ХВ Дело № 3
Шрифт:
— Ну, это-то как раз самое простое. — заявил я преувеличенно бодро. — Помнишь, он говорил, что для генерации потока нейротической энергии понадобятся усилия всех шестерых, включая и тебя?
О том, что появление Нины, о котором я уже успел узнать, показалось мне куда более зловещим знаком, я решил пока умолчать.
Елена, чуть помедлив, кивнула. Похоже, моя показная уверенность её не убедила.
— Что ж, возможно, ты и прав. А сейчас — давай прогуляемся немного по берегу, хорошо? У меня к тебе ещё несколько вопросов. Например — как вы собираетесь…
Я вздохнул и поплёлся за ней следом.
VIII
Самолёт с Бокием и Блюмкиным на борту приводнился прямо на Сейдозере, чтобы не терять времени на пешие переходы от базового лагеря до «рабочего», как члены экспедиции называли теперь между собой лабораторный барак и окружающие его палатки возле скалы со «стариком Куйвой». Задержка всё же случилась — примерно на сутки, в течение которых прибывшему начальству поставили отдельный командирский шатёр, продемонстрировали аппаратуру решётчатую башню — фоне каменной стены со хтоническим угольно-чёрным силуэтом высотой с Исаакиевский собор она выглядела не такой уж большой. Начальник Спецотдела выразил желание подняться на верхнюю площадку сооружения по узкой винтовой лестнице — и примерно четверть часа обозревал оттуда окрестности, выслушивая пояснения сопровождавшего его Барченко по поводу предстоящего эксперимента. После чего они отужинали в штабной палатке в обществе Гоппиуса, и Бокий отправился к себе — судя по потрёпанному виду и тёмными кругами под глазами, последние несколько суток дались ему нелегко. Мы с Еленой весь вечер наблюдали за этими перемещениями, сменяя друг друга — и успели заметить, что Блюмкина и прибывших вместе с ним врача и фельдшера разместили в палатке рядом с шатром Бокия. К нашему удивлению, ни возле этой палатки, ни возле апартаментов чекиста охраны не выставили. Видимо, в этом медвежьем углу, в окружении учёных и пограничников, Бокий полагал себя в полной безопасности.
Что ж, скоро ему придётся об этом пожалеть.
— Что, прямо так взял и вызвал к себе? — спросил я.
Елена пожала плечами.
Не забывай, я являюсь сотрудницей ОГПУ, даже корочки имеются. И не внештатной, между прочим, как некоторые!
Тут уж я не смог удержаться.
— Значит, товарищу Бокию срочно понадобилась помощь психолога? А что, самое оно! Снять нервное напряжение в общество красивой, незакомплексованной женщи… ой!
— Ещё услышу подобные пошлости — не так взвоешь! — посулила она. — К твоему сведению, я всё ещё считаюсь осведомителем, приставленным к Барченко для тайного наблюдения за его проектом. Вот Бокий и решил расспросить меня лично. Для полноты впечатлений, так сказать…
— А я думал, это он тебя ко мне приставил, чтобы наблюдать за моей загадочной особой. А заодно — Агранов, чтобы наблюдать за затеями самого Бокия. Ты, дорогая моя, сама-то ещё не запуталась в этих раскладах?
— Не дождёшься. — она продемонстрировала типичную улыбку роковой женщины. — но, Барченко, конечно, знает, что я шпионю за ним. Но это уже не имеет значения, так ведь?
— Что верно, то верно. — согласился я. — Всё так или иначе, решится в ближайшие дни. Либо Бокий и его шайка встанут к стенке, либо они сначала успеют прихлопнуть нас. А потом всё равно встанут к стенке, потому как у Агранова у них достаточно компромата, чтобы разделаться с тремя членами коллегии ОГПУ, а заодно с несколькими командармами — или кто там сейчасКорк с Петерсоном?
— Петерсон — не помню, кажется, дивизионный интендант, аКорк комкор. Командарм — слишком даже для командующего войсками Московского округа, не говоря уж о каком-то там коменданте Кремля.
— Шутишь, да?
Я ухмыльнулся. Уж кого-кого, а кремлёвского коменданта никак не стоило называть «каким-то там». Бывший латышский стрелок, начальник «особого поезда» Льва Троцкого, участник разгрома Врангеля в любом случае, был фигурой, с которой стоит считаться.
— Впрочем, пёс с ними, у расстрельной стенки все равны, хоть комбриги, хоть комкоры, хоть даже маршалы. С Бокием-то что будем делать? Влезет ведь в самый неподходящий момент и поломает всю игру. Я-то рассчитывал пригрозить Гоппиусу стволом и перехватить управление установкой, как это сделал Блюмкин в его московской лаборатории...
— Да, Глеб Иванович — это тебе не Гоппиус, «Браунингом» его не запугаешь. — согласилась Елена. — Ну, ничего, у меня другое средство имеется, проверенное.
И продемонстрировала стеклянный пузырёк со знакомыми белыми шариками.
— Для верности — две штуки. Он проспит всю ночь и утро. Даже если его сумеют разбудить, дикая головная боль гарантирована, и вы с Марком сможете сработать без помех.
— А ты уверена, что Барченко не отложит опыт, если Бокий не появится в лаборатории?
— Скорее уж, Александр Васильевич сделает это, если вы двое опоздаете. Из кое-каких его оговорок я поняла, что он сам не рад присутствию Бокия и воспользуется любым поводом, чтобы обойтись без его опеки.
— Хм… пожалуй. — Я кивнул. — Гоппиус тоже дал понять, что не московского гостя ничего хорошего.
Пузырёк скрылся за отворотом рукава её блузки.
— В любом случае, счёт у вас пойдёт на минуты. Малейший срыв — и нам всем конец.
— Ну, это мы, как говорят в Одессе, будем поглядеть…
— Тогда я пошла?
Вопрос прозвучал самую чуточку по-детски — словно пятиклассница, сделав заданные уроки на завтра, просит позволения у мамы пойти поиграть с подружками.
— Иди, и за нас с Марком не беспокойся. Помни, твоё дело завтра — отвлекать Барченко, а уж мы сделаем всё, как надо.
И улыбнулся, стараясь выглядеть увереннее. Больше ведь её некому приободрить, так?
…Кто бы меня самого приободрил…
Утро началось рано, в половину шестого. Вряд ли многие в лагере крепко спали этой ночью — нервы у всех были на взводе в ожидании пробного пуска установки. Я вышел из палатки при полном параде, чего со мной не случалось ни разу за всё время экспедиции: выглаженная с вечера юнгштурмовка, коммунарский кепи с красной звёздочкой, шоферские бриджи с кожаными леями. На ногах — ботинки, к которым прилагались жёсткие, негнущиеся краги — и то, и другое остатки былой роскоши, привезённые из Германии. На боку в деревянной коробке висел верный «Браунинг» — проходя по лагерю, я ловил на себе недоумённые взгляды. Ничего, друзья-товарищи, коллеги, переживёте. Имею полное право, как здесь принято говорить.
Марк с Татьяной дожидались меня возле барака-лаборатории, куда к половине седьмого утра подтягивалось всё население лагеря — Гоппиус ещё вчера объявил, что пробное включение установки состоится в восемь-тридцать, вот люди и торопились занять лучшие места, а пока — негромко переговаривались, делясь ожиданиями. Барченко пока не было. Елена тоже отсутствовала — ещё вчера мы договорились, что она с самого раннего утра постарается держаться возле начальника экспедиции. Ожидаемо не было Бокия — похоже, шарики всё же подействовали! Гоппиус же, похоже, вовсе не покидал на ночь лабораторию, устраняя последние огрехи.
. Мои друзья снарядились для решающего дня примерно так же, как и я — с той лишь разницей, что у девушки вместе форменных коммунарских полугалифе была юбка из тёмной шерсти, да «Кольты» свои они не стали нацеплять на ремни, а благоразумно рассовали по карманам, благо, размер позволял.
На правах доверенного помощника Гоппиуса я прошёл внутрь. В лаборатории, кроме Евгения Евгеньевича было ещё двое его ассистентов — судя по красным глазам, ни один из троих ночью не покидал лабораторию, а если и урвал часок-другой сна — то прямо здесь, на брошенном прямо на пол в углу матраце. Гоппиус недовольно уставился на мой «Браунинг», покачал головой и хотел что-то сказать — но в последний момент передумал и смолчал.