Хутор Дикий
Шрифт:
– И сколько же это получается?
– Подробности прочитаете в моем заключении. Могу сказать только, что это гораздо больше, чем долги колхоза по зарплате… Больше сказать не могу, пока Сафонов не подпишет официальный ответ.
– Что же нам делать? Где найти на него управу?
– Вы можете сменить председателя и правление… Юридическую консультацию вам обещаю, но только никакой самодеятельности! Его адвокаты раздуют любой ваш промах… И читайте Устав колхоза, пора вам знать ваши права!
– Постараемся! Обещаем… Другого пути, получается, нет…, – заговорили
За обедом Михаил рассказал Анастасии о делегации.
– Ты думаешь, это реально, сменить все руководство колхоза?!
– Еще год или два назад я бы сказал, нереально! Но времена постепенно меняются…
– У меня почему-то плохие предчувствия на этот счет. Не советую тебе влезать в это дело… Это будет за счет твоего личного времени, значит за счет нас с Ниночкой.
– Запрещенный прием! Ты считаешь, что я уделяю вам мало внимания?!
– Я этого не говорила! Но хочется больше…
– Может быть, мне этого хочется больше, чем тебе! – Михаил почувствовал прилив раздражения. – Давай помолчим…
Он уставился в телевизор. Как раз началась молодежная программа. Телерепортер с микрофоном приставала к молодым прохожим на улице областного центра с дурацкими вопросами. Раздражало то, что вопросы были очень многословными, скорее выступлениями самой репортерши. Даже здесь дома в спокойной обстановке тирады, сыплющиеся скороговоркой, трудно было понять и запомнить. Смущенный прохожий успевал сказать два-три слова, после чего репортерша опять перебивала его своим комментарием-вопросом.
В памяти Михаила не осталось бы никакого следа от передачи, кроме досады, если бы не комичный эпизод в конце. Смешно было и то, что авторы передачи не заметили этого комизма, а фрагмент украсил бы выступление самого Задорнова.
Репортерша остановила двух девушек, одетых как близняшки в одинаковые огромные лисьи капоры, короткие, выше колен, искусственные шубки под леопарда. Ноги в черных лосинах, торчали из шубок, а на ногах еще невысокие сапоги с опушкой. Одна – большого роста толстушка, другая – форменный заморыш на голову ниже.
Как только репортерша узнала, что им по пятнадцать лет и учатся в ПТУ, она выстрелила длинным потоком, где были перемешаны проблемы профессионального образования, эротического воспитания, молодежного телевидения, свободного времени, общежитейского быта и еще, кажется, спорта. Девицы ошалели перед телекамерой, да еще под градом непонятных вопросов. Они таращились то в камеру, то друг на друга и непрерывно повторяли почти в голос при малейшей паузе репортерши: “Мало еротыкы, мало еротыкы…”. Они так и говорили, с сильным украинским акцентом. Видно деревенские девочки. Наконец репортерша от них отстала, а оператор почему-то долго сопровождал их уход вдаль по улице: две нелепые фигурки, напоминающие сначала рыжих стриженых пуделей: из мехового треугольника торчат ноги с опушкой, – потом издалека, двух серых крыс…
Началась другая передача, а в ушах Михаила звучало: “Мало еротыкы, мало еротыкы…”. Вспомнилось, что на хуторе как раз в эротических вопросах полный дисбаланс.
Могла Алевтина, например, застукать Антона с какой-нибудь такой, что огласка была для него была смерти подобна?! Допустим, с Евгенией. Наука наукой, а природа требует свое! Может быть, в список включить и Бубыря-старшего? Этот тоже мог подгулять и бояться огласки. Алиби у него нет. А “донжуанистый” Музыченко, чем не вариант?! Мог завернуть в дом к той же Евгении, на хуторе его знали – бывал там не один раз и познакомился…
Вечером Михаил поднялся в библиотеку с намерением еще раз прослушать записи и начертить прямо на плане хутора схему перемещения Алевтины с расчетом времени.
Первый вопрос, который почему-то у него возник: откуда начинать, с первого момента или последнего? Но это было методически неверно. Нужно начинать с точки, которая наиболее достоверно определена во времени и пространстве.
Такая точка определена в показаниях дачника: место – калитка двора Алевтины, время – четырнадцать часов плюс-минус пять минут. Михаил нанес отметку на план хутора и задумался… Где следующая? Двор Бубырей или дом Гавриленко?
Если двор Бубырей, то не могла она потратить полчаса на тридцать метров. Если дом Гавриленко, то к чему прилепить сетования Алевтины на плохую погоду и необходимость идти к Виктору?! Или это домысел жены Бубыря, или Алевтина пошла к Гавриленко второй раз, решившись ради любимой внучки заплатить за молоко по требуемой Гавриленко цене?
Почему приврала жена Бубыря?! Почему Гавриленко скрыл второе посещение Алевтины?! Михаил прослушал еще раз запись беседы с Гавриленко…
Ничего Гавриленко не скрывал! Такого вопроса не было, значит, и не было ответа. Нужно будет задать!
В понедельник, как только законченный еще в пятницу отчет по расследованию жалобы на Симоненко попал на стол Сафонову, Михаил с ведома начальника выехал на хутор. Сафонов его не остановил, значит, будет читать отчет без него. Обычно районный прокурор любил изучать пухлые документы в присутствии их авторов, чтобы не тратить время на письменные замечания и получать разъяснения сразу же. К чему бы это?!
Погода последнюю неделю была без дождей, и дорога на хутор стала проезжей, поэтому Михаил попросил Саню подкатить зеленый “газик” прямо к воротам Гавриленко. Перед выездом он звонил на работу Гавриленко и узнал, что тому заступать на дежурство только через сутки. Сворачивая с трассы на дорогу к хутору, они прочитали на столбе навеса, здесь жители хутора прятались от непогоды в ожидании попутных автобусов, любопытное объявление: “Продаются козы и козлята. Недорого. Хутор Дикий, спросить Виктора”.