Хрустальное сердце
Шрифт:
«Не-е-ет, — скривилась Катя. — Лучше я в Сережином длинном свитере останусь. Тем более, что он сидит на мне как платье».
Оленин вошел в спальню, нагруженный изрядным количеством пакетов.
— Это тебе, — проговорил он, сбрасывая покупки на кровать. — Надеюсь, что не ошибся ни в размере, ни в стиле. Мне бы не хотелось навязывать тебе свой вкус, но, знаешь, твои вещи безнадежно испорчены. И надевать их не стоит. Ну посмотри же! Знаешь, Катенька, я ужасно люблю делать подарки!
Катя порывисто обняла его и засмеялась:
— Признаюсь
— Тогда не томи. Я хочу посмотреть, не обманули ли меня мои глаза… и мои руки.
Катя достала узкие фланелевые брючки и короткое пальто из той же ткани, прекрасный светло-серый, почти жемчужный свитер с традиционными кельтскими косами, а из обувной коробки извлекла черные сапожки, похожие на сапоги для верховой езды. «Moschino, Boss Orange, Alexander McQueen… Нет, я даже думать не буду о том, сколько все это стоит!»
В отдельном маленьком пакетике лежало роскошное белье, упакованное как драгоценности — каждый комплект в отдельной бархатной коробочке.
Катя покачала головой и улыбнулась:
«Сережа, Сережа! Просто Санта Клаус какой-то. Откуда он так хорошо разбирается в женских тряпочках? И все размеры угадал. Даже с обувью не ошибся. И даже про тапочки не забыл…»
Хотя мокасины, сшитые вручную из тончайшей кожи, можно было назвать тапочками с очень большой натяжкой.
— Не удивляйся, малыш, что я так хорошо разбираюсь во всем этом, — словно читая мысли девушки, проговорил Сергей. — У меня же была жена. Очень привередливая дама. И Вера такая же.
Катерина оделась во все новое и стала похожа на маленькую английскую леди, живущую вдали от шумного города в своем поместье.
«Наверняка он советовался в бутиках с продавцами, — благодарно думала девушка. — Не может же бизнесмен так удивительно попасть в точку!»
Хотя, взглянув на Оленина, тут же подумала, что он — может. И что для него окружающий мир, так же как и для нее, настоящая палитра, на которой можно и нужно смешивать самые разные краски, добиваясь безупречных тонов и оттенков, всякий раз новых.
Пока девушка одевалась, примеряя обновки, Сергей переоделся в простые джинсы. Он взял сброшенный на постель джемпер, в который куталась Катя, уткнулся в него лицом и вдохнул тонкий аромат ее тела. А потом надел на себя.
— Хочу, чтобы ты была со мной все время, — пояснил он. — Даже когда ты поедешь по своим делам, когда тебя не будет рядом со мной. Ни за что не буду его отдавать в чистку и стирать не позволю. В нем частичка тебя, твоего запаха, тепло твоего тела.
— Ты говоришь, как поэт, — хихикнула Катя.
— Наверное, я действительно поэт. Но выразить себя на бумаге у меня получается гораздо хуже.
— Боюсь, что ты себя недооцениваешь. Дашь что-нибудь почитать? Твои книги, которые ты выпускал для своих друзей и знакомых? У тебя остались экземпляры? Подари, пожалуйста. Мне так хочется знать, какой ты…
— А ты еще не почувствовала? — Сергей не ответил на вопрос, а просто уложил ее на кровать,
На этот раз Сергей посадил ее на себя и расстегнул джинсы. Катя услышала, как поползла вниз молния, почувствовала, как вырывается из тисков грубой ткани восставшая тугая плоть, упираясь в ее бедра. Сергей стянул с девушки брюки и тончайшие кружевные трусики, отбросил их в сторону и проник в пульсирующую плоть, уже готовую принять его целиком, так глубоко, как только можно. Все было очень быстро: они окунулись друг в друга и моментально достигли пика страсти.
— У нас еще целая ночь впереди. Поэтому стоит как следует подкрепиться, — улыбнулся Сергей, глядя, как Катя стоит на ковре на коленях и ищет отброшенные трусики в ворохе новой одежды.
— Это говорит уже не поэт, а ресторатор, — Катя наконец нашла невесомый предмет туалета. — Мне как-то перед Дарьей Степановной неудобно.
— Я ее на сегодня отпустил. Так что мы будем пробовать, что вы там приготовили, вдвоем. Обязательно при свечах.
— Ты вспомнил, что такое романтический ужин? — засмеялась Катя.
— Конечно! — Сергей ударил себя ладонью по лбу. — Как же я упустил такую важную деталь?! Нет мне прощения. Ведь для романтического ужина нужны цветы! А где их взять? О! Вспомнил. Кажется, все будет как надо. Спускайся в столовую. И жди меня, радость моя Катеринушка.
Стол был накрыт так изящно, словно не старуха экономка здесь постаралась, а какая-то добрая волшебница, все приготовившая и испарившаяся в воздухе. Хрусталь, столовое серебро — и конечно же свечи в старинных серебряных подсвечниках.
«Неужели «Фаберже»? Это уж слишком! — подивилась Катя и, оглянувшись, не видит ли Сергей, перевернула подсвечник и посмотрела на клеймо. — Так и есть! Этот дом полон таких сюрпризов, что и не вообразишь. Просто сказочная пещера с сокровищами, замаскированная под домик в прерии. Все, оказывается, обманчиво. А насколько обманчив сам Оленин? Поэт и ресторатор, поклонник булочника Филиппова, серебра Фаберже, ольховых царских дров в камине, строгого стиля костюмов и фермерских одежек, ковбойских сапог и изысканного женского белья…» — Образ Оленина в представлении Кати складывался из каких-то взаимоисключающих вещей — противоречивый, но безумно привлекательный.
Сергей вернулся из сада с растрепанным букетом самых последних осенних хризантем: не тех, что поражают воображение немыслимыми оттенками, завернутые в пошлую шуршащую упаковку, а маленьких лиловых и белых цветов, похожих на растрепанные ромашки. Цветы были мокрыми от моросящего целый день дождя, и Сергей слегка потряс букет, сбрасывая холодные капли на текинский темно-бордовый ковер. Катя поставила хризантемы в вазу с золотыми драконами, а Оленин вылил туда полную бутылку минеральной воды, сказав, что так цветы будут стоять дольше.