Хрустальные тайны

В белоколонном зале дворца, в котором находится Ленинградский горисполком, собрались герои пятилетки. Пришли сюда знатные судосборщики, металлурги, ткачихи, колхозники, строители. Их пригласили в горисполком, чтобы вручить правительственные награды за трудовые подвиги, которые они совершили на заводах и фабриках.

Был среди приглашённых и стеклодув Ленинградского завода художественного стекла Борис Алексеевич Ерёмин. Его наградили орденом Трудового Красного Знамени.

Я давно знаю Ерёмина. Хотя он и простой рабочий, а все его величают академиком. Это потому, что в своём мастерстве

Борис Алексеевич вместе со слесарем того же завода Фёдором Степановичем Родиным создал стеклодувный прибор, который стал известен во всём мире под названием «Трубка Родина — Ерёмина».

На Всероссийском конкурсе мастеров-выдувальщиков Ерёмин завоевал первую премию и был признан лучшим в стране стеклодувом.

Очень интересную жизнь прожил Борис Алексеевич. Многому он научился у своего учителя — замечательного русского мастера Михаила Сергеевича Вертузаева. Много и сам разгадал хрустальных секретов.

Вот о таком человеке, как он, я решила написать книгу. Фамилию моего героя я изменила, и в его жизни, конечно, будет не всё так, как в жизни Ерёмина. В книге вы встретитесь и с другими людьми, имена которых тоже не настоящие. Я хочу рассказать вам хрустальные истории, которые были на самом деле и которые... могли бы быть.

АВТОР

Длинные зимние вечера, наверное, для того и существуют, чтобы рассказывать сказки. Крутит-заметает вьюга дороги, укрывает снежным покрывалом землю. За дверь и носа не высунешь: холодно, темно, страшно. Уж лучше примоститься поуютней у тёплой печки.

Трещит огонь в топке.

Гудит ветер в трубе.

Лижут жёлтые языки пламени берёзовые поленья.

Сидит у печки белоголовый мальчик Бориска и мечтательно смотрит на огонь. Чудятся ему там волшебные виденья.

А рядом устроился на табурете дядька. Он тоже смотрит в открытую дверцу печки и тоже о чём-то думает — о своём, о взрослом.

— Дядька Михайла, расскажи мне хрустальную сказку, — просит маленький Бориска. — Давно ведь обещал...

— Обещал, дружок, — соглашается дядька. — Да сказка-то ведь длинная. Небось и слушать устанешь.

— Не устану! — говорит Бориска и подсаживается к дядьке поближе.

— Ну, слушай. Сказка эта старая-старая. Теперь уж никто и не знает, что в ней правда, а что выдумка...

Было это давным-давно, много веков назад.

Жил на свете маленький итальянский мальчик Никко Бикконио. Жил он на зелёном-презелёном острове, который лежал в лазурной лагуне недалеко от города Венеции. Был тот остров совсем крохотный — такой, что не на каждой карте найдёшь. Назывался — Мурано.

Остров считался самым красивым в мире, но мальчику он казался настоящей тюрьмой. Так оно на самом деле и было. Потому что никто из муранцев, даже маленький Никко, не смел покинуть остров.

Имелся на этот счёт строгий приказ дожа — так назывался главный правитель республики. Сам он жил в Венеции, но распоряжался Мурано, как собственной кладовой: закрыл все входы и стражников поставил.

Почему?

Да потому, что муранцы были стекольных дел мастерами. И не простыми, а замечательными умельцами. Они варили в печах тягучую огненную массу — стекло. Делали это так, как приготавливает кухарка суп. Только вместо кастрюли ставили на жаркий огонь большой глиняный горшок и засыпали в него совсем другие «продукты»: чистый кристаллический песок из прозрачных горных речек, мел, которым красят стены, и соду, которой хозяйки стирают бельё.

Для хорошего стекла, как для вкусного супа, важно подобрать нужные приправы. Чтобы суп получился ароматным, его сдабривают укропом, петрушкой, перцем. А разные добавки к стеклу красят его то в пурпурный, то в голубой цвета и делают стекло звонким-звонким. Дотронешься до него ложкой — и стекло зазвенит колокольчиком.

Когда стекло расплавлялось, мастер брал из горшка на конец длинной металлической трубки небольшую каплю жидкой массы и раздувал её, словно мыльный пузырь...

С тех пор как люди научились варить и раздувать стекло, много по всему свету появилось стекольных дел мастеров. Их стали называть стеклодувами.

Чего только не выдували эти умельцы: бутылки и графины, чашки и кувшины, вазы и стаканы. Даже игрушки — петушков, лошадок, погремушки.

Самыми лучшими мастерами называли стеклодувов итальянского города Венеция. Видно, знали они какой-то секрет, потому что из горячих «мыльных пузырей» получались у них вазы необыкновенной красоты. Краше на свете не было. Венецианские кубки играли всеми цветами радуги и казались такими лёгкими и прозрачными, будто сделали их из голубого воздуха.

Венецианская посуда считалась самой дорогой на свете. Стоила она дороже золота. Когда купец продавал венецианскую вазу, он ставил её на одну чашу весов, покупатель же должен был сыпать на другую чашу золотые монеты до тех пор, пока чаша не перевесит. Часто за одну вазу требовали две, три, десять чаш золотых монет.

Но даже десять чаш золотых монет были не самой высокой ценой. За иную венецианскую вазу могли отдать целое королевство. Если у побеждённого короля была пустая казна, он имел право предложить в залог венецианскую вазу. Всего одну вазу — чтобы спасти королевство!

Вот почему венецианские купцы скупали всё, что выдували мастера. Любая безделушка высоко ценилась.

Но купцы не хотели, чтобы в других странах знали, как делают венецианское стекло. Пришли они как-то к дожу и сказали:

— Запрети нашим мастерам рассказывать и показывать своё искусство. Пусть никогда никто не узнает, отчего так сверкает и поёт венецианское стекло. И тогда мы сможем менять его в заморских странах на богатые ковры и жемчужные ожерелья. Мы будем привозить много-много золота. Казна твоя будет ломиться от богатства. Стол твой будут украшать самые красивые сервизы. В твоём дворце будут сиять самые блестящие люстры.

Дож согласился:

— Хорошо. Я прикажу заковать руки мастеров в цепи, чтобы они никому ничего не показывали, и зашить им рты, чтобы они никому ничего не рассказывали,