Хутор Дикий
Шрифт:
Что бы означало, это “недорого”, так не характерное для Гавриленко? Обычная рекламная уловка для привлечения покупателей или что-то еще? Михаил сам удивлялся своей подозрительности. Еще бы! Пошел последний день обещанного срока, а результата нет…
Гавриленко долго не открывал дверь. Михаил видел его лицо в окне сразу, как только они подъехали, потом еще раз… Наконец, заскрипел засов и с громким рипом открылась дверь. Гавриленко вышел во двор. Он был одет в плащ, на голове фуражка. Едва кивнул на приветствие
– Вы мне не сказали, что Алевтина Петровна приходила второй раз.
– Ну?!
– Расскажите все подробно!
– Незачем!
– Я следователь прокуратуры, а не любопытная соседка. Если спрашиваю, значит есть причина!
Гавриленко не ответил, только повел плечами. Лицо его было необычно бледным.
Михаила насторожило и разозлило это упрямство и он задал следующий вопрос:
– Где живет сейчас ваша бывшая жена?
– Вспомнила бабка, как девкой была! Зачем?
– Нам нужно знать из-за чего вы развелись с женой.
– Чего вы хотите?! Чего вы тяните?! Ну, я ее убил…
– Кого? – от неожиданности спросил Михаил
– Кого, кого… Даже смешно!
– Алевтину?! Но за что?!
– Редкая была зануда!
Михаил, наконец, пришел в себя:
– Мы приехали за вами, садитесь в машину!
– А как же хозяйство… дом.
– Заедем к вашему брату, родственники присмотрят…
– Можно запереть дом? – почему-то робко спросил Гавриленко.
– Нужно! – ответил Михаил и, чтобы не было эксцессов, сделал это сам, а ключ вручил Гавриленко.
По дороге к брату Гавриленко сидел, локти на коленях и сжав голову руками, и не то пел, не то молился тихим невнятным речитативом, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.
В дом брату они отпустили его самого.
– Не сбежит? – заволновался Саня.
– Если не сбежал до сих пор, то не сбежит…
– Или себе, чего сделает?!
– Ответ смотри выше, – попытался шутить Михаил.
На всякий случай он вышел из машины и приблизился к калитке.
Он не исключал вариант, что убийцей мог оказаться Гавриленко, но всегда эту версию ставил чуть ли не на последнее место из-за неясных мотивов. Трахает своих коз? Так он понял, что весь хутор давно об этом знает. Неужели Алевтина его случайно застукала? Как это произошло? Почему такая реакция?!
Гавриленко вышел из дома и направился к машине. Смятое белое полотно лица его брата в окне почему-то неприятно поразило Михаила. Похоже на лицо смерти…
Глава 11. Частное определение до суда
Михаил сразу доложил Сафонову о задержании Гавриленко и в его присутствии прямо в его кабинете провел первый допрос. Гавриленко сознался в том, как это произошло, но упорно отказывался разъяснить мотивы.
Он отказал Алевтине продать молоко второй раз, та его оскорбила и ушла. Им овладел сильный приступ гнева, выскочил на улицу, в чем был дома, схватил палку,
Когда Гавриленко подписал протокол допроса, он настоял, чтобы было еще его заявление о добровольном признании, и его отправили в следственный изолятор, Сафонов спросил Михаила:
– Удивлен, что вы не возражали против заявления. Это как бы обесценивает ваши лавры.
– Нужно только мечтать, чтобы все преступники по делам, которыми мне придется заниматься, писали такие заявления…
– Есть тут и оборотная сторона медали: возможность сговора следователя с подследственным, ведь такое заявление обычно смягчает наказание…
ѕ До его признания, не боюсь в этом сознаться, я имел весьма смутные подозрения на его счет… До сих пор мне не ясны мотивы, и вы были свидетелем, что он упорно не хочет об этом говорить…
– Не так уж это важно, преступление раскрыто… Однако я хочу вернуться к тому с чего начал. Вас могут обвинить, что заявление о добровольном признании вы разрешили не бескорыстно…
– А-а-а, вот вы о чем?! На юридическом языке это называется даже не версия, а домысел. Сплетен я не боюсь!
– Я должен заботиться о репутации прокуратуры!
– Вы располагаете фактами или эта идея у вас возникла только сейчас, чтобы надеть на меня узду, – не выдержал Михаил.
– Фактов у меня еще нет, но могут появиться…
– Когда появятся, я к вашим услугам!
– Ну, ваше желание или нежелание в таком случае значения иметь не будет!
– Я могу быть свободным? – только и осталось спросить Михаилу. – Завтра я хотел бы провести следственный эксперимент, мне нужно подготовиться…
– Работайте, работайте… – Сафонов сделал вид, что углубился в бумаги.
Михаил вернулся к себе в комнату взбешенным: “Подлый шантаж! Зачем? Неужели из-за материалов на Симоненко. Суд ведь ему не грозит! Столько захапать и еще мало! Скорее всего, здесь дело принципа. Какой-то безродный Гречка вмешивается в их дела, пытается влиять на их судьбу…”.
Щуры отказались быть свидетелями при следственном эксперименте. Бубырь-старший и Марьяна Прохорова согласились только после уговоров. Их нежелание присутствовать, когда убийца будет воспроизводить сцены преступления, было естественным.
Однако зрителей набралось порядочно и Михаилу с помощью двух милиционеров пришлось держать их подальше. Оператор с кинокамерой был приглашен из города. Один из сотрудников милиции изображал пострадавшую.
Сцена ссоры в доме ничего нового не дала, чувствовалась какая-то натяжка. Все повторялось, как в первый приход Алевтины. На улице, рядом с домом Щуров, после показа первого удара, Гавриленко вдруг неожиданно уставился в окна дома Щуров и кому-то пригрозил кулаком. Михаил проследил его взгляд и увидел как лицо Прасковьи отпрянуло от окна.