Художник
Шрифт:
Юдифь встала и прошла в ванную. Иржи быстро оделся и застыл у двери, прислонясь спиной к косяку. У него кружилась голова, и подгибались ноги, а осознание новых возможностей просто шокировало .
Она вышла из ванной, счастливо улыбаясь. Но, увидев художника, подпирающего дверь, бросилась ему на шею:
– Прости, Иржи, останься! Мне было хорошо! Не уходи!
Тот чувствовал, что еще немного, и он свалится к ее ногам без сознания. Трясущейся рукой он достал сигарету, поднес к ее кончику красный огонек зажигалки и с удовольствием затянулся. Чтобы не упасть, присел на ручку большого кресла.
–
– Сказал он Юдифи.
– Мне надоело ждать, когда ты наиграешься с очередным папиком и обратишь на меня свое царственное внимание. Тебе не нравился нежный влюбленный юноша. Ты жаждала встреч с пиратами и бандитами. Но этого, мой цветок, я тогда тебе дать не мог. Прошло некоторое время, и тебе разонравились грубые и жестокие отношения. Ты опять просишь ласки. Прости, дорогая, но наши пристрастия давно разошлись во времени. Спасибо, Юдифь, за все. Прощай.
– Но я люблю тебя, Иржи!
– она с мольбой посмотрела ему в глаза.
– Ты действительно очень изменился. И, знаешь, вот сейчас я бы с тобой осталась!
Он докурил сигарету и сжал окурок в кулаке. Потом открыл руку. На ладони не было даже следов пепла.
– Здорово!
– восхитилась Юдифь.
– Действительно, Саминьш.
– Проговорил Иржи непонятную фразу и поднялся.
– Ложись, спи. Утро вечера мудренее.
Покачнувшись, он подошел к двери и взялся за ручку.
– Ничего не было, Юдифь! Мы просто поговорили.
Девушка зевнула:
– Не было!
– развернулась и упала на кровать. Через секунду она спала крепким сном.
– Вот и все.
– Иржи закрыл за собой дверь и, будто старик, зашаркал по коридору к себе в номер.
А там, на удивление, было сумрачно и безлюдно. Иржи подошел к окну в гостиной и, не включая свет, раздвинул тяжелые шторы.
– Просто бесконечная ночь!
– сказал он вслух луне, равнодушно висящей все на том же месте.
Он дошел до кресла и упал в него, расстегивая рубаху. На светлой коже резко белел круглый медальон. Иржи взял его двумя пальцами и посмотрел на переплетенные змеи? Ветви? А над ними, почти касаясь ушка с продернутой нитью, неярко сияла небольшая корона. Художнику, в свете обманчивого ночного светила, вдруг показалось, что на этой маленькой короне блестят символы, которых он не разглядел днем. Он снова встал и подошел к окну, подставляя загадочную вещь под лунный свет. Несомненно, по нижнему краю шли какие-то, похожие на арабскую вязь, письмена.
С отвращением сняв с себя в спальне торжественную одежду и бросив ее на стул, Иржи пошарил в своем саквояже. Там, в отдельном отсеке, лежало сильное увеличительное стекло для разглядывания камней, ювелирных украшений, а также установления подлинности некоторых картин. Поскольку его, как отличного специалиста, периодически приглашали для консультации при покупке шедевров знакомые состоятельные люди. Причем, не бесплатно, поскольку его заключения ценились наравне с музейными.
Художник босиком прошлепал к окну в спальне, с силой отдернув мешавшую штору. Подставив медальон под холодный лунный свет, он приблизил лупу, выстраивая четкость изображения.
– Что за ерунда?
– воскликнул он, обнаружив, что, надпись, похожая на арабскую вязь, наливается серебром и как бы движется, заходя за плоское изображение короны и выплывая обратно.
– Не может быть!
И он стал старательно приглядываться к узору, пытаясь понять, кажется ему, или на самом деле буковки меняются местами.
И не сразу понял, вглядываясь в строку, что в его голове начинают складываться какие-то слова. Иржи, боясь потерять ускользающую суть, схватил лист бумаги, карандаш и стал быстро записывать. Наконец, отложив карандаш в сторону и выпустив медальон из пальцев, он смог прочитать: "Ушедшее время вернется, и сердце дракона проснется". Снова взяв лупу, художник внимательно пригляделся к переплетенным на рисунке веточкам. Теперь он ясно видел, как два дракона словно бы обнимают друг друга крыльями и лапами.
– Господи!
– простонал он, встав перед окном в лунных серебристых лучах.
– Я-то тут при чем?!
За окном, в ночной тишине, дружно заливались соловьи. А внизу, на праздничном приеме, гремела музыка.
У входной двери кто-то шуршал и толкался. Иржи сходил в спальню и надел халат. Потом подумал, взял кочергу от камина и встал напротив. Наконец, дверь распахнулась, и в гостиную спокойно вошел охранник Йожеф Фаркаш. Протянув руку, он включил свет. На него смотрел господин Измирский в халате с металлическим прутом в руке. У Фаркаша широко распахнулись глаза:
– Я же вас только что оставил в зале вместе с господином Бернатом Измирским! Как Вы успели попасть сюда вперед меня и уже даже раздеться?
Иржи усмехнулся и бросил в угол кочергу.
– Это все дом! Заходи, Йожеф, переодевайся. Спать еще не хочешь? Нет? Тогда давай смотреть телевизор!
На высокой правой башне стояли, глядя на луну, черноволосый молодой человек и худенькая девушка с серебристыми волосами. Они держались за руки.
– Милый, как ты думаешь, он не сбежит?
– Нет. Но сегодня в нем проснулась наследная магия. Он это понял и принял.
Удивительно, но ни в одном из наших потомков она так и не проявилась, кроме наших воплощений.
– Но мы так и не смогли ни разу использовать свой шанс, снова влюбляясь друг в друга и снова забывая о проклятии. Как ты думаешь, может, Боги смилостивились и решили через него нам помочь?
– Но он ничего не умеет и тратит слишком много сил на всякую ерунду!
– Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!
– А я, милый?
– Прости.
– Он нежно поцеловал ее в подставленные губки.
– Нам без него не освободиться. И он - последний. Наш последний шанс.
Молодой человек поднял голову и посмотрел в ночное небо.
– Там, между двух маленьких звездочек, спрятан наш светлый мир. Высокие крутые пики и зеленые, отлогие склоны. Фиолетовое небо и два солнца: голубое и оранжевое. Зеленые быстрые реки. Помнишь, как красиво цветут лилии на горных уступах? Когда мы с братьями были маленькими, то лазили за ними для мамы.