Хульда-хромоножка
Шрифт:
(к Тордис)
Не так, как прежде. Не хотела б вовсе
Она хромать. Но так болит лодыжка,
Когда нога касается земли,
Что, кажется, невольный крик страданья
Сдержать невмоготу.
Хульда
Еще не спите?
Хальгерд
Мы толковали о твоем супруге,
Как ты о нем тоскуешь, — и о разном.
Хульда
Спасибо за участье. Сожалею,
Что ты из-за него лишилась
Вам лучше бы скорее лечь в постели.
Старая Гудрун
Кто это — в черном?
Тордис
(подойдя к ней)
Да ведь это Хульда.
Гудрун
Кто? Хромоножка?
Хульда
(к Тордис)
Уходи же, Тордис!
Уже давно пора бы спать старухе!
Тордис
Пойдем-ка, бабушка. Пора идти.
Гудрун
Я посидеть хочу!
Тордис
Нам спать пора.
Гудрун
Но я совсем не утомилась.
Тордис
Хульда
Ложиться нам велела.
Гудрун
(сразу начинает собираться)
Ну, пойдем!
(Идет.)
Чего мне спать?
(Останавливается.)
Она тут за меня
Неплохо спит.
(Идет.)
Неплохо, я-то знаю!
(Останавливается у двери.)
Остерегись!
(Идет.)
Я… Не хочу я спать!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Хульда, Хальгерд.
Хульда
А ты?
Хальгерд
Сейчас.
Хульда
Чего еще ты ждешь?
Хальгерд
Я никого не жду.
Хульда
Вот и тебя
Никто не ждет…
Тебе понятно, Хальгерд?
Хальгерд
Да, понимаю!
Хульда
И, если ты уходишь, будет лучше
Тебе и в свой покой не заходить,
И сени миновать… и двор; подальше
Уйти куда-нибудь от Хустадгорда.
Хальгерд
Да, понимаю!
Хульда
Тот, кто желал, чтоб ты здесь оставалась,
Ушел отсюда нынче... а известно,
Что мне ты не особенно нужна.
Хальгерд
Да, понимаю!
Хульда
Так, верно, понимаешь ты и это:
Пускай судачат люди, негодуя;
Я буду жить, как мне угодно, буду
Жить так, как захочу! Спокойной ночи!
Хальгерд
Спокойной ночи!
(Выходя, оборачивается и медленно входит в комнату, в которую ушел Аслак.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Хульда (некоторое время, не двигаясь, глядит ей вслед)
Он не войдет, пока горит свеча.
(Гасит свет и выходит вперед.)
Мне целый мир таким казался тесным,
Что даже места в нем не находилось
Для молчаливых помыслов моих,—
Его заполонили эти люди.
А ныне, вдруг, — или свершилось чудо, —
Он сделался внезапно беспредельным,
Раздвинулся, таким огромным стал,
Что сердце замирает! Но отныне
На всей земле едва хватает места
Для одного-единственного. Только
Для одного. И все ему помеха.
(Тихо.)
Бывало, говорить могла я с ними,
Я слышала их шепот...
(С волненьем.)
Но сегодня,
Будь голос каждого, как трубный глас,
Его я не смогла бы услыхать.
(Нежно.)
Не диво ли? И этот лес, и горы —
Их словно наделили даром речи,
И голос плодоносных этих нив,
Приветливый и счастьем напоенный,
Беседует со мной... и внятен мне.
(Садится, чуть слышно.)
Недавно я сидела здесь, и темень
Наваливалась на меня, зловеще
Пришептывая что-то…
(Медленно.)
И народ,
И двор, и память этих страшных дней
Меня пугали.
(Громко.)
А теперь сижу я
На том же месте, где в душе искрилась
Когда-то радость, где ее огонь
Пылал, все выше поднимаясь к небу,
И, крепко стиснув грудь свою руками,
Уже молчу, уже мои глаза,
Светящиеся радостью нежданной,
Уставшие от блеска и сиянья,
Не выжмут ни слезинки. В первый раз
За четверть века выплакалась я.
(Рыдает, откинувшись на кресла; тихо и ласково.)
Иди ко мне! Зачем ты медлишь, Эйольф?
Уже туман покрыл вершины гор
Серебряным покровом, и сова
Давно уже вопит в бору сосновом.
Недолго ждать, пока цветы покроет
Роса, и, чашечки свои раскрыв,
Они воспоминаньям предадутся
О благодатных снах минувшей ночи.
(Приподнимаясь, говорит все громче.)
Иди, не заставляй так долго ждать.
Мне жаль утратить и одно мгновенье.
Я двадцать пять печальных лет ждала
Тебя, мой Эйольф!
(Встает, говорит быстро, с опаской.)
Ну, иди, иди же!
Ты знаешь, — обо всем забыть должна я