Художник моего тела
Шрифт:
Не мог больше слушать эту извращенку.
Из кладовой донесся голос мисс Таллап:
— Шесть вечера в воскресенье, Гилберт. Не опаздывай.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Олин
– Наши дни –
Я занимала в долг завтрашнее счастье.
Я знала это.
Знала, что это все ненастоящее и не продлится долго.
Знала, что Гил выкинет меня из своей жизни, как только
Но это ничего не меняло.
Наивно ли мириться с возможностью, что меня бросят? Можно ли вообще назвать это бросанием, если знаешь, что оно неизбежно?
Мои мысли мчались и метались, пока Гил вез нас на своем белом хэтчбеке, который, как я подозревала, был дешевой альтернативой другому автомобилю, который тот наверняка продал, чтобы оплатить долг.
Не похоже, что он чувствовал себя комфортно за рулем. Впрочем, он вообще ни в чем не чувствовал себя комфортно.
Мы не разговаривали, пока добирались до большого универмага в центре Бирмингема. Потом я помогла ему вынести из машины коробки с краской, блестками и стразами. Он нес более тяжелые вещи, такие как воздушные пистолеты, газовые баллоны и целую деревянную коробку с кистями и губками.
Прохожие наблюдали за нами с легким любопытством. В городе было не слишком многолюдно, так как большинство рабочих уже засели в своих офисах и трудились, не покладая рук.
Я щурилась от солнца, пока Гил сваливал свою ношу у стены огромного магазина. Жестом попросив меня сделать то же самое, он вернулся к машине и вытащил складной стол с эстакадой, а также несколько других необходимых предметов.
Подождав, пока он установит стол и разложит все необходимое по логическим местам, я спросила:
— В чем именно состоит суть заказа?
Я сканировала толпу, надеясь, что не узнаю никого из «Status Enterprises». Просьба о больничном после того, как проработала всего несколько дней, пошатнула благожелательный прием Шеннон. Ее голос стал более холодным, и она потребовала справку от врача, если мои симптомы продлятся дольше сорока восьми часов — политика компании.
Я облажалась.
Добровольно поставила на кон свой доход, чтобы помочь Гилу.
Я глупая или милая?
В данный момент я бы склонилась к глупости.
— Универмаг.
Гил задрал подбородок в сторону огромного магазина, где мы разместили его снаряжение.
— КОХЛЗ?
Я посмотрела на название магазина. Его трудно было не заметить: большие буквы цвета лайма светились на фоне темно-серого фасада.
K.O.Х.Л.З.
Каждая огромная буква призывала потенциальных покупателей войти и потратить деньги. Я не представляла, как Гил впишет их в картину — они громоздились на тротуаре, словно корабли, плывущие по бетону.
— Да. — Гил продолжал обрабатывать свои принадлежности. — Им нужно изображение, которое они могли бы использовать в своих будущих каталогах и рекламных щитах. Что-то узнаваемое для их бренда, но уникальное. — Он закатил глаза. — Я не люблю коммерческие заказы. И никогда не любил. Мне больше нравится натуральные.
— Натуральные?
— Ну, знаешь... леса и пляжи. Водопад или два
Я напряглась.
— Значит... тебе нравится делать камуфляжные работы?
Он подсоединил шланг воздушного пистолета к баллону с газом.
— Да. Я нахожу естественные тени и текстуры гораздо более приятными, чем искусственные.
Придвинувшись ближе к нему, чтобы не говорить слишком громко, я пробормотала:
— Девушки, которые были убиты... те, которых раскрасили и оставили гнить, пока полиция не обнаружила их тела. Ты знаешь, кто мог...
— Красить трупы? — Гил прервал меня, окинув ледяным взглядом. — Нет, не могу сказать, что я общаюсь с такими существами.
— Я просто спрашиваю, считаешь ли ты того, кто рисовал этих девушек, талантливым.
— Талантливым? — Он нездорово рассмеялся. — Талант убивать, ты имеешь в виду?
— Нет, талантлив в том, чтобы затенять и маскировать.
Гил прищурил глаза от досады.
— Жаль разочаровывать тебя, Олин, но я не совсем осмотрел их вблизи и лично.
— Верно. Прости. — Я отступила назад. — Это был глупый вопрос.
— Очень глупый.
Когда он вернулся к своим краскам, его руки слегка дрожали, пока тот составлял палитру цветов и расставлял в ряд банки с выбранным пигментом.
Неужели он дрожал от голода? У нас не было времени на завтрак.
Дрожал ли он от холода? Хотя солнце вышло и грело.
Трясся ли он от нервов? Наверняка у него не было волнения при работе. Не с такими навыками, как у него.
Осторожно коснувшись его предплечья, я изучала его.
— Ты в порядке?
Он замер, его взгляд остановился на кончиках моих пальцев, лежащих на его голой руке. На его футболке, выбранной сегодня, уже были полосы и пятна краски от другой работы. Его джинсы были также испачканы краской, а его ботинки скорее были уместны на строительной площадке, если бы не оранжевый и зеленый цвета, смешивающиеся с грязью и копотью.
Медленно он отодвинулся, освобождаясь от моей хватки.
— Я в порядке. — Вытащив из кармана знакомую упаковку белья в тон кожи, он искусно перевел разговор с себя на меня. — Ты готова?
Я нервно сглотнула, когда он передал мне упакованные стринги.
— Боже, неужели я должна стоять на оживленной улице в десять утра в одних только стрингах телесного цвета?
— Не только в стрингах. Я разрешаю тебе сегодня надеть пэстисы. — Его губы слегка подергивались. — По крайней мере, твои соски не будут выставлены напоказ.
— О, боже. Это так щедро с твоей стороны.
— Я тоже так думаю.
Протиснувшись мимо меня, он снова направился к своей машине и вернулся с белым халатом.
— Пойдем.
— Куда мы идем?
— Подготовить мой холст.
Я следовала за ним, пока мы входили в большой универмаг. Здесь были представлены мужские, женские и детские товары. Серебристые эскалаторы вели на другие этажи, полные различных вещей. Игрушки, товары для дома, одежда. Сокровищница для шопоголика и место, в которое у меня не было особых причин заходить в последнее время, поскольку у меня не было свободного капитала.