Хрустальный дом
Шрифт:
В памяти Линды сохранился звук, который издавали при ходьбе высокие, острые каблуки Серены – чёткий, холодный, слишком звонкий в глухом царстве мёртвых, звук.
Свет, ворвавшийся в распахнутые двери вслед за Рэем и Сереной, не смог проникнуть далеко, и остался лежать у входа жёлтой заплаткой.
Серена и своему спутнику сделала знак отстать.
Она шла вдоль ряда скамеек, держа узкую спину очень прямо. Белое, как у вампира, лицо резко контрастировало с тёмными локонами и солнцезащитными
Серена положила на крышку гроба алые гвоздики.
Юная Линда тогда ещё подумала, что цветы похожи на саму незнакомку – такие же прямые, хрупкие, сдержанные и привлекающие внимание.
Оказывается, через столько лет эта странная особа не забыла о них с сестрой? Оставила негласную рекомендацию в Корпорации Спайд?
– Извините, мисс?
Линда открыла глаза, выныривая из тёмного облака воспоминаний.
Взгляд остановился на по-прежнему улыбчивом лице стюардессы в зелёной униформе:
– Не желаете ли более крепких напитков?
– Нет, благодарю. Хотя… принесите, пожалуйста, чашечку кофе.
Шёпот реактивных двигателей внушал уверенность – ровный, размеренный.
На коленях лежал журнал, с разворота которого продолжала спокойно и уверено улыбаться Серена Фальконе.
Линда вздохнула и перевернула страницу.
– Ваш кофе, мисс, – осторожно протянула стюардесса чашку с бодрящим напитком.
Линда обожала кофе.
Тонкий аромат молотых кофейных зёрен всегда прояснял сознание.
Не позволяя себе иметь дурных привычек вроде курения или увлечения спиртным, она баловала организм кофеином, временами поглощая его в больших количествах.
Попивая напиток мелкими глотками, Линда вновь задумалась.
Эллиндж – незабываемый город.
Перед внутренним взором встал их белоснежный дом на Второй Линии – дом, где у каждого члена семьи, даже у шестилетней Мередит, была отдельная комната.
Дом, окружённый газоном и аккуратным белым штакетником.
В рождественскую неделю вся округа светилась яркими огоньками, становясь похожей на Сказочную улочку с пряничными домиками.
Весной в распахнутые окна вливался бодрящий ветер, напоённый запахом сирени.
Мать Линды обожала сирень. И отец был рад рассадить кусты вокруг дома.
Всегда улыбчивый, жизнерадостный, он махал на прощание рукой перед тем, как сесть в свой спортивный порше.
Машина отца выглядела слишком агрессивно на уютной, белой кукольной улице. А мамин респектабельный белоснежный мерседес вписывался в неё идеально.
Страсть к однотонным цветам Линда унаследовала именно от матери-кореянки – Лиен Ким.
От неё же сестрам Филт достались узкие кукольные личики с высокими, мягко очерченными скулами, нежными тонкими чертами и словно светящейся, фарфоровой кожей.
«Мой нежный Лотос», – обращался
Он не переставал её любить даже после пятнадцати лет брака.
Любил до самой смерти.
Линде казалось, что её родители представляют собой идеальную пару: нежная, игривая, как кошка, Лиен, натура артистичная и творческая – художница, музыкантша, писательница (ей легко удавалось совмещать в себе все дары Психеи) – и мужественный, трезво мыслящий Теодор Филт, надежный, как скала, ни разу не нарушивший обещания. Прекрасный отец, муж, семьянин.
Они дополняли друг друга, как черная и белая половина инь-янь, как вода и пламя.
Когда всплыла правда о том, кем её отец был на самом деле, в душе Линды словно что-то надломилось. Для четырнадцатилетнего подростка, склонного к максимализму, оказалось невозможным совместить два образа: светлый – отца и черный – головореза Кровавого Барона.
После смерти родителей, когда выяснилось, что за девочками нет ни гроша, Мередит определили в приёмную семью, а Линду – в приют.
Жизнь превратилась в ад. Вспоминать об этом не хотелось.
Линда не сломалась только из-за Мередит. Она жила мыслью о том, что сделает всё, но не позволит сестрёнке очутиться в этом рассаднике зла.
Жизнью Линды стала её работа и однажды дела пошли в гору.
Может быть этим она обязана Серене Фальконе?
***
Не прошло двух часов, как длинный белый пассажирский авиалайнер начал снижаться.
Стоило выглянуть в иллюминатор и можно было увидеть передвигающиеся автомобили и вспыхивающие в сумерках огни.
Справа от самолёта промелькнула группа мотелей аэропорта, слева – монумент с рестораном в центре.
– Всего доброго, – пожелала Линде на прощание улыбчивая стюардесса.
– И вам того же, – кивнула Линда.
Заходящее солнце слепило глаза.
Обоняние раздражало сотни запахов, приятных и не очень: духи, лосьоны, табачный дым, мыло, химчистка, бензин.
Следуя за потоком пассажиров Линда прошла в огромный зал с длинными, сплошными окнами и проходами прибытия и посадки.
Ряды кресел в большинстве своём пустовали, лишь некоторые из них были заняты пассажирами, дожидающимися рейса.
С потолка ярко светили флуоресцентные лампы.
Рекламные щиты приветствовали вновь прибывших слоганами: «Смотрите Индастрисс-канал», «Курите Мальборо», «Пейте Кока-колу».
Стоило ступить в вестибюль с вывесками ПРИБЫТИЕ и ОТЛЁТ, как из багажного отсека поспешили вывести сданные пассажирами вещи.
– Простите, – нахмурился проводник на вопрос Линды, – но вещи мисс Флинт уже отправлены согласно полученному распоряжению.
– Но я не давала никаких указаний!
– Распоряжения отдал я.