Художник и его мамзель
Шрифт:
– Весна, наверное, действует, – подсказала Люба. – Апрель на дворе.
– Ну да, и весна тоже. И ты. В общем, я хочу за тебя выпить. Ты меня вчера наповал сразила. Нет, правда. И еще за то, что скоро благодаря мне ты на весь мир прославишься. Но это пока тайна, и я открою ее тебе позже, когда мы еще ближе познакомимся. Виват!
Сергей одним махом осушил бокал с шампанским и улыбнулся.
– Знаешь, мне из-за тебя теперь даже наш занудный Бабочкин больше нравиться стал…
– А кто это такой – Бабочкин? – поинтересовалась Люба, с удовольствием очищая банан.
– Как же? Твой родственник, Павел Владимирович Бабочкин, который тебя сюда подселил. Разве ты его фамилии не знаешь?
– Ну да, ну да, – закивала Люба головой, как китайский болванчик.
– Решено, я даже не буду с него больше деньги брать, если ты у меня дольше останешься. Может, задержишься еще хотя бы на недельку? – продолжал Сергей.
– Какие еще деньги?
– Я обычно беру плату за ночлег. Так, чисто символически. Ты же знаешь, деньги никогда не бывают лишними. Но ты не волнуйся, за тебя Бабочкин сразу за неделю вперед заплатил, родственник все-таки. Какой-нибудь троюродный дядя или кто там он тебе?
Люба от растерянности положила на стол очищенный банан. Надо же, оказывается, Павлуша даже деньги за нее заплатил. И не сказал ничего, даже вскользь не намекнул.
Денис всегда говорил: никогда не верь мужчинам до тех пор, пока они за тебя в кафе не расплачиваются и в других общественных местах, включая транспорт. Но вот если начнут финансировать…
– Ага, дядя, – ответила Люба, глупо улыбаясь. – Но точно не троюродный. Я и сама до конца не пойму, в каком мы родстве. Из одной деревни.
– А я сразу, как тебя увидел, не поверил, что ты искусствовед, – вспомнил Сергей. – Не похожа совсем. У Бабочкина жена – искусствовед, ты бы только на нее посмотрела! Таких сумасбродок днем с огнем не найдешь.
– Интересно было бы, – задумчиво сказала Люба.
– А ведь туда же, строит из себя Нефертити, – засмеялся Сергей. – Говорят, бросает мужа и в Питер к какому-то знаменитому профессору переезжает. Потому Бабочкин сейчас и ходит как пришибленный. Не ожидал, что до этого дело дойдет.
– Знаешь что, – перебила его Люба. – Ты лучше мне о своей жене расскажи, а я послушаю.
С лица Сергея сразу всю веселость, как ветром, сдуло.
– А, ладно, все равно когда-нибудь придется, – махнул он рукой. – Что от тебя скрывать? Я же сказал, по расчету женился. Тесть – можно сказать, нефтяной магнат, директор крупной нефтяной фирмы, теща – тоже шишка еще та, главный бухгалтер. Юлечка у них – единственная дочка, и этим все сказано. Пришлось им смириться, что она художников любит, и каждому встречному говорить, что у нее муж – настоящий художник.
Последние слова Сергей произнес с такой жеманной интонацией, растягивая слова, что Люба живо представила себе эту самую Юлечку.
– Всякое бывает, – сказала она задумчиво.
Тогда, во время самой первой встречи, Денис ей тоже не сразу понравился, показался слишком гордым, надутым. Но потом он вынул из кармана пачку денег, и она вдруг подумала: «Какой интересный парень…» Разве не так?
Ей ли кого-то теперь осуждать?
– Ты же сама видела, у нас почти все художники, как коты драные живут. Кому в наше время нужна живопись? – продолжал объяснять Сергей. – А я подумал, что смогу, сколько хочу, красок покупать.
холсты, багет хороший, на выставки ездить. Ведь без денег, с пустыми руками – как пробиться в люди? Сразу же затопчут.
– Ну и что, пробился? – с интересом спросила Люба.
– Не жалуюсь. У меня теперь дело на поток поставлено: своя фирма, заказчики, деньги ручьем текут. Может, тебе деньги срочно нужны? Так знай, для меня это сейчас не проблема. Но некоторые мне завидуют, халтурой все это называют. Ну и что? Они же просто не знают, что я могу, как многорукий Шива – одной рукой писать на заказ, то, что люди покупают, а другой – для вечности. Меня вообще в узких кругах знают как сюрреалиста. Он бы закачался, если бы увидел, какие я вещи делаю…
– Ты снова Бабочкина имеешь в виду? – осторожно поинтересовалась Люба. – Ладно тебе. Он к тебе нормально относится, Сережей называет…
– А как он меня должен называть? Не куском же дерьма? Ты просто путаешь человеческие отношения и совсем другие. В жизни твой дядька мягкий, добренький, а посмотрела бы на него во время какого-нибудь выставкома… Но мне наплевать. Он же фанатик, псих. Не хочет открыть глаза и увидеть, что сейчас настало время другое, всем надо уметь выгодно продаваться. К тому же и шампанское ведь иногда хочется пить… с ананасами. Точно?
Люба обвела глазами стол и подумала: ничего подобного. Не очень-то на самом деле хотелось пить это дурацкое шампанское, от которого только голова потом болит. И вся эта пирушка с незажженными свечами почему-то сразу как-то еще сильнее померкла.
Аккуратные, в красивых рамочках картинки Сергея, развешанные в ряд на стенах мастерской, уже на следующий день начали вызывать необъяснимое раздражение. Когда Люба впервые их увидела, она до глубины души восхитилась: красиво-то как! Деревья цветы в вазах, трава – как настоящие, все прожилочки тщательно прорисованы.
А сегодня все эти цветочки и лепесточки казались тусклыми, мертвыми, глаза бы на них совсем не глядели.
– Ладно, пойду я пока, – поднялся Сергей. – Поговорили, и хватит, у меня сегодня еще несколько деловых встреч. Последний раз спрашиваю: какие просьбы, пожелания, предложения на ближайшее будущее?
– У меня есть одна просьба, – сказала Люба. – Не называй меня больше Галиной или какой-то там Галариной, мне это не нравится. У тебя так жену, что ли, зовут? Вроде бы ты другое называл имя.