Хрустальный ключ
Шрифт:
— Вы не обессудьте, поп у нас в разъездах, так что мы по-своему венчанье справим, — кривлялся дружка.
Шумная толпа ввалилась в хлев. Там на покосившемся ящике лежали две черные свечи, да два ржавых обруча от небольших кадушек. Возле ящика ряженый в шутовском наряде поджидал жениха с невестой. Молодые подошли к ряженому, тот надел им на головы ржавые обручи, словно венцы, подал в руки свечи и обратился к жениху:
— Согласен ли ты взять в жены эту девицу?
— Я-то согласен, — развязно кивнул жених.
— А согласна ли ты, девица, взять в мужья этого доброго молодца? льстиво проблеял ряженый.
Ни словечка невеста не произнесла, а жених схватил ее за волосы, косу на руку намотал, и, дернув изо всех сил, рассмеялся:
— А и согласна, и не согласна — все одно. Моя будет!
Его слова были встречены всеобщим гиканьем и криками. В этот миг огонь свечи в руке девушки заколебался и погас, а обруч упал с головы жениха и покатился по полу.
Жених, усмехаясь, недобрым взором буравил бедную девушку.
— А почто свеча у тебя загасла, душенька? Чай, недолго тебе жить после свадебки? А и венец с меня упал, укатился — знать, мне вдовствовать. Может, ты уйти, убежать от своего суженого захотела? От меня в могиле не спрячешься! — загоготал он.
— Ну, что ж, теперь, когда у молодых все слажено, просим всех на пир-угощение! — вскричал дружка. — Тащится, несется сахарное яство на золотом блюде, перед князя молодого, перед тясяцкого, перед сваху княжую, перед большого боярина, перед весь княжий полк!
С хохотом и гиканьем все направились во двор, где — когда успели накрыть? — уже ждало угощение. На что деревня была худая, а угощение — не по деревне. Чего только не было на столах! Петька глянул на сестренку и строго приказал:
— Дашка, ничего не ешь!
— Я, Петенька, у них ни за что есть не буду. Зачем они нашу невесту обижают? — гордо вскинув голову, сказала Даша.
Сев за стол, дети сделали все, как велела невеста. Еду, питье перекрестили, за левое плечо поплевали, и при первой же возможности выплеснули все под стол и стали потихоньку сбрасывать туда куски. На удивление хозяева ничего не замечали, знай, подливали пенистое вино.
— Пей, чтобы курочки велись, а пирожки не расчинивались!
Только Петька выливал стакан вина на землю, а ему уж наливали второй. Тут Даша неловко выплеснула брагу прямо на колени дружке. Темное пятно расползлось по штанине. Даша в ужасе зажмурилась, Петька затаил дыхание, но дружка и глазом не моргнул, словно ничего не произошло. Как ни в чем ни бывало, он продолжал потчевать:
— Быть на свадьбе, да не быть пьяну — грешно.
У Даши отлегло от сердца. Свадьба гуляла, пока все порядком не осоловели. Вдруг гости разом повскакивали с мест и закричали:
— Ой, горько вино! Горько!
Петька с Дашей, не теряясь, вскочили с лавки. Жених схватил невесту и долгим поцелуем приник к ее губам. В тот же миг люди на глазах у ребят стали корчиться и биться, словно в припадке. Их лица обростали густой серой шерстью, изо ртов вылезали острые клыки, длинные когти прорезались из скрюченных пальцев. Руки и ноги превращались в волчьи лапы. Стоял жуткий душераздирающий вой.
Петька с Дашей, не помня себя, что есть ног бросились к амбару, где стоял их конь. На этот раз двоедушник не стал выказывать свой норов, а покорно опустился и подставил седокам спину. Петька мигом подсадил Дашу, а потом сам с необычайной прытью вскочил в седло. Он оглянулся последний раз и увидел, что невеста тоже стала обращаться в волка, но вдруг шерсть с нее спала, и она в длинном белом саване пошла прочь.
— Невеста уходит! Сбегает навсегда! — прохрипел жених, но тут его губы свела судорога. Воздух прорезал пронзительный вой. Волки бросились за девушкой, но ее словно отделяла от них невидимая преграда. Лицо девушки было спокойным и бесстрастным. Движения — неуловимы. Она исчезала в одном месте и тут же появлялась в другом. Она шла, глядя перед собой невидящим взором. Ее ждал Перевозчик.
Упустив девушку, волки ринулись за детьми.
Двоедушник взвился и рванул с места. Петька слышал, как от рывка что-то хрустнуло, но он не мог обернуться и посмотреть, что случилось. Вцепившись в поводья, он пришпоривал коня.
— Ну быстрее, миленький! — в исступлении кричал Петька.
— Коник, родненький, пожалуйста, скорее! — вторила брату Даша.
Волчья стая неслась по пятам.
ГЛАВА 33. ВОЛЧЬЯ СТАТЬ, ТРАВЯНОЙ МЕШОК
За спиной дети слышали лязг зубов и храп свирепых зверей, но конь летел, как птица. Его копыта едва касались тропы, голые стволы подземного леса мелькали, сливаясь в серое месиво. Грива коня развевалась, как бушующий огонь. Шкура покрылась потом и лоснилась от бешеной скачки, но движения скакуна были легки, в нем не чувствовалось ни напряжения, ни усталости, будто эта сумасшедшая гонка была для него простой прогулкой.
Мало помалу, звуки погони стали удаляться, пока не стихли совсем. Петька перевел дух:
— Ух, правду сказала Вечорка, двоедушник — порода что надо. Никому за ним не угнаться.
Петьке послышалось что-то странное в перестуке копыт, но он не мог понять, что именно. Он прислушался. Так и есть: передние копыта цокали отчетливо, а задних не было слышно совсем. Петька глянул назад и чуть не упал с коня. Он понял, что за хруст раздался вначале погони — это лопнула шлея. Седло каким-то немыслимым чудом держалось на оборванных ремнях, но ужас был не в этом. Круп, задние ноги и хвост коня были волчьи. Огромные когтистые лапы неслышно ступали по тропе. Норов двоедушника выходил наружу.
— Вот тебе и волчья стать, травяной мешок! Вот тебе и двоедушник! — в растерянности пробормотал Петька.
— Чего? — спросила Даша, обернувшись к брату.
— Сиди ровно, не вертись, а то свалишься, — строго наказал Петька.
Он не знал, как сказать сестре о происшедшем с конем превращении. Чтобы не очень напугать ее, Петька решил начать издалека.
— Помнишь сказку, как Иван Царевич на волке ездил?
— Ага, — кивнула Даша.
— И ведь ничего страшного не случилось, — как можно беззаботнее произнес Петька.