного ума и доброго, искреннего сердца». Особое мастерство проявил Рыльский в восхвалении тех добродетелей, которых у Хрущева не было, но которые он хотел бы приобрести. Догадываясь, что порывистый Хрущев втайне завидует сдержанности и самообладанию Сталина, Рыльский писал: этот человек никогда не торопится с ответом. «Торопливость вообще глубоко чужда ему. Он не только сам размышляет, но и заставляет размышлять своего собеседника. И часто собеседник, еще до того, как заговорит Никита Сергеевич, начинает вдруг понимать, что дело, о котором он завел речь, может быть освещено совсем по-иному» ²⁶.

Поздравления сыпались со всех сторон — от рядовых коммунистов до маршала Баграмяна и заместителя Хрущева по партийной линии Коротченко ²⁷. Сам именинник заявлял, что ненавидит лесть. «К юбилеям и прочим торжествам, — рассказывает его дочь Рада, — он относился очень спокойно. Мы никогда их не отмечали». По словам племянницы Нины Петровны Нины Кухарчук, «он не любил подхалимов. Не любил тратить на них время». Костенко настаивает, что «он не терпел пышных речей. Всегда держался очень просто, всегда был самим собой. Когда какой-нибудь неумный человек, вроде Шелеста [Петр Шелест стал главой КПУ после Хрущева], въезжал в город, то требовал, чтобы его встречали хлебом-солью девушки в национальных костюмах. Это просто смешно. Хрущев, прилетев куда-нибудь, сразу брался за дело. Вот почему я не согласен с тем, что якобы существовал какой-то культ Хрущева. Конечно, отдельные подхалимы всегда найдутся, но Хрущев их не поощрял» ²⁸.

Хрущеву, заметим, и не приходилось их поощрять — он просто принимал лесть как должное и, жалуясь на льстецов, не делал ничего, чтобы их остановить. Все разговоры о том, как он не любит чествований и похвал, по-видимому, служили для него лишь средством маскировки, призванным скрыть жажду почестей — не столько от окружающих, сколько от самого себя.

Особняк Хрущева во время войны сгорел дотла, но ему предоставили новую, еще более роскошную резиденцию. До революции этот дом принадлежал богатому фабриканту; располагался он на улице Осиевской (впоследствии улица Герцена), на безопасном расстоянии от центра города. Особняк представлял собой массивное одноэтажное здание с несколькими крыльями и верандами, с богатой резьбой по каменным стенам. Хрущев переехал туда в начале 1944 года: в апреле, на день его рождения, к нему приезжали родные, но окончательно семья переселилась в Киев только в сентябре. Никита Сергеевич и Нина Петровна жили в одном крыле, мать Никиты Сергеевича — в другом, а остальные члены семьи — в центральном корпусе ²⁹.

Просторные земли, окружающие дом, Хрущев превратил в нечто среднее между садом, экспериментальной фермой и зверинцем. Одна их часть представляла собой классический парк с прудами, аллеями, мостиками и статуями. Узкая тропинка вела к живописному озеру: путь к нему охранял мраморный лев. Вместе с детьми по парку бегали козел, две собаки (немецкие овчарки, подаренные Хрущеву в качестве «трофеев» советскими генералами) и ручная лиса, которая ходила за Хрущевым, как собачонка, но досаждала матери Нины Петровны Екатерине Григорьевне — таскала ее кур. В другой части сада Хрущев посадил персиковые деревья, желая посмотреть, приживутся ли они в украинском климате.