ХВ Дело № 3
Шрифт:
— А если не пройдёт?
— Тогда нам будет уже на всё наплевать.
— Прошу вас, барышня… — пророкотал Барченко. То ли от волнения, то ли от крайней усталости — насколько мне было известно, он не спал, по крайней мере, две последние ночи — голос Барченко звучал ниже обычного. Нина, чья кожа в тусклом свете электрических лампочек выглядело мертвенно-бледной с зеленоватым оттенком, а чёрные круги вокруг глаз занимали, казалось, половину лица, создавая жутковатое впечатление только что выкопанного из могилы трупа, послушно опустилась на лабораторное кресло.
— Почему именно Шевчук, Александр Васильевич? — спросил Гоппиус. По-моему, его трясло. — Я полагал… я, кажется, докладывал, что наилучшие показатели в плане концентрации энергии демонстрирует Давыдов?
Это была чистая правда: в течение недели Евгений Евгеньевич собирал будущих «доноров» (его собственное выражение!) в лаборатории — группами по два, три человека, а то и всех шестерых — и тщательно замерял уровни нейроэнергетического потока. А поскольку я, на правах доверенного помощника, помогал ему обрабатывать и фиксировать данные, то знал, что самые оптимистические показатели он получил, когда в кресле находилась именно моя скромная персона. По замыслу Гоппиуса я должен был сконцентрировать на себе нейроэнергию всей шестёрки, а дальше за дело возьмётся установка. Приборы обработают и промодулируют поток и с помощью башни (так и хотелось ввернуть — «башни-излучателя»!) направят его в заранее выбранную точку скальной стены, располагающуюся точно над найденной Татьяной каменистой осыпью — той самой, на которую так бурно реагировал в своё время Алкаш. Сейчас пёс дожидался девушку за дверьми лаборатории и, судя по то и дело доносящемуся снаружи тревожному тявканью, изрядно волновался. Впрочем, как и все остальные.
— Я помню, Евгений Евгеньевич. — ответил Барченко. — И собирался последовать вашим рекомендациям, но тут открылись некоторые обстоятельства. Дело в том, что мне удалось, наконец, правильно истолковать одну место в Книге Порога, над которым мы работали с Карасём, когда он пропал. И помог мне, представьте, вот этот господин — у него, оказывается, тоже имеются соответствующие способности, хотя и не так ярко выраженные!
— Но мы сначала должны хорошенько изучить её нейроэнергетическую ауру… — Гоппиус смотрел на своего патрона поверх очков, отчего взгляд его сделался беспомощным. — Нельзя же вот так, с ходу, похерить все результаты исследований!
— Можно! — рыкнул Барченко. — Указания, содержащиеся в Книге, не допускают иного толкования. Проводником потока энергии должен быть человек именно с такими, как у Шевчук, способностями! Нам невероятно повезло, что она попала в группу — иначе все усилия пропали бы даром, а мы так и не поняли бы, в чём ошиблись.
— И давно вы это выяснили? — спросил Гоппиус. Он уже сдался под неистовым напором своего шефа, но дотошность исследователя всё же требовала прояснить кое-какие детали.
— Буквально вчера, Евгений Евгеньевич. Простите, не смог поставить вас в известность, вы были заняты калибровкой аппаратуры. И если бы не мистер Кроули…
Как же, занять он был — ухмыльнулся про себя я. — Барченко просто знал, что Гоппиус упрётся рогом, и ему до смерти не хотелось устраивать склоку. Другое дело — сейчас, когда всё готово и отступать уже поздно.
— В этом гримуаре — потому что, джентльмены, ваша Книга Порога ни что иное, как гримуар, то есть книга, содержащая магические процедуры и колдовские заклинания для вызова духов или демонов — говорится, что гиперборейцы, запирая на долгие тысячелетия Порог, использовали несколько иной вид нейротической энергии… — снисходительно пояснил оккультист. Он говорил, по-английски, но и Барченко, и Гоппиус (не говоря уж о стоящих рядом со мной Елене и Мраке) прекрасно всё понимали.
— …я бы рискнул даже назвать её некротической — так что, при всём уважении, господа жидовские комиссары, вы сейчас готовитесь открыть врата в преисподнюю!
И Кроули, надменно вздёрнув подбородок, посмотрел на Гоппиуса, а потом на Марка — характерная внешность этих двоих не оставляла сомнений в их происхождении.
— Можно, я его прямо сейчас пристрелю? — шёпотом спросил Марк. Он стоял рядом со мной, держа руку в кармане галифе — и я знал, что пальцы его сжимают сейчас рукоять «Кольта».
— Остынь. Успеется.
А ведь он может, подумал я. Кроули — отъявленный нацист, а Марку из моих рассказов кое-что известно о грядущем Холокосте. Хотя, нельзя не признать, что Кроули вот именно сейчас в чём-то прав — мы все, собравшиеся здесь, сейчас готовы открыть именно что врата ада — хотя далеко не все это понимают.
…Но ведь незнание не освобождает от ответственности, не так ли?..
— Ладно, хватит дискуссий! — Барченко громко откашлялся и повернулся к нам. — Прошу вас, товарищи, подойдите к Шевчук и станьте полукругом, как можно ближе. Лучше всего взяться за руки.
Я сделал шаг вперёд и стиснул пальцы Марка. В другую ладонь мне впились острые наманикюренные коготки Елены.
— И вы, мистер Кроули тоже, если не затруднит... — Барченко посмотрел на англичанина, замершего в шаге от кресла со скрещенными на груди руками. — Мы начинаем.
IХ
Этой ночью он не ожидал флэшбэка. Всё сказано, решено, подготовлено — так зачем? У его альтер эго там, в 1930-м хватает забот, и любой неверный шаг грозит такими последствиями, что о них не хочется даже думать.
Яша долго ворочался, не в силах заснуть. Да, конечно, все эти обмены разумов сказались на почти шестидесятилетнем Симагинском теле не просто благотворно — чудодейственно, оно словно сбросило два десятка лет — если судить по первым ощущениям, вогнавшим его в панику. Но… годы выстраивают человека под определённый ритм, последовательность мелких событий, ощущений, звуков, и стоит что-то нарушить, как привычный жизненный ритм даёт сбой, и бессонница становится первым проявлением этого. Так, сегодня Яше болезненно не хватало медных звуков, издаваемых кабинетной мозеровской шайбой — часы остались в московской квартире, а каминные в замысловатом бронзовом корпусе ходики, которые отсчитывают время здесь, на даче, нужного эффекта не производили.
Впрочем, это долго не продлится. С утра он встанет, позавтракает (хотя нет, пожалуй, стоит ограничиться кружкой кофе) приведёт себя в порядок и спустится по скрипучим ступенькам в подвал-лабораторию. Там всё готово ещё с вечера — подключены разъёмы, расправлены жгуты проводов, выставлены настройки на аппаратуре и даже пыль стёрта с сиденья того самого кресла. Останется только сесть, снять с подлокотника алюминиевую полусферу, утыканную проводами, надеть на голову и произвести необходимые манипуляции на клавиатуре ноутбука, на который заведено всё управление установкой. А если что-то пойдёт не так (он не отвергал и такую возможность) Иван, дождавшись, когда он пропустит контрольный звонок, сам заедет на дачу. Это произойдёт — если, конечно, произойдёт, чего никак не хотелось бы, — только через сутки, а сейчас…