Худшее из зол

Уэйтс Мартин

Стук повторился, уже требовательнее.

Донован уставился на дверь, словно пытаясь разглядеть, кто там за ней.

В дверь снова постучали, на этот раз он услышал еще и свое имя.

Нет, это не ошибка. Кому он понадобился?

Бешено заколотилось сердце. А вдруг к нему приехали, чтобы сообщить о Дэвиде. Прошло столько времени, а надежда не умирает.

Он медленно отлепился от дивана, прошел к двери между горками сложенных на полу стройматериалов, открыл дверь. В дом тут же ворвался шум ветра и дождя. Холодный северный воздух заполз под одежду и прихватил кожу,

как сухой лед.

В дверях маячили две фигуры: одна, кутающаяся в несколько слоев яркой верхней одежды, судя по всему, женщина, другая принадлежала высокому мужчине средних лет. Вид у него был совершенно несчастный. Он, похоже, страшно замерз и насквозь промок, несмотря на антидождевую пропитку своей куртки.

— Джо? — подала голос женщина, подняв голову.

Он сразу ее узнал:

— Мария?..

И не знал, что сказать дальше. Ее появление несказанно его удивило.

— Мы можем войти? — спросила Мария. — На улице стоять мокро и холодно.

В полном оцепенении Донован шагнул в сторону, пропуская их в дом. Они вошли и нерешительно топтались в коридоре. С одежды капала вода. Оглядывали помещение, делали выводы о том, как он живет. Он взглядом следовал за их глазами и читал их мысли.

Обстановка напоминала картину затянувшегося обеденного перерыва на стройке: на полу валялись инструменты в ожидании рабочих, которые должны вернуться и возобновить работу. Осевшая на лестницах-времянках пыль, банки с краской и инструменты говорили о том, что перерыв начался давным-давно. Стены — головоломка из голого кирпича и осыпающейся штукатурки, на потрепанных проводах куклами-марионетками болтаются лампочки. На двух перевернутых пластиковых контейнерах для рыбы покоится телевизор.

Он не предложил им располагаться и чувствовать себя как дома.

Мария выдавила улыбку:

— Косметический ремонт, да, Джо?

— Да вот, начал тут… — Звук собственного голоса показался ему странным, как звук изъеденного ржавчиной мотора машины, которую не заводили годами: скрежещущим и хриплым.

— Знакомься, это Фрэнсис Шарки, — представила Мария своего спутника. — Он мой… коллега.

Мужчина улыбнулся и протянул руку для рукопожатия. Донован посмотрел на него и кивнул.

Мария развернулась, похлопала себя по бокам, подула в сложенные ладоши. Донован в недоумении наблюдал за ней.

— Я включу отопление, — наконец догадался он.

Он подошел к газовому калориферу в углу, зажег спичку, поднес к горелке. Сначала раздалось шипение, потом загорелся огонь. Он повернулся к непрошеным гостям:

— Что вас ко мне привело?

Мария подошла к нему, взглянула на импровизированный кофейный столик из подсобного материала, увидела рядом пустую бутылку из-под виски, потом заметила револьвер и посмотрела на Донована с некоторой опаской.

Черты его лица тут же приобрели жесткость. Глаза стали одновременно горячими, как лава, и холодными, как камень.

— Зачем ты приехала?

Она теперь смотрела на него испуганно, как будто вступала на зыбучие пески, готовые в любую секунду ее поглотить.

— Ты помнишь Гэри Майерса?

Донован кивнул.

— Он исчез.

Донован пожал плечами:

—

И что?

— Он работал над статьей. У него была назначена встреча с человеком, который собирался что-то ему сообщить. Мы не знаем, что именно, но нечто чрезвычайно важное. Под строжайшим секретом. Ты же помнишь, как он работал: никогда никому ни о чем не говорит, пока не подготовит весь материал. А потом — раз! — и выходит очередная статья о журналистском расследовании. Обычное дело. Наша торговая марка.

Донован продолжал молчать. Мария почувствовала неловкость.

— Позволишь присесть? — спросила она.

Донован неопределенно пожал плечами, показал на диван. Мария села.

— Гм…

Они оба повернулись в сторону двери. Шарки стоял и улыбался.

— Есть у вас туалет?

Донован объяснил, куда идти. Шарки шумно зашагал через строительный мусор.

Донован бросил взгляд в окно. На него смотрело его собственное отражение, за которым размытыми пятнами угадывались серость пустынного побережья, утесы и сердитые волны Северного моря. Он увидел нечесаные длинные седеющие волосы, почти свалявшиеся в неопрятные сосульки, торчащую клочьями бороду, дикий взгляд ввалившихся глаз с темными кругами. На нем старые драные джинсы, ветхий джемпер. Он посмотрел на Марию, такую свежую, чистую, яркую, и попробовал взглянуть на себя ее глазами. Да он не просто слетел с катушек — он опустился.

Он подошел к дивану, сел рядом.

— Так о чем ты говорила?

Она невольно отшатнулась. Ничего удивительного, подумал он, от него несет перегаром и немытым телом. Он почти ощутил уколы совести.

— Гэри Майерс, — сказала она, взяв себя в руки, — пропал. Вместе с человеком, с которым встречался.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Дело в том, что нам вчера позвонили.

— Кому — нам?

— В приемную «Геральд». Голос сказал, что имеется информация о Гэри. Сказал, сколько эта информация стоит. А также о том, что сообщит ее только одному человеку.

— Кому?

— Тебе.

Донован был готов рассмеяться.

— Мне? Он что — начитался старых газет?

— Вряд ли, — улыбнулась Мария. — Слишком юн.

— Что ты хочешь сказать?

— По голосу подросток. Кажется, темнокожий.

Донован усмехнулся. Мышцы напряглись и странно растянулись — давно забытое ощущение.

— Темнокожий, говоришь?

— Ты ведь знаешь, что я имею в виду, — покраснела Мария. — Дитя городских трущоб.

Донован кивнул:

— Понятно.

— Короче, парнишка поклялся, что не врет. У него есть кое-что, и он может это нам продать, но дело иметь желает только с тобой.

— Почему именно со мной?

Мария вздохнула:

— Мы и сами не поняли. Вероятно, его информация имеет какое-то отношение к тебе. Бог знает, что это может быть.

— Считаешь, это заслуживает внимания? Вдруг утка? В полицию звонили?

— Мы вообще-то… сначала так и хотели сделать. А потом передумали. Решили повременить. Пока нет оснований предполагать, что совершено преступление. Возможно, Гэри сейчас работает над материалом, который пока не может нам показать. Ты же знаешь, как это делается.