Хтонь. Человек с чужим лицом
Шрифт:
Первым делом Казарин осмотрел шею любимой. Кроме нескольких неглубоких царапинок, оставленных зазубренным краем стекляшки, ран на ней не было. Артем облегченно вздохнул и поднял молодую женщину на руки. Настя открыла глаза. Потом положила ладонь себе на живот, на самый его низ, и проговорила:
– Артем, больно…
По ее гладким округлым бедрам текла кровь.
Казарин вынес ее в коридор, пинком распахнув хлипкую дверь нужника.
– Врача! – орал он, чувствуя, что его щеки заливает чем-то горячим, и никак не мог понять чем. – Да приведите же врача, падлы!
– А я ведь ему уже имя выбрала, – едва слышно прошептала Настя. – Я сразу решила – пусть его зовут Артемкой…
Испуганные
– Через наше высокомерие и гордость мы имеем это питие, пусть он станет для нас эликсиром жизни, – услышал он, как будто издалека, надтреснутый голос маньяка.
Но сильные руки людей в форме уже повлекли его куда-то. А Артем, слепо шаря руками по стенам, прошел обратно в туалет. Нащупал там привинченную к стене пластмассовую хреновину какие обычно имелись в каждом советском трамвае.
«ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАННЫХ БИЛЕТОВ» – гласили крупные литые пластиковые буквицы. Билетов куда? Артем запустил пальцы внутрь хреновины и вытянул наудачу бумажку. Это был пожелтевший обрезок газеты. Туалетная бумага в Советском Союзе уже давно была жутким дефицитом, и ее заменили вот такие аккуратно нарезанные листочки. Людей не пугали даже упорные слухи, будто в типографской краске содержится свинец, который годами накапливается в прямой кишке, вызывая рак. В дело не шли лишь изображения коммунистической символики и портреты вождей – по крайней мере, здесь, в больнице, их всегда, по негласному приказу главврача, выстригала маникюрными ножничками сестра-хозяйка. Часто и такого самодельного «пипифакса» не хватало – и тогда психи использовали вместо него пальцы, творя фантастические узоры и даже целые картины на замурзанных сортирных стенах. На одной из них какой-то сумасшедший художник изобразил таким необычным способом «Тайную вечерю», довольно точно повторяющую фреску, написанную Леонардо в монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане.
Очень хотелось утереть лицо, на котором выступил крупный пот, и промокнуть залитые слезами глаза. Но клочок газеты для этого не особенно годился.
«ДЕТИ – НАШЕ БУДУЩЕЕ!» – прочитал Артем аршинный заголовок даже сквозь слезы. И рядом другой, помельче: «Счастливая и любящая семья – основа советского строя». Совсем некстати подумалось, что он никогда, ни разу в жизни не встречал человека с отчеством «Артемович» или «Артемовна». Может, все Артемы заранее обречены на бездетность? Почему ему в голову постоянно лезет какой-то бред? Даже сейчас…
На плечо Казарина легла чья-то тяжелая рука.
– Выкидыш, – тихо и мрачно проговорил Стрижах – А тут еще кровотечение из матки началось. Там у нее какие-то проблемы были по-женски… Ее больше нет, Артем. Даже до «Скорой» не успели донести. Держись, старик!
С серого газетного фото смотрело на Казарина образцовое советское семейство. Суровый мужественный отец. Молодая мать с белокурыми локонами и прелестными ямочками на щеках. Маленький мальчик у них на руках счастливо смеялся. Но детское лицо уже промокло каплями Артемовых слез – словно каплями крови.
«ДЕТИ – НАШЕ БУДУЩЕЕ!»
«Счастливая и любящая семья – основа советского строя».
Никогда у него не будет ни того, ни другого. Все перечеркнул этот Самый Лучший День. Который внезапно стал чернее ночи.
Никогда больше он не погладит счастливую Настю по животу и не почувствует в ответ слабые толчки. Никогда не будет вместе с ней фантазировать по поводу внешности своего будущего тезки, его привычек, того, кем он станет, когда вырастет. Потому что он никогда не вырастет. Крохотное сокровище в Настином животе, которое Артем уже считал своим сыном, вышло на свет в виде кровавого сгустка дурно пахнущей плоти. И Насти тоже никогда больше не будет. Вообще.
Малыш на фото ничего этого не знал и продолжал заливаться счастливым смехом.
«ДЕТИ – НАШЕ БУДУЩЕЕ!»
Нет у него больше никакого будущего.
Артем медленно опустил бумажку обратно в пластмассовую парашу с выпуклыми буквами:
«ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАННЫХ БИЛЕТОВ»
Он использовал свой билет. И это был билет в никуда.
Казарин стряхнул с плеча руку Стрижака и шагнул к окну. Прильнул лбом к сортирному стеклу, которое было наглухо замазано краской снаружи, чтоб гуляющие психи не подглядывали за своими товарищами. Лоб обожгло могильным холодом. Между рамами бился очень крупный мотылек. Откуда он здесь взялся? На дворе поздняя осень, все букашки давным-давно спят. Артем пригляделся. Головогрудь насекомого украшал четкий рисунок. Человеческий череп. Это была бабочка Мертвая голова – точно как та, что села ему на плечо в видении ядерного Апокалипсиса.
Глава 8
Как спариваются ёжики
Главный герой безуспешно пытается разгадать тайну летающего пениса, узнаёт, как нужно писать слово «блядь» по-культурному; и поддаётся на явную провокацию.
Маленький металлический брелок в виде пениса неподвижно висел над полированной крышкой стола, покрытой царапинами, бурыми кругами от стаканов с чаем и следами от тушения окурков. Стрижак зачарованно провел рукой под ним, потом над ним. Никакой невидимой нитки, которая бы держала висевший в воздухе предмет, не было. Однако брелок после манипуляций Стрижака повисел еще чуть-чуть и как бы нехотя упал на стол, звучно стукнувшись о дерево.
– И как? – озадаченно спросил новоиспеченный подполковник. – Как ты это делаешь?
Петя-Фокусник приосанился на стуле и скрестил на груди руки с видом скромного триумфатора.
– И много ты такого умеешь? – не отставал Стрижак.
Вместо ответа Занюхин встал и одернул свой кургузый пиджачок – пижаму у него отняли перед тем, как выпустить из больницы, а взамен вернули то, что на нем было в момент госпитализации. Затем он расстегнул пуговицы надетой под пиджак рубашки: сперва на воротнике, затем – на манжетах. Ухватился сзади за воротник – и… стащил с себя рубаху, не снимая пиджака!
– Вот это да! – восхитился Стрижак. – Если ты сейчас же не раскроешь секрет этого фокуса, я буду загонять тебе иголки под ногти и бить по голове бюстом Ленина!
И подполковник кивнул на литую каслинскую голову лысого вождя, которая стояла в «красном уголке» районного отдела внутренних дел, где происходил допрос. Петя-Фокусник тяжело вздохнул, расстегнул пиджак и снял его, обнажив впалую волосатую грудь. Потом накинул рубаху на спину и, не продевая руки в рукава, застегнул манжеты. Так же он поступил и с воротником. Затем вновь напялил поверх всего этого дурацкого сооружения пиджак и застегнул его наглухо. Получилось и впрямь похоже, будто под ним нормально надета рубашка.