Хрустальная сосна

*Аннотация:*

Рассказ о жизни человека, чью судьбу сломала личная катастрофа, пришедшая на пору перестройки общества

Моему поколению, разбитому на миллион осколков

*_Часть первая_*

…Когда в пустых лесах, негромко и случайно, из дальнего окна доносится рояль…

Я поймал себя на том, что бездумно гоняю свежеотточенный карандаш по листу с почти готовыми записями. Рояль в пустых

лесах… Помимо воли, моя мысль унеслась куда-то далеко. Я никогда не видел и не слышал ничего подобного, но представил себе какой-то дачный поселок с подступившим к окраине лесом. Старую, даже старинную дачу где-нибудь в уютном Подмосковье, с мелко застекленной пыльной верандой, с рассохшимися балясинами балконных перил над кривоватым крыльцом. И звуки рояля, всплывающие из распахнутого окна, летящие по лесу, отражающиеся от деревьев, смешивающиеся с негромким щебетом птиц… Когда была написана песня - в семидесятые годы, или даже в конце шестидесятых? Сегодня на дворе стоял восемьдесят четвертый. Тому устоявшемуся, сонному и романтическому существованию уже два года как настал конец. И медленно приближался из будущего неясный призрак перемен. Однако прежняя жизнь продолжала катиться по инерции, и практически ничего не изменилось внешне с тех пор, когда Юрий Иосифович Визбор сложил те удачные слова. И пусть в песне говорится о весне, а сейчас разгар лета и лес уже давно не пуст, мысли мои были уже далеко отсюда. В завтрашнем дне, который подарит почти то же самое… Мне так захотелось скорее туда, что уже не осталось сил больше сидеть за своим столом и делать вид, будто работаю…

–  Илья Петрович!…

Я вздрогнул от звука собственного голоса: так хрипло и неуверенно прозвучал он среди шелеста бумаг. Прокашлявшись, я высунулся из-за своего кульмана и позвал еще раз:

–  Илья Петрович!

Начальник, стучавший клавишами микрокалькулятора, поднял голову. Я напряженно ждал его реакции. Если он ответит "слушаю вас" - значит, находится в хорошем настроении, и мне можно продолжать дальше. А если просто спросит - "что такое?" - то лучше промолчать…

–  Да-да, слушаю вас, - начальник посмотрел на меня, поправляя тщательно повязанный галстук.
– Слушаю вас, Евгений Александрович! У него была такая манера: звать всех по имени-отчеству. Даже меня, хотя я в свои двадцать четыре года запросто мог быть его сыном. С одной стороны, это иногда льстило. Но чаще настораживало, поскольку от начальника вообще редко приходилось ожидать чего-то хорошего.

–  Илья Петрович…- я кашлянул еще раз, потом выпалил одним духом: - Илья Петрович, можно я сегодня уйду пораньше, потому что мне завтра ехать в колхоз, и надо еще купить кое-что, вещи собрать и рюкзак сложить?

–  После обеда?
– зачем-то переспросил начальник, пристально глядя на меня.

–  Да-да, после обеда, - я почувствовал, что вот-вот покраснею.

Словно был в чем-то виноват, и отпрашивался не для сборов в колхоз, а на встречу с приятелем в кафе.

–  В колхоз, говорите?

–  В колхоз. Завтра. Согласно приказу, с первого июля…

–  В колхоз?
– над своим кульманом показался долговязый Мироненко, старший инженер, спортсмен-разрядник, заядлый вело- и просто так турист, штангист, альпинист, и прочая.
– В колхоз это хорошо. Мускулы во какие накачаешь!

–  Да… Я бы в колхоз - с удовольствием… - из неприступного угла, образованного развернутым шкафом, мечтательно протянула сорокалетняя красавица Виолетта Алексеевна, инженер-филолог, работающая переводчиком

на весь институт, но числящаяся в нашей группе.
– Там такой воздух, солнце, река… Молоком можно умываться.

–  Зачем… умываться?
– не понял простодушный Мироненко.

–  Что вы, Юрий Степанович, как это зачем? В косметических целях.

Кожа после него становится мягкая и эластичная… Виолетта любила делиться своими знаниям - и на подобную тему, и всякими другими - и сейчас с удовольствием завела бы беседу минут на двадцать. Тем более, что Мироненко, умный в общем-то мужик, всегда слушал ее, разинув рот от неожиданности. Но начальник прервал ее:

–  А почему едете именно вы, Евгений Александрович? Вы ведь в нашей группе не самый молодой.

–  От нас еще Лавров едет. Прямо из отпуска, не заходя на службу.

–  А Виктор Николаевич почему не едет?

Молчавший до сего времени Витек Рогожников высунулся из-за кульмана:

–  С двумя малолетними детьми, Илья Петрович, сейчас даже в армию не посылают. Не то что в колхоз!

Что верно, то верно - весной у Витьки родился второй сын. Хотя он был моложе меня. Впрочем, дурное дело не хитрое, как любил приговаривать мой сосед дядя Костя.

–  А, понятно…- кивнул начальник.
– Понятно.

–  А вообще-то, - продолжал Рогожников, откинув со лба черные волосы, что всегда у него выходило как-то вызывающе, напоминая революционера или анархиста из старого фильма.
– Я бы не против съездить был. Денег поднакопить никогда не вредно.

–  Каких денег?
– не поняла Виолетта.
– Разве там много платят за работу? Раньше, как мне кажется. там вообще ничего не платили.

–  Так и сейчас не платят, - пожал плечами он.
– Но там кормят бесплатно и магазинов нет. А здесь тем временем зарплата бежит. Вот и получается экономия за целый месяц.

–  Опять вы о деньгах, да о деньгах, Виктор Николаевич, - поморщился начальник.
– Вам что - есть нечего?

Сытый голодного никогда не поймет, - подумал я, но вслух ничего не сказал.

Рогожников тоже не ответил, лишь потупился и спрятался за кульман.

–  Так что, Илья Петрович - вы меня отпустите?
– напомнил я о себе.

–  Отпустить?… Отпустить, конечно, можно… Только зачем вам так рано? Вас что, жена в дорогу собрать не может?

–  Жены у него нет!
– быстро ответила из-за шкафа Виолетта.

–  То есть как нет?
– смутился начальник.
– Евгений Александрович…

–  Да нет, Илья Петрович, - серебристым девичьим голоском засмеялась она.
– Не судите своим опытом… Жена у него в экспедиции на все лето.

Вот это женщина… В душе я восхитился. Она знала все и про всех - абсолютно. Я вроде на работе никому не говорил, что Инна в экспедиции, уже давно бродит по невероятно далеким сопкам Приамурья. И про то, что от начальника жена ушла - тоже вперед всех в свое время узнала…

–  Ну если нет жены…- покачал головой начальник.
– Тогда, конечно, можно. Только как вы, Евгений Александрович, через турникет пройдете в такое время?

–  Ну вот, опять начинаются кошки-мышки, - подумал я.
– "Я-то пожалуйста, но вахта вас просто так не выпустит, прогул запишет, и так далее…" Знает ведь, что вкладыш свободного прохода один на всю группу…

–  Как-нибудь уж пройду, - пожал плечами я.
– По-пластунски, в крайнем случае.

–  Пусть вкладыш возьмет, - пробасил со своего места Мироненко.
– Завтра утром перед отъездом отдаст кому-нибудь из нас.