Хрустальная ловушка

Платова Виктория Евгеньевна

Но Шмариновы…

Если верить Серому, то Шмаринов сказал, что не простит оскорблений жене. Оскорбила жену, судя по всему, сама Ольга. Что-то там было такое насчет дочерней ревности. Возможно, она отправилась выяснять отношения с отцом и…

И что?

Звягинцеву стало жарко.

Он вдруг вспомнил все события, предшествующие приезду Игоря Анатольевича: невнятный рассказ Ольги о пещере с замороженными людьми — пещера и люди в ней повторяли ее кошмарный сон, и только. Бессмысленный разгром ледяного городка. Бессмысленная полудрака с Запесоцкой. Ольга

ударила ее по лицу, разбила очки. Ольга, потом отец… Похоже, мордобой — это визитная карточка их респектабельной семьи. Но Ольга утверждала, что она не била Запесоцкую. Вернее, что не помнила, как ударила. Марк явно темнит, он и тогда прикрыл жену. Только от нее Звягинцев узнал, что какие-то моменты просто выпали у нее из памяти — моменты, связанные с яростью и агрессией. Он прикрыл ее, хотя до этого сказал Звягинцеву, что у нее проблемы с психикой. Что мать ее была душевнобольной.

Да и отец — отец из подслушанного Серым разговора, — он сказал: «Ольга все больше становится похожей на мать, и это меня пугает».

Час от часу не легче.

Полубезумная Ольга, страдающая выпадением памяти; аналитик Марк, способный убедить в своих логических построениях кого угодно; Инесса, лежащая с травмами ног, и, наконец, сам Шмаринов, убитый сегодня ночью.

Слишком много для одной семьи.

Слишком много.

* * *

В баре было полно народу.

Это и понятно. Буран, все трассы закрыты, где же околачиваться, как не возле стойки со спиртным? При условии, что у тебя нет подружки, жены или любовницы, с которой можно так славно заняться сексом под вой ветра.

Как только Звягинцев вошел в зал, большинство голов повернулось к нему. Все уже знали о трупе в двенадцатом номере отеля, а Звягинцев был жрецом этого убийства, единственным обладателем полной информации. Осознание этого вдруг наполнило все существо Звягинцева какой-то непонятной мальчишеской гордостью: ай да я, ай да сукин сын! Неважно, что через каких-нибудь два дня, а может быть, уже и завтра приедет опергруппа и Звягинцев перекочует на скамейку запасных в футболке под номером 13. Но завтра еще не наступило, и пока он держит в руках все нити.

Раздуваясь от чувства собственного достоинства, Звягинцев направился к стойке. Бармен, экзотический мулат Ариэль, улыбнулся ему всеми своими огромными сахарно-белыми зубами. Скажите пожалуйста, какая радость! Обычно Ариэль, не особенно жаловавший Звягинцева за расплывшееся неаппетитное тело, с очаровательной бабуинской гримасой бросал ему на стойку пиво — как собаке кость, ей-богу! Теперь же он был сама любезность.

— Добрый день, Пал Палыч!

— Ну, не такой уж добрый…

— Ваш любимый салатик? — Звягинцев даже опешил от такой любезности. Никогда еще Ариэль не разговаривал с ним таким заискивающим тоном.

— Воздержусь. — Господи, что он говорит! Отказаться от возлюбленных креветок только в пику дураку-экзоту? Ну, да бог с ним, что сказано, то сказано. Не давать же задний ход.

— Может быть, пива?

— Это можно.

Ариэль ловко протер пивную кружку и до краев наполнил ее пивом.

— Выпивка за счет заведения, — провозгласил он.

— С чего бы это?

— Благотворительная акция.

Звягинцев сдул пену и влил в глотку сразу пол-литра.

— Повторить? — спросил с почтением наблюдавший за Звягинцевым бармен.

— Позже.

— Ну? — все-таки не удержался Ариэль. — Как проходит расследование? Дело-то идет?

— Дела идут, контора пишет. Меня интересует вчерашняя ночь.

— Всех интересует вчерашняя ночь.

— Меня интересует Шмаринов.

— Это кто?

— Убитый. Ведь он вчера был здесь, правда?

«Убитый» — именно этого жгучего, опасного и безнаказанного слова дожидался Ариэль. А услышав его, сразу успокоился. Теперь и он на некоторое время может попасть в эпицентр событий, связанных с убийством.

— Был.

— С кем он был?

— Ну вы же сами знаете, Палыч. С молодыми мужчиной и женщиной. Говорят, что это его дочка и зять.

Да, «Роза ветров», при всей своей фешенебельности а-ля рюс, оставалась большой деревней. Здесь легко знакомились и легко сходились, здесь видели друг друга по пятьдесят раз на дню. Тем более такая мощная фигура, как Шмаринов, не могла остаться незамеченной.

— Они пришли вместе?

— Нет. Парень и девушка сидели здесь с вечера. Может быть, часов с одиннадцати. Девчонка страшно напилась.

Это Звягинцев уже знал от Марка, крупного специалиста по полуправде.

— Что, переворачивала столы? Плясала голой на фирменных блюдах?

— Ну, до этого не дошло. Но, в общем, громко выступала с какими-то программными заявлениями.

— С какими?

— Бог его знает… Во-первых, здесь была куча народу, как обычно. За всеми не уследишь. Все базарят, пьют, долбятся в свои кегли и прочая. Но факт тот, что она ушла из-за столика, подсела к нашим фашиствующим элементам и начала что-то там вещать. Ее муж еле оторвал ее от стариков.

«Фашиствующими элементами» Ариэль называл невесть как попавшую на почти стопроцентно русский курорт супружескую пару из Нюрнберга — Неrr und Frail Нойкирлих. Старик, несмотря на свой преклонный возраст, неплохо катался на лыжах и обожал скоростные трассы. Его жена была менее экспансивна и все время проводила на почти пологом спуске для новичков.

— И что?

— Ну… Потом она о чем-то разговаривала с Ионой. Он попытался ее вывести, она сопротивлялась, в общем, ничего хорошего не получилось.

— А куда делся муж?

— Откуда же я знаю… Был с ними, наверное… Или не был. В общем, там тоже произошла маленькая свалка. Они пересели ближе к выходу.

— Почему?

— Потому что там воздуха больше. Ей, видать, было совсем плохо.

— И муж не увел ее отсюда?

— Вы у меня спрашиваете? Может быть, лучше было у него спросить?

— Вопросы пока задаю я. Значит, они пересели к выходу. Они кого-то ждали?

— Не знаю. Потом появился убитый, — Ариэль снова произнес это слово с особой интонацией посвященного, — сразу подсел к ним.