Худшее из зол
Шрифт:
Мысль переключилась на Марию — она вызывала удивительные ощущения. Что она могла о нем — о таком — подумать!
И он повернул в сторону ванной.
Пора как следует помыться, побриться и сменить одежду.
Пора привести в порядок и свои мысли, и свои чувства, и свою жизнь.
Гэри Майерс открыл глаза: вокруг стояла кромешная тьма — влажная, липкая, вызывающая животный страх чернота.
На голове по-прежнему был колпак.
Левая рука оказалась свободной, и он начал легонько, по миллиметру, двигать
Сердце бешено колотилось, от страха кровь пульсировала, стучала в висках… еще чуть-чуть вверх… он слышал, как собственное дыхание ударяет по материалу, чувствовал, как по лбу и шее струится пот… еще, еще… уже на свободе рот, теперь нос… его заставили надеть колпак — хороший знак… это может означать, что все скоро закончится, что его долго держать не будут… еще немного вверх, остановка… голос никто не подает… еще полсантиметра… еще… снова остановка на несколько секунд — сейчас он, наверное, услышит окрик и почувствует удар кулаком по ребрам… потом еще вверх…
Никто его так и не окрикнул. Никто не ударил. Постепенно, толкая колпак вверх, он наконец стащил его с головы и тут же прикрыл глаза, защищаясь от неожиданного света. Потом снова, очень медленно, их открыл.
Освещение было тусклым, но после черноты под колпаком казалось, что по глазам бьет мощный свет. Он подождал, пока глаза привыкнут к новому ощущению.
Место было похоже на гараж, которым давно никто не пользуется. В ворота, представлявшие собой двойные деревянные двери, накрепко соединенные цепями, был врезан небольшой прямоугольник двери, через которую сюда, очевидно, и проникали.
Посередине на пандусе стоял старый прогнивший форд «гранада» со спущенными колесами. На скамейке перед машиной валялись ржавые инструменты. Такими вполне можно причинять боль. Судя по оставленным на них следам, ими пользовались не только для того, чтобы ремонтировать машины. Углы гаража были завалены старыми запчастями. Стены и пол потемнели от грязи, копоти и были заляпаны отработанным моторным маслом.
За мастерской сквозь грязную застекленную дверь просматривался небольшой кабинет. Там стоял старый поцарапанный металлический стол и кожаный офисный стул, из которого во все стороны торчали внутренности, каталожный шкафчик, на стене — старый-престарый календарь с обнаженной красоткой, которая сейчас, должно быть, уже давно на пенсии.
А в центре эта жуткая конструкция.
Огромный деревянный стул, похожий на электрический. Тот самый жертвенный алтарь.
Его первое воспоминание о плене, прежде чем его приковали к железной батарее. На него даже смотреть жутко, что уж говорить о его ощущениях, когда он там сидел.
Он тогда очнулся, накрепко к нему привязанный. Колпак на голове не позволял видеть лица похитителей, но он слышал их голоса. Ему задавали вопросы, а когда он отвечал не то, что они хотели услышать, его били.
Его спутнику повезло и того меньше. Он их знал, называл по имени, пытался достучаться до их человеческого естества, но закончилось тем,
Гэри посмотрел на неловко подвернутое тело, прикованное к другому концу батареи. Они лежали не очень далеко друг от друга. Их разделяли два старых одеяла и помойное ведро. Когда ведро наполнялось, вонь плыла по всему гаражу. Но это, подумал он, самая незначительная из его бед.
Бедняга Колин. Попытался сделать то, что, по его мнению, было порядочным и честным, — и к чему это привело! Сломана рука, вероятно, еще и несколько ребер, тело — сплошной синяк. И еще, судя по его рассказу о своих ощущениях, повреждены внутренние органы. А он ведь уже не молод. Вынесет ли Колин то, что готовы с ними сделать похитители?
А сам-то он вынесет?
Он знал, почему они здесь оказались. Они оба знали. Это стало очевидно, когда в номер дешевой гостиницы у вокзала Кингс-Кросс ворвался бритоголовый детина, сверкая сапфировым зубом. Насколько он понял, у них украли его, Гэри, минидиск, и это разозлило их еще больше. Они вытрясли всю информацию из его ноутбука, а потом его уничтожили, но пропажа мини-диска их окончательно вывела из себя. И хотя Гэри понятия не имел, чьих это рук дело, ему пришлось заплатить за это в полной мере. Он долго убеждал их, что не имеет к пропаже никакого отношения, и они наконец согласились с ним, хотя и неохотно.
Гэри ждал. Посмотрел на Колина. Тот спал. Краткий беспокойный сон, больше напоминающий тяжелое забытье. Его снова начало выворачивать — давала о себе знать изжога от дешевых гамбургеров, которые им здесь скармливали, бесконечных побоев и животного страха.
Гэри выдохнул. Воздух выходил из легких тяжелыми толчками.
Страх. Раньше он не понимал истинного значения этого слова. Пока не оказался в этом гараже. Страх. Просто потому, что сидишь.
Значит, они не собираются его убивать.
И ждешь чего-то.
Значит, этому когда-нибудь придет конец.
И ничего не знаешь.
Значит, они его не будут долго держать.
Страх.
Гэри снова вздохнул и выдохнул, внутри, бурля, поднялась волна.
Он тут же подтянул к себе помойное ведро, закрыл глаза, перестал дышать.
Его рвало до тех пор, пока внутри ничего не осталось.
Ничего, кроме страха.
5
— Семьдесят семь… семьдесят восемь… семьдесят девять…
Пета Найт лежала на полу, тяжело и шумно дыша. В низу живота знакомое дрожание, по горячей коже струится пот. Она сделала глубокий вдох натруженными легкими.
Она любила эти ощущения.
Половина восьмого утра. Она закончила обычный комплекс утренних упражнений. Четыреста приседаний — пять раз по восемьдесят на разной ширине ног. Шестьдесят отжиманий — три раза по двадцать. Наклоны в стороны, растяжки. Полный комплекс аэробики. Четыре комплекса упражнений с гантелями.