ХУШ. Роман одной недели
Шрифт:
– Что с тобой? – спросил Курт, когда я вылетел из туалета без пальто. Пальто этот козел сорвал с меня, когда я, отпихнув его, все-таки побежал, высвобождая руки из рукавов.
– Там сейчас на меня напал старый педик, помнишь, я тебе рассказывал? Он набросился на меня со спины.
– Что, изнасиловал? – заулыбался Курт.
– Да пошел ты!
– Ладно, не дрейфь. Давай проучим эту суку, – предложил Курт. – Я давно сам хотел его вздрючить. Иди и скажи этому педику, что ты согласен за деньги. Но только не здесь. Помнишь, за углом есть заброшенный дом с тремя подъездами?
– Ага, – кивнул я, еще не зная, соглашаться ли на план Курта. Было противно даже смотреть на этого козла.
– Давай, иди, замани
Было уже поздно, и я позвал педика. Сказал, что согласен за триста рублей. Но не здесь.
– А где, мой мальчик?
– Есть здесь одно укромное местечко!
Когда мы зашли в глухой подъезд, у меня все внутри съежилось: а вдруг ребята еще не пришли или перепутали подъезд? Или я перепутал. Эти секунды тянулись невообразимо долго. Сердце мое бешено стучало, пока я стоял напротив улыбающегося старика. Когда мы входили, педик поддерживал меня под руку, а потом развернул лицом к себе и расстегнул ширинку – мол, давай начинай.
И тут за спиной старого пидора я увидел скользнувшую тень. Она показалась из-за приоткрытой двери, а потом я увидел и лицо Курта. Неожиданно его рука поднялась и кирпичом ударила старика по голове. Как по взмаху волшебной палочки, из подвала и с верхних пролетов налетели пацаны и начали пинать упавшего в живот и в лицо.
Меня тоже охватил жуткий восторг, я тоже пинал и пинал этого урода, утоляя голод обиды. Я не хотел дотрагиваться до него руками и никак не мог остановиться. Восторг от чувства собственной силы захлестнул меня с головой. А когда Курт сказал: «Давай снимай с него штаны, поможем ему справить его потребности», – я вместе с другими пацанами стащил с него брюки, благо ремень и ширинка были уже расстегнуты, а заодно и лакированные ботинки. В следующую секунду из трусов вывалился сморчок на катамаране. Курт нагнулся и резким движением бритвы-опаски надрезал мошонку. Кровь брызнула на стены. Сквозь разбитое лицо, точнее, не лицо, а одно сплошное месиво кровавых мясных губ, вырвался стон боли.
Мы оставили умирать этого козла прямо в заброшенном доме. Спустили только за ноги в подвал. Ни подняться, ни позвать на помощь он не мог. В каком-то экстазе мы пошли дальше по улице, что-то выкрикивая и замахиваясь на все, что попадалось на пути. Одни швыряли камни, другие слова, вспоминая недавнее действо и хвастаясь друг перед другом мрачными подвигами.
– А я его в печень! – кричал Вася.
– А я!!! А я!!!
Я тоже был в эйфории. Вскоре мы вышли в парк, где уже ничто не могло помешать выражению нашего восторга и где мы встретили одного бомжа. Он сидел за бетонной колонной коллектора, спустив штаны. Сначала мы думали, что он опорожняется, но потом заметили, что, глядя на совокупляющихся собак, он натирал своей затвердевшей наждачной пятерней шкурку члена. Его ладонь бешено ходила вверх и вниз, пытаясь высечь искру. Вот они – рука, член и страсть – вечный двигатель и безграничный резервуар человеческой энергии. Что еще нужно для счастья?
– Ату его! – крикнул Курт. – Истребим эту мерзость!
Все с ревом кинулись на бомжа, а тот, завидев приближающуюся озверевшую толпу, путаясь в штанах, пытался убежать с места преступления. Но против молодых и стремительных пацанов у него не было никаких шансов.
Беззащитного пьяного бомжа со спущенными штанами догнали в дубовом молодняке. Кто-то в прыжке бросился ему на спину и повалил на землю. Кто-то сразу обрушил сто восьмому на голову дубины своих тумаков.
– Режь ему мошонку сразу! – крикнул Вася Курту. – Полюбуемся, как он мучается…
И тут на меня нашло отрезвление.
– Вы что делаете? – заорал я. – Вы что, хотите убить ни в чем не виноватого безобидного человека?
Но было уже поздно.
– Какой он человек! – оттолкнул меня Курт. – Посмотри
– Он мешает нам работать, – убеждали меня другие, пиная окровавленного бомжа. – Мы санитары леса. Мы очистим землю от этой заразы.
Они вели себя, как фашисты. Мне было ужасно стыдно, стыдно за радость и восторг, который я испытал, набрасываясь на бомжа. И еще меня охватил ужас от того, что я испытывал эту радость. Два сменивших друг друга в течение каких-то секунд чувства. «Неужели во мне живут два человека, – впервые закралось у меня тогда подозрение, – один человек инстинкта со звериным лицом, а другой, стремящийся к справедливости и правде?» И вот теперь этому второму стало стыдно глядеть на забитого и беспомощного человека со спущенными штанами и надрезанной мошонкой.
Я как мог, пытался убедить ребят, что так поступать нельзя, что эти несчастные бомжи ни в чем не виноваты, что многих может поджидать такая участь.
Но мог ли я убедить их в том? Дикие, необузданные мальчишки, заключившие меж собой негласный договор. Высшей ценностью у них была дружба до гроба без предательства и доблесть в добыче пищи. Культом у них являлись огонь и тепло. Их идолом была теплотрасса.
– Эти старики собирают наши бутылки и занимают наши точки, – рассудительно пояснял, оправдывая себя, Василий. – После них так воняет, что в этом месте уже невозможно поесть. Они наши конкуренты. А на свободе, как в лесу, конкурент конкуренту враг.
– Ладно, успокойся, – хлопнул меня по плечу Курт. – В конце концов этот старик и так бы скоро коньки отбросил, а мы ему всего лишь помогли.
– И многих вы так обрезали? – спросил я, глядя на мучения бомжа.
– Обрезаем впервой. А убили уже порядком. Потом либо сжигали, либо закапывали. Нам за это даже деньги приплачивают.
– Кто?
– Да есть тут одни. Из тех, кто на бездомных кошек и собак охотится.
Глава 3
Прожект инженера Жарова
Вскоре, впрочем, жизнь Юсуфа разнообразилась. Ему надоело просто дежурить у ворот и убирать конское дерьмо и небесные экскременты в виде снега и дождя. Потому что надоело гулять и рассматривать Питер без гроша в кармане. Хотелось леденцов «Ландрин» или еще какого монпансье. Хотелось прокатиться на трамвае и откушать сдобную булку с желудевым кофе. А чтобы заработать чаевые, нужно разносить дрова и воду.
К тому же право проникновения в чужие квартиры теперь само по себе не удовлетворяло Юсуфа. Изучение жильцов и расположения комнат вызывало лишь раздражение и желание жить, как люди. В силу того, что появлялись все новые изобретения, такие, как лампа, телефон и водопровод, традиционная нищета переживалась теперь Юсуфом как глубокая ущербность. Ему самому захотелось чего-то большего, чем сундук за ширмой. Какого-нибудь развлечения, что ли, вроде этих забавных игрушек, или хотя бы карманных денег на аттракционы в Александровском саду, или на билет в цирк «Чизонелли», или в синематограф «Пикадилли».
И поэтому Юсуф старался, гнул спину больше других. Он уже заработал право быть полноправным членом артели, и ему стали поручать разносить дрова и воду по квартирам жильцов.
С какой завистью Юсуф смотрел на те дома, где были лифты и телефоны, водопровод и центральное отопление! В таких домах нового типа дворники не разносили воду и могли связаться с жильцами в случае надобности через коммутатор телефонной подстанции. Они не гнули спину и, если что, взлетали вверх на лифте. И чаевые получали поприличнее, потому что жилье в таких домах стоило дороже, плюс еще жильцами оплачивались услуги лифтеров и телефонистов. Один только лифт обходился в два целковых. А значит, и жильцы были на порядок состоятельней.